Мистер Невозможный - Чейз Лоретта - Страница 6

• Предыдущая
• 6/70
• Следующая

Дафна, пошатываясь, встала.

— Где слуги? И Ахмед? С ним все в порядке?

— Проверь слуг, — сказал Руперт Лине. И обратился к миссис Пембрук: — Успокойтесь, считайте до десяти.

Она повернула голову в его сторону.

— Вы никогда не снимаете эту штуку? — раздраженно спросил Карсингтон. — Должно быть, он был необыкновенным человеком, этот оплакиваемый покойник, если заслужил такую скорбь. — Он жестом указал на густую вуаль и черный шелк. — Под всем этим вам должно быть жарко как в аду! Неудивительно, что вы плохо соображали.

Дафна чуть помедлила, затем резким движением откинула вуаль с лица.

И Руперту показалось, будто его сильно ударили по голове тяжелой турецкой дубинкой.

— Так, — сказал он, когда к нему вернулся дар речи. — Так. — И подумал, что ему следовало бы постепенно подготовиться к этому.

Он увидел зеленые бездонные глаза, высокие скулы на бледном лице «сердечком», обрамленном шелковистыми темно-рыжими волосами. Ее нельзя было назвать хорошенькой. И красивой она, по английским понятиям, тоже не была. В ней было что-то, совершенно не подходящее под обычное представление о красоте.

Трифена собрала огромное количество книг о Египте, включая французское «Описание Египта», опубликованных за последнее время. Руперт видел это лицо на какой-то цветной иллюстрации к гробнице или храму. Он прекрасно помнил — рыжеволосая обнаженная женщина, с одним лишь золотым обручем на шее, простирала руки к небесам.

Хорошо бы увидеть ее обнаженной. Его опытный глаз подсказывал ему, что у этой смертной леди фигура должна быть такой же потрясающей, как и ее лицо. Как темпераментная богиня, она сорвала мрачное покрывало и отшвырнула его в сторону.

Вбежала Лина.

— Они все исчезли! — крикнула она. — Все!

— В самом деле? — спросил Руперт. — Это интересно. Он повернулся к вдове. Ее лицо стало белее мела. Черт побери, уж не собирается ли она упасть в обморок? Единственной женской привычкой, которой он боялся и ненавидел больше рыданий, был обморок.

— Мы все думали, что ваш брат застрял в каком-нибудь борделе, — сказал он. — Но последние события наводят на мысль, что мы, возможно, ошибаемся.

Ее слишком бледное лицо вспыхнуло, а зеленые глаза яростно сверкнули.

— В борделе?

— В доме с дурной репутацией, — объяснил Руперт. — Где мужчины нанимают женщин для того, чтобы они делали то, что большинство женщин отказываются делать, если вы на них не женитесь, и часто не только поэтому.

— Я знаю, что такое бордель, — сказала Дафна.

— По всей видимости, парижские бордели при сравнении с каирскими похожи на детские комнаты в квакерском доме. Признаюсь, мои воспоминания о Париже довольно смутны.

Она сощурилась.

— То, что вы помните или не помните о Париже, не имеет никакого отношения к происходящему.

— Я только хотел указать, насколько велик соблазн, — сказал Руперт. — Только святой, например, один из моих братьев, смог бы устоять. Естественно, не зная степени святости вашего брата…

— Вы и ваши коллеги просто решили, что Майлс развлекается с проститутками и танцовщицами.

— И от гашиша, опиума и еще от чего угодно, как мы предполагали, он просто потерял счет времени.

— Я поняла, — сказала Дафна. — Вам поручили занимать меня, пока Майлс не придет сам или его не принесут домой.

— Да, именно такие наставления я и получил, — сказал он. — Это казалось довольно простым делом. Пропал брат, спишем все на наркотики и женщин, но теперь пропал папирус, не говоря уже о слугах. Дело усложнилось.

— Не понимаю, как эти люди смогли войти сюда, — сказала Лина. — Когда мы пришли, Вадид, привратник, был на месте. И он ничего не сказал о каких-нибудь беспорядках.

— Это парень, что сидит на каменной скамье у ворот? — спросил Руперт. — Мне показалось, он молился. Он не обратил на меня никакого внимания.

Хозяйка и служанка переглянулись.

— Я пойду к Вадиду, — решила Лина и вышла. Вдова отвернулась от Руперта и вернулась к разграбленному столу. Она опустилась на колени и отодвинула книгу влево. Стряхнула песок с листа бумаги и подложила его под книгу. Затем собрала перья с пола и сунула в чернильницу. Гневный блеск в ее глазах погас, румянец исчез, лицо покрылось смертельной бледностью, от чего еще ярче выступили темные круги под глазами.

Руперт не знал, что его заставило вспомнить об этом, но перед его глазами живо предстала картинка из далекого прошлого: маленькая кузина Мария рыдает над своими куклами после того, как Руперт и ее братья использовали их как мишень для стрельбы.

У него не было сестер, и он не привык к плачу девочек, и тогда это привело его в ужас. Когда он предложил попробовать склеить разбитые куклы, малышка Мария ударила его одним из искалеченных трупов размером побольше и подбила ему глаз. Как это обрадовало его! Он безоговорочно предпочитал физическое наказание другому — неприятному смятению чувств.

Темные круги под глазами миссис Пембрук и застывшая бледность на ее лице подействовали на него, как когда-то слезы кузины. Но он не ломал никаких кукол. Он не причинил вреда брату этой леди и даже не был уверен, что тот когда-либо попадался ему на глаза. И уж конечно, Руперт не трогал ее драгоценного папируса. У него не было никакой причины чувствовать себя… виноватым.

Может быть, он что-то съел? Может, тюремное пойло так на него подействовало? Или это признак чумы?

— Значит, вы не сомневаетесь, что эта вещь пропала? — небрежно спросил он. — Не лежит в другом месте или смешалась с другими бумагами?

— Едва ли я могу перепутать древний папирус с обычными бумагами.

— Будь я проклят, если я понимаю, зачем кому-то потребовалось устраивать все это ради папируса, — сказал он. — По пути сюда ко мне по крайней мере раз шесть приставали египтяне, размахивая у меня перед лицом так называемыми древностями. Нельзя пройти мимо кофейни, чтобы оттуда не выскочил какой-нибудь веселый парень и не предложил вам кипу папирусов, не говоря уже о его сестрах, дочерях и лишних женах. Все как одна — девственницы, что удостоверено и гарантировано.

Дафна выпрямилась, стоя на коленях, и посмотрела на него.

— Мистер Карсингтон, — сказала она, — я думаю, нам давно пора поговорить о деле.

— Нельзя сказать, что меня бы это интересовало, если бы товар и был подлинным, — продолжал он. — Я никогда не понимал этой суеты вокруг девственниц. По моему мнению, женщина с опытом…

— Ваше мнение, мистер Карсингтон, никого не интересует. И вам незачем «понимать», почему это так или иначе. Вы здесь не для того, чтобы думать. В этом деле вы представляете физическую силу, а я — ум. Вам понятно?

Руперту было ясно, что раздражать ее — прекрасный способ предотвратить слезы. Ее глаза снова оживились, но лицо, хотя и было уже не таким напряженным, оставалось смертельно бледным.

— Ясно как день, — ответил он.

— Хорошо. — Дафна указала на диван, стоявший напротив стола. — Будьте добры, сядьте. Мне надо многое сказать, а ваш вид утомляет меня. Прежде всего вам не надо снимать обувь. Восточный обычай неудобен для людей, носящих европейскую одежду. Хотя я не совсем понимаю, почему здесь люди так стараются снять обувь перед тем, как ступить на ковер, когда песок свободно попадает на ковры, циновки, диваны и все остальное и без нашей помощи.

Руперт сел, куда она указала, взбил подушку и подложил себе за спину. Когда Дафна устроилась на диване напротив, он заметил, что она сбросила туфли. Он увидел ее узкую стопу в чулке, прежде чем она подобрала под себя ноги.

Руперт не думал, что она сделала это нарочно. Но эти ноги в чулках все равно привлекли его внимание, и как обычно, жаркая волна пробежала по его телу. Он в своем воображении дорисовывал, как выглядят ее ноги выше лодыжек, когда в комнату ворвалась Лина. Она тащила за собой того крепкого веселого парня, которому Руперт помахал совсем недавно, входя во двор.

— Накурился! — кричала горничная. — Взгляните на него!

Все посмотрели на Вадида. Он улыбнулся и поздоровался.

• Предыдущая
• 6/70
• Следующая