Кардинал Ришелье и становление Франции - Леви Энтони - Страница 24

Однако Ла Вьевиль, чья непригодность за пределами финансовой области вскоре стала очевидной, хотел более полной власти над советом, чем ему могли предоставить. В попытках обрести ее он готов был поставить Марию Медичи в центр событий и, возможно, с ее подачи делал авансы Ришелье. Именно Ла Вьевиль, почти наверняка при соучастии Ришелье и Марии Медичи, в начале 1624 г. наконец осуществил высылку Сийери и Пюизье в их поместья.

Памфлеты, направленные против Люиня, продолжали появляться, а Фанкан предпринял новую серию жестоких нападок, издав в том числе памфлет «Умирающая Франция» (La France mourante, 1623), а также сочинения, критикующие финансовое управление Ла Вьевиля.[107] Сийери, который формально оставался канцлером, после смерти Люиня снова получил в свое ведение печати. Он преуспел в деле подрыва авторитета Шомбера, ответственного как за войну, так и за финансы, который в конце января 1623 г. был отправлен в отставку, но в конце 1623 г. сам был вынужден вернуть печати в результате интриг своего бывшего протеже Ла Вьевиля. Действуя подчеркнуто независимо, Людовик 6 января 1624 г. произвел в хранители печатей Этьена д’Алигра, бывшего протеже Шомбера. Министерские обязанности были пересмотрены, с тем чтобы усилить контроль, осуществлявшийся Ла Вьевилем, который хотел ведать не только финансами, но и иностранными делами. В феврале 1624 г. он готов был предложить Ришелье кресло в conseil des dépêches — совета, ответственного за координацию иностранных дел, — но Ришелье отказался, мотивировав это тем, что такой орган должен иметь своего представителя в самом государственном совете.

Внешнеполитическая ситуация складывалась для Франции плохо. Ее представители не могли остановить или даже осознать медленное, но неуклонное расширение контроля Габсбургов; например, французский посол в Риме согласился с папой, что нужно признать право испанцев на проход через стратегически важные долины Вальтеллины в Северной Италии, предоставив им таким образом свободу передвижения между Ломбардией и бассейнами Рейна и Дуная. Иностранные послы во Франции начинали гадать о том, что предвещает более активная политическая роль, которую король явно предполагает взять на себя.

На самом деле король отлично знал, что советы, предлагаемые его матерью, исходят от Ришелье, и 29 апреля объявил в Компьене о включении его в состав совета, с тем лишь ограничением, что он не будет управлять делами Франции за пределами палаты заседаний. Это повышение было представлено как следствие необходимости заменить больного кардинала Ларошфуко, который тем не менее продолжил выполнять обязанности председателя, когда снова смог посещать совет.

Ришелье удалось 9 мая настоять на своем главенстве над остальными членами совета, на что ему давало право звание кардинала, но во всем остальном продолжал подчиняться досадной необходимости держаться в тени. Ла Вьевиль, который выступал в качестве защитника интересов Ришелье, тем временем совершал новые опасные ошибки, играя на руку тем, кто подозревал его в стремлении к сближению Франции с протестантскими державами. Он тайно договорился о том, что для того, чтобы расчистить путь к браку самой младшей из сестер короля Генриетты Марии и принца Уэльского, позднее ставшего Карлом I, со стороны Якова I будет достаточно частного обещания, а не публичных гарантий предоставить свободу вероисповедания английским католикам. Папа отказался санкционировать этот смешанный брак без каких-либо более весомых оснований, и Ла Вьевиль совершил фатальную ошибку, которых Ришелье тщательно старался избегать. Он стал действовать, не получив на то полномочий от короля.

