Светоч (СИ) - "Тенже" - Страница 6

Под дверями банка тем временем собралась небольшая толпа. Рудольф что-то вещал, указывая то на холл, то на охранника, и Эрлиха неожиданно осенила идея.

— Давай пока никому не будем говорить, что это мусор? — предложил он Ареку. — Сейчас понесем к порогу, не убирая щитов — охота сделать вид, что совершаем подвиг.

У него хватило ума не сообщать однокашнику подробностей своего плана. Тот, хоть и выглядел замотанным и не выспавшимся, наверняка бы не согласился шутить с главнокомандующим Имперской Армией. Даже не зная о его проблемах с магией.

Выйдя на ступеньки, Эрлих, державший пакет за вторую ручку, пошатнулся, навалился на Арека, сбивая его с ног и рявкнул: «Ложись!». Плата вылетела из пакета, собравшиеся под банком кеннорийцы легли на землю, закрываясь силовыми щитами. Раздался крик ужаса — какой-то безбраслетный клерк метнулся прочь, стараясь скрыться от неизбежного, по его мнению, взрыва.

Позеленевший Рудольф, так и не сумевший сотворить ни защитной сферы, ни даже слабенького щита, с которого начинается тренировка подростков, повалился на мраморный пол и попытался заползти под охранника. Эту картину — главнокомандующего с окутанными голубоватой дымкой ладонями, тычущегося носом в бок детине в серой форме, и хохочущего Эрлиха — заснял на телефон какой-то ушлый браслетчик, впоследствии хорошо обогатившийся на продаже видео.

Запись продемонстрировали в новостях — не на Первом Кеннорийском, на Втором, в рубрике «Курьезные ситуации» и проблема Рудольфа стала притчей во языцех. Продолжая занимать пост главнокомандующего, он нарушал неписаный закон — бессильному нет места среди хищников. Эрлих, вызванный на Кеннор и посаженный под домашний арест, знал, что дядя подал отцу прошение об отставке. И получил отказ — передавать власть в руки чужака было глупо, а собственным сыновьям император не доверял.

Честно говоря, то, что Рудольф остался на посту, Эрлиха не расстроило. На такую удачу, как отставка, он и не рассчитывал, желая просто напакостить — как в былые времена. Злость вызвало другое — стремясь отыграться, главнокомандующий отправил Майера-Ауэрслебена под трибунал, обвинив в покушении на жизнь члена императорской семьи. Запертый во дворце Эрлих ничем не мог помочь бывшему однокашнику, но семейство Ауэрслебен прекрасно обошлось без него и его показаний — заплатили, выкупили.

Этот случай заставил Эрлиха взглянуть на свои проделки новым, свежим взглядом. Неоплаченный долг перед Ареком тяготил, но больше долга тяготило знание, что в их войне с Рудольфом появились невинные жертвы. Прежде дядя не опускался до трибунала — помнится, выкинул в окно одного из неверных любовников под горячую руку, да и то потом цветы и фрукты в больницу присылал.

Нельзя сказать, что новое знание заставило Эрлиха чистосердечно раскаяться. Нет. Он считал, что поступил хорошо и даже правильно — простые браслетчики должны знать, кому именно подчиняются. Чтоб не было недомолвок.

Обещание Рудольфа: «Я тебя пока трогать не буду. Пока», он пропустил мимо ушей. Не будешь — не надо. И, получив разрешение отца, вернулся в Нератос. Жизнь пошла привычным чередом — Малый Императорский дворец — «Дикая дивизия» — ужины в закрытом клубе. Эрлих втянулся в работу и общественную деятельность — он прекрасно знал, что прошения, попадающие в канцелярию к Рудольфу или Эдварду, по большей части отправляются в мусорную корзину. Собственно говоря, кто мешает делать добро народу, мимоходом принизив и дядю, и брата? И то хорошо, и это славно.

Плохо было одно — то есть, тогда казалось, что плохо — отношения с Юргеном из разряда любовных перешли в дружеские. Они продолжали спать в одной кровати, иногда трахались — скучно, уныло, без огонька. А чаще получали разрядку, отдрачивая друг другу — не желая лежащее рядом тело, а оказывая услугу.

Заводить нового любовника Эрлих не хотел. Его окружали лизоблюды и штабные крысы, и иной раз так и казалось, что в руке, которая тянется к его ширинке, зажато прошение о повышении. Найти кого-то достойного в этой толпе было невозможно, и приходилось делить внимание между собственной рукой и разовыми мальчиками из клуба. На публике он продолжал появляться с Юргеном. Бывший любовник охотно ему подыгрывал — заботливо обнимал за плечи, касался губами виска и иногда делал вид, что ревнует к шлюхам. Мало кто знал, что на самом деле Эрлих перебрался в Малый Императорский дворец, и лишь изредка заглядывал в дивизию, чтобы не разочаровывать сплетников. Именно поэтому он спокойно выслушал очередное распоряжение отца — ему оставили пару лет свободы, до тридцати, а потом собирались женить, подыскав подходящего кандидата. Нашли, чем пугать.

Увязнув в сытой, скучной жизни Эрлих как-то подзабыл о существовании Рудольфа. Само собой он пересекался с главнокомандующим во дворце, в штабе, но жар противостояния и угли «холодной войны» подернулись остывшим пеплом.

«Подернулись? Мне казалось, что так… да. Вот только кто знал, что у дяди Руди совсем другая точка зрения?»

Змея, выскользнувшая из-под подушки — и это во дворце! — вызвала оторопь, едва не стоившую ему жизни. А потом страх смешался с яростью и выпитым в клубе коньяком, и он ударил по кровати огнем, мгновенно утрачивая контроль над заклинанием. Последующая цепь событий оказалась предсказуемой — эксперты не сказали ничего определенного, а отец, вызвавший Эрлиха на Кеннор, хмуро поинтересовался, сколько бокалов спиртного тот выпил за вечер. Услышав слово «три», он покачал головой и к разговору о покушении больше не возвращался.

А по возвращению в Нератос Эрлих удостоился звонка от дяди. Беседа началась с похвалы — Рудольф высоко оценил силу заклинания, подпортившего дворец — и закончилась предсказуемой сварой. Принц Утрёхт заявил, что одному старому козлу, растерявшему магию в чужих койках, лучше было бы обеспокоиться собственной безопасностью. И — нет, он не обещал подкладывать дяде змей. Просто намекнул на возможность государственного переворота.

После перепалки Эрлих почувствовал себя победителем — Руди, призывавший на его голову всяческие кары, сорвался на хрип и первым нажал на отбой. Приятное чувство торжества кружило голову около десяти минут и бесследно исчезло в ванной комнате. Заметив какое-то подозрительное шевеление — как выяснилось позже, собственное отражение в зеркале — он попытался применить заклинание. И не смог, потому что теплое покалывание магии, гревшее ладони со времен детства, куда-то испарилось. Исчезло, заставив перепуганное тело метаться по помещению и бессильно бить зеркала.

Немного успокоившись, он вызвал такси, и среди ночи поехал к Юргену. Бывший любовник выслушал его бессвязные объяснения, заставил снять браслеты, выпить кружку чая со сливками и уложил спать, проговорив:

— Отдохни. Утром видно будет, надо панику поднимать, или нет.

Кошмар развеялся с первыми лучами солнца. Эрлих нащупал лежавшие на столике усилители, вернул их на законное место, сотворил щит и разбудил Юргена радостным воплем. