Там, где сердце (ЛП) - Уайлдер Джасинда - Страница 23

— Найл, дорогуша, ты остаешься сегодня дома, лады? У нас тут все отлично. Ты вчера здорово поработала, и, к слову, у тебя не было выходных уже... вообще никогда.

— Вы уверены, доктор Бердсли? Я могу приехать через полчаса.

— Может быть, я и старый, но умирать пока не собираюсь. Денек проскриплю.

— Если вы так уверены.

— Уверен. Теперь отдыхай. Увидимся завтра.

— Хорошо, Спасибо. И... простите. Со мной первый раз такое.

— Боюсь, это хоть раз да происходит даже с лучшими из нас. Однажды я сам на два часа опоздал на операцию.

Я смеюсь. В этом весь Амос Бердсли.

— Дайте угадаю, были на охоте?

— Найл, откуда ты все знаешь? Но ты права. Я подстрелил в тот день отличнейшего оленя, правда, потом пришлось иметь дело с вывихом колена, — слышится грудной смех, похожий на кашель — он всегда так смеется. — Так что слушайся меня, старого дурака. У меня пациенты, так что я пойду. Увидимся завтра, Найл.

— Пока, доктор Бердсли.

— Пока, дорогуша.

Я заканчиваю звонок, бросаю телефон в сумку, а потом, вспомнив, что он не мой, возвращаю его этому светловолосому качку.

— Так у тебя выходной?

Я киваю.

— Кажется, так.

— Что собираешься делать?

Я пожимаю плечами.

— А черт его знает. У меня не было выходных уже... очень долгое время.

— Могу я пригласить тебя на завтрак? Ну, на ланч. Бранч. Короче, пофиг. (Прим.: Бранч — в США и Европе приём пищи, объединяющий завтрак и ланч. Он подаётся между 11 часами утра и 16 часами дня).

— Ты можешь пригласить, но я могу и отказаться, — я не смотрю на него, потому что, как бы то ни было, а нормально поесть — это звучит здорово. У меня есть только черствый хлеб, и черствый он не потому, что засушен в тостере.

— Я вернул тебе грузовик, — он дарит мне очередную невыносимую улыбку. — По крайней мере, завтрак я заслужил.

— Да, кстати об этом. Как тебе удалось? Ключи-то у меня в сумочке.

— Запасной ключ в коробке под передним правым крылом. Это одно из мест для хранения запасного ключа, — он копается в кармане, достает ключ и протягивает его мне.

Вытаращив глаза, я беру его.

— Даже не представляла, что такое есть, — я смотрю на него. — Что с машиной?

— Кончился бензин, — уголки его губ подергиваются, как будто он изо всех сил пытается сдержать смех.

— Кончился бензин? — я озадаченно хмурюсь. — Но я его заправила всего пару дней назад. Этого не может быть.

— Утечка топлива. Ее быстро исправили.

— Сколько все это стоит? Эвакуатор и ремонт?

— Бранч.

— Что?

— Пообедай со мной — это плата за ремонт.

Я делаю несколько медленных вдохов и выдохов, пытаясь собраться с мыслями. Не стоит с ним обедать. С другой стороны, почему бы и нет?

Он спас меня вчера вечером.

Пригнал мне грузовик сегодня утром… вернее, днем. Он не просит денег.

Стоит здесь, в моей спальне, а я даже не знаю его имени. Я почти голая, и он ясно дал понять — ему нравится то, что он видел. И, судя по его словам, увидел он достаточно.

Это хорошо или плохо? Я не знаю.

Он выбил меня из колеи.

Мертвый взгляд Олли из сна снова всплывает в моей памяти. Ничего не могу с этим поделать. Вдруг становится трудно глотать. Если сегодня я останусь одна, то буду переживать этот сон снова и снова, пока не сойду с ума.

Так что, может, я и спятила, но…

—Ладно. Хорошо. Бранч. Но ты должен выйти, чтобы я могла одеться.

— Не стесняйся, я отвернусь.

— Он отвернется! Иисусе, — я качаю головой, удивляясь его нахальству. — Ты даже не знаешь моего имени.

— Найл Джеймс.

Я ошеломленно моргаю.

— Как… Откуда ты знаешь?

Какая-то тень пробегает по его лицу, но исчезает так быстро, что мне кажется, я ошиблась, и на самом деле ничего и не было.

— Твое имя написано на водительских правах. Я увидел их, когда искал в бардачке запасной ключ.

— Но я не знаю твоего имени.

— Лок.

Я хмурюсь.

— Лок?

— Сокращение от Лахлан, но никто не называет меня так, кроме матери, и то я с ней постоянно спорю.

— Лахлан. У тебя есть фамилия?

— Нет. Я клон суперсолдата, сбежавший из секретной лаборатории.

Ему удается сказать это с каменным лицом.

— Не будь мудаком.

Он смеется, и, Боже, этот смех чертовски сексуален. Ненавижу его за это. Или хочу ненавидеть, но не получается. Но хотя бы раздражение есть.

— Монтгомери, — говорит он. — Меня зовут Лахлан Монтгомери.

Я встаю, придерживая рукой одежду, чтобы прикрыть низ живота, и протягиваю ему другую руку для рукопожатия.

— Приятно познакомиться, Лахлан.

Он пожимает мне руку — Господи, его рука большая и сильная, а ладонь мозолистая, как наждачная бумага.

— Пожалуйста, зови меня Лок, — в его глазах снова что-то мелькает. — Приятно познакомиться, Найл.

— Отлично, мы познакомились. А теперь, серьезно. Убирайся к черту из моего дома, чтобы я могла одеться.

— Хорошо, хорошо, — он отступает с таким видом, словно ему невыносима даже мысль оторвать от меня взгляд. Так странно.

И немного радует.

Это не может радовать, черт побери. О чем я думаю?

Я только что согласилась на бранч с этим парнем? Почему? Зачем? Глупо, Найл, так глупо. Ты не можешь ходить на свидания.

Но это не свидание, правда?

Я размышляю над этим вопросом, когда слышу, как закрываются входные двери. И ответ, который приходит мне в голову, смущает. Да, это свидание.

Я согласилась на свидание с человеком, чье имя узнала уже после того, как согласилась. С мужчиной, который объявился в моем доме без приглашения и разглядывал мое почти обнаженное тело.

Черт возьми, но если это свидание, то я не могу просто собрать волосы в хвост и надеть спортивные штаны, не так ли? Поэтому я принимаю душ, брею все необходимые места, а потом сушу и завиваю волосы.

Это плохая идея. Олли очень любил, когда я вот так подкручивала волосы. Я делала это нечасто — главным образом, для особых случаев или в те редкие моменты, когда мы были не на работе и оставались наедине — в выходные дни между назначениями в ВБГ. А еще на нашу свадьбу.

И я плачу, завиваю волосы и думаю об Олли, собираясь на свидание с другим мужчиной.

Боже, я совсем запуталась.

Он накручивал кудри вокруг пальцев и тянул их. Прижимал меня к себе, запускал пальцы мне в волосы и, слегка потягивая их, сладко целовал меня. Мягко, нежно, не агрессивно, просто... с любовью и желанием.

Мне приходится сделать паузу, убрать плойку и прийти в себя. Сморгнуть слезы.

Зачем я это делаю?

Просто предложи ему денег и избавься от него.

Но я почему-то уверена, что Лок не возьмет денег. К тому же, я уже согласилась, так что отступать поздно, ведь правда?

Конечно, можно было бы. Но это будет невежливо, ведь он помог мне.

Он чего-то хочет от меня. Я имею в виду, мне кажется, что он чего-то хочет.

Он хочет одного, но скорее ад замерзнет, чем это произойдет.

Так почему же я побрила лобок, ноги и подмышки?

Почему завила волосы, подвела глаза подводкой, накрасила ресницы тушью и, впервые за целый год, прикоснулась к губам помадой? Почему втискиваю свою задницу в самые короткие шорты, а грудь — в рубашку на пуговицах с коротким рукавом? И почему, почему, почему, почему я оставляю первые три пуговицы расстегнутыми? Хорошенько подумав, я все-таки застегиваю третью пуговицу. Двух более чем достаточно.

«Он уже видел больше», — гнусно нашептывает мне внутренний голосок.

Просто мне чертовски одиноко, потому я и делаю все это.

Это ни хрена не значит. Просто приятно, когда тебя ценят за нечто большее, чем умение снимать швы и мерить температуру. Приятно чувствовать себя женщиной. Приятно быть желанной. Но это не значит, что я собираюсь чем-то с ним заниматься.

Я вдова, а не монахиня. Мне не обязательно быть одинокой.

К тому же, он такой сексуальный. Боже, эти глаза. Никогда не думала, что мне нравятся бороды, но на нем она смотрится очень горячо. Придает ему вид какого-то дикаря, который прошел моря, леса и горы.