Ришелье был включен в комиссию, созданную для ведения переговоров об условиях английского брака. Отчасти благодаря Ришелье его бывший советчик, Ричард Смит, был назначен епископом английской церкви, поэтому Ришелье, как никто другой во Франции, был знаком с настроениями английских католиков. Он также обратил внимание короля на действия Ла Вьевиля, совершаемые без королевского согласия, не только в вопросах, касающихся Якова I и английских католиков, но и в других случаях, и, кажется, был причастен к появлению двух злых памфлетов Фанкана, направленных против Ла Вьевиля, — Le Mot à I’oreille de М. le marquise de la Vieuville (май 1624 г.) и La Voix publique au roi (август 1624 г.).[108] Людовик изменил свое отношение к Ла Вьевилю, но свойственный ему недостаток уверенности в себе заставил его научиться лицемерить, и он не обнаруживал своих намерений вплоть до 13 августа, когда Ла Вьевиля арестовали и заточили в Амбуазе. С этого момента Ришелье стал самым важным лицом в совете.[109]

Драматических и быстрых перемен в политике не произошло, но Ришелье крепко взял власть в свои руки. Он поднялся до положения, в котором мог приступить к достижению цели всей своей жизни — созданию единства и национального своеобразия Франции.

Впервой главе своего неоконченного «Политического завещания» (Testament politique), адресованного королю и предназначенного служить руководством для Людовика XIII в проведении государственной политики после его смерти,[110] Ришелье дает проницательный анализ недугов Франции в 1624 г. В частности, он указывает на то, что гугеноты «делят государство с королем»; что вельможи вели себя так, словно они не были королевскими подданными, а губернаторы провинций чувствовали себя чуть ли не самостоятельными властителями; Франция же, где личные интересы ставились выше государственного благополучия, теряла свою роль в международных делах.

«Завещание» гласит: «Я Вам обещал употребить все свое искусство и всю власть, которую Вы мне изволили дать, на истребление гугенотской партии, на уменьшение притязаний знати, на приведение в послушание всех Ваших подданных и на возвышение Вашего имени в глазах чужих народов на такую степень, на какой ему надлежит быть».[111] Если — что кажется вероятным — это действительно было воспроизведением в 1635 г. тех мыслей, которые Ришелье вынашивал в 1624 г., то они отражают его тогдашнее представление о мерах, необходимых для восстановления порядка в королевстве, но отнюдь не составляют цельного политического курса. В то же время из его писем явствует, что в 1624 г. он предпочитал политике подавления гугенотов силой более мягкое давление на них и осознавал необходимость облегчить непосильную ношу, взваленную на плечи простого народа.

Ришелье знал, что Людовик ненадежен, несправедлив, обидчив и подвержен влияниям. Он видел эмоциональную зависимость Людовика от Люиня, который был старше его, и от молодых фаворитов, упоминаемых Таллеманом, к списку которых сейчас можно добавить Франсуа де Баррада, повышенного до должностей первого камергера, коменданта королевского дворца Сен-Жермен и наместника в Шампани и изгнанного в 1625 г. за вмешательство в политические дела и вызов на дуэль Клода де Рувруа де Сен-Симона, занявшего его место в сердце короля. Сен-Симона, отца известного мемуариста, заметили, еще когда он был юным пажом при королевских конюшнях, и он оставался фаворитом до 1636 г. Земли, которые он получил в дар, были возведены в ранг герцогства-пэрства в 1635 г.

Благосклонность Людовика к нему отнюдь не исключало ни платонических отношений с Мари де Отфор, придворной красавицей и камеристкой Анны Австрийской, ни (среди старшего поколения) с самим Ришелье, от которого в определенный период своей жизни король был эмоционально зависим. Ришелье также понимал, что если ему удастся завоевать доверие короля, он сможет не только достичь собственного возвышения и обогащения, но также найти способы, которые помогут восстановить религиозный мир и некоторую степень социальной гармонии среди крестьянского населения. Время от времени уже начинали вспыхивать восстания против налогового гнета. Он никогда не выбирал насилие, когда его можно было избежать, и в его меморандумах королю неизменно содержатся обоснованные призывы проявить снисхождение в тех громких судебных процессах, которые по настоянию короля заканчивались казнью.