Мисс Чудо - Чейз Лоретта - Страница 22

• Предыдущая
• 22/68
• Следующая

— Не пытайтесь разговаривать, мистер Карсингтон. Побережем силы, договорились? Джок все равно не услышит меня в этом грохоте.

Она права. В такую бурю никто не услышит их криков о помощи.

— Я должна проверить, не сломали ли вы кости, — произнесла она. — Если у вас все цело, можно будет без особого труда вытащить вас из ручья.

Да, он, кажется, цел. Очень не хотелось, чтобы его нога оказалась в куче окровавленных конечностей, которую он видел.

— Царапина, — пробормотал он. — Нет причин для волнения.

Твердые уверенные ручки двигались по его шее и плечам. Он закрыл глаза, и тьма снова поглотила его.

Сквозь грохот артиллерии он слышал стоны и крики. Он дрожал от боли и окоченел от холода. Он вспомнил о Китти и Джеме, об Эме и Элен, о теплых постелях и нежных ручках. Он умрет здесь и никогда больше не почувствует прикосновения женских рук.

Мгновение спустя Алистер вновь пришел в сознание.

К нему вернулся голос и даже способность шутить.

— Так вы еще и доктор, мисс Олдридж?

— Мне чаще приходится иметь дело с животными, — сказала она, — однако перелом я могу распознать и у человека.

Когда ее рука прикоснулась к щиколотке левой ноги, острая боль заставила его сесть.

— Все ясно, — сказала она. — Могло быть и хуже. Вы сильно ушиблись, когда упали. Наверняка подвернули лодыжку и растянули мышцы. Но переломов, судя по всему, нет.

Ушибы. Растяжение мышц. Почему же, черт возьми, ему так больно? И что приключилось с его сознанием?

— Я был уверен, что ничего серьезного нет, — произнес он.

— Я не назвала бы это «ничего серьезного», — резко сказала она. — А все ваши старые травмы, полученные на поле боя? К тому же вы насквозь промокли и окоченели. — Говоря это, она помогла ему подняться на ноги.

Боль в поврежденной лодыжке соперничала с болью в изувеченной ноге.

К тому же мышцы то и дело сводило судорогой. Боль, дрожь, быстрое течение воды в ручье, скользкие камни, слепящая стена дождя и его намокшая одежда заставили его почувствовать себя беспомощным инвалидом, а это для него было страшнее всего.

Алистер заставил себя действовать, хотя тело жаждало оставить эту попытку, а разум говорил, что уж лучше бы он сломал себе шею, чтобы не нужно было больше бороться.

Это подала голос та самая крошечная часть его самого, которую он презирал и обычно держал под замком. Жалость к себе вызывала у него отвращение. Он видел, что приходилось переносить другим, и знал, что по сравнению с этим его собственные трудности — сущий пустяк.

Он должен быть благодарен за то, что может опереться на здравомыслящую деревенскую женщину, которая не плачет, не паникует, а сохраняет спокойствие, словно товарищ по оружию.

С ее помощью он кое-как вышел на прибрежную отмель и наконец выбрался на берег.

Идти стало чуть-чуть проще. Было скользко, но они, поддерживая друг друга, все же спускались вниз, а не лезли вверх по склону. Вот и поляна. Встревоженный Джок уже собирался отправиться на поиски.

Мирабель не раз приходилось делать вид, что она держит ситуацию под контролем. Когда речь идет о бизнесе, приходится сохранять невозмутимое спокойствие, даже если поздние заморозки уничтожили завязи на плодовых деревьях, или из-за сырой погоды сгнила половина запасенного на зиму сена, или начался падеж овец от какой-то загадочной болезни.

Как говорил капитан Хьюз, она была капитаном судна, а благополучие судна и экипажа зависит от капитана. Прояви она любые признаки смятения, нерешительности, сомнения или тревоги, это моментально передалось бы остальным, подорвало боевой дух и поставило бы под удар и экипаж, и судно.

Она взвалила на свои плечи дела отца, потому что он сложил с себя командование, позволив течению нести поместье на скалы и тем самым поставив под угрозу благосостояние людей, которые от него зависели.

Теперь, когда она уже десять лет исполняла обязанности своего отца, для нее стало второй натурой брать на себя инициативу в любой ситуации, какой бы катастрофической она ни была.

Когда мистер Карсингтон свалился в ручей, она была близка к истерике. С сильно бьющимся сердцем она спускалась к воде. Стена дождя мешала ей видеть, и она не могла бы с уверенностью сказать, дышит ли он. Руки у нее так тряслись, что она не сразу смогла нащупать пульс.

К счастью, он открыл глаза и мгновение спустя, видимо, узнал ее. Она немного успокоилась и обрела способность мыслить.

Пока они добирались до Олдридж-Холла, она постепенно приходила в себя и к тому времени, как слуги сняли мистера Карсинггона с коня и уложили на импровизированные носилки из приставной лестницы, поняла, что с ним случилось что-то более серьезное, чем растяжение лодыжки.

Он воспротивился тому, чтобы его несли, потом снова что-то забормотал, очевидно, не сознавая, где находится. В доме все повторилось, но слугам удалось внести его вверх по лестнице в гостевые апартаменты.

Было бы проще поместить его в одну из комнат на цокольном этаже, но оттуда легче сбежать. Мирабель была уверена, что он попытается сбежать. Ведь у него не было с собой даже смены белья. Вряд ли человека, которого не остановил ледяной ливень, остановит поврежденная лодыжка.

Ей было необходимо позаботиться о том, чтобы он оставался в покое, по крайней мере до тех пор, пока его осмотрит доктор Вудфри.

Она видела, как мистера Карсингтона переложили с носилок в кресло, и позаботилась о том, чтобы удобно уложили его больную ногу. Отправив лакея Томаса за нужным ей инструментом, она жестом приказала Джозефу оставаться рядом, решив, что гостя нужно подготовить к уничтожению его дорогостоящих сапог.

Она сказала ему, что вот-вот принесут горячую воду и он сможет принять ванну.

— Боюсь только, что ваш сапог придется разрезать, — добавила она.

Он воспринял это известие спокойно.

— Мои сапоги… Кру хватит удар, когда он об этом узнает. — Его золотистые глаза лихорадочно блестели. — Мне нужно снять одежду, — сказал он, взявшись за узел промокшего галстука.

Она остановила его.

— Ткань намокла, и с ней трудно справиться. А вы дрожите. Позвольте мне помочь.

Он нахмурился, выпустил из рук галстук и поднял подбородок.

Мирабель наклонилась и принялась развязывать узел, пытаясь унять дрожь в руках.

— У папы нет камердинера, иначе я прислала бы его к вам, — произнесла она, справившись с галстуком. Как только будут сняты сапоги, слуги разденут его и помогут искупаться.

— У герцога Веллингтона тоже нет камердинера, — сообщил мистер Карсингтон. — Его светлость обходится без него, а я тем более могу обойтись. Но Кру присматривал за мной всю мою жизнь. Он повсюду следовал за мной. — Алистер прерывисто вздохнул, взгляд его стал отстраненным. — Еще немного — и я встану. Надо помочь. Не могу же я здесь лежать. Какая жалость. Нечего будет написать на могильном камне.

Он снова стал бормотать что-то невнятное. Мирабель не хотелось думать о том, чем это вызвано. Она была уверена в одном: в результате растяжения лодыжки горячечного бреда не бывает.

Она вспомнила, как бредила мать в последние дни своей жизни, но поспешила прогнать эти мысли. И приказала себе сосредоточиться на том, чтобы ее гость был как можно скорее вымыт и согрет.

— Мистер Карсингтон, нам придется разрезать ваши сапоги, — сказала она, сдерживая дрожь в голосе. — Они все равно пришли в негодность.

Он кивнул.

Появился Томас с ножом. Мистер Карсингтон взглянул на слугу, и тело его напряглось.

— Только не надо резать, — сказал он. — Это всего лишь царапина.

Мирабель легонько прикоснулась к его лбу. Он был горячий.

— Щиколотка у вас, наверное, распухла. Если стаскивать сапог, можно причинить вред.

Он взглянул на нее. Взгляд его, кажется, стал более осмысленным.

— Сапоги. Конечно. Я сделаю это сам.

— Вы совсем окоченели, — сказала она, — и руки плохо двигаются. Прошу вас, будьте благоразумны, позвольте Джозефу сделать это.

• Предыдущая
• 22/68
• Следующая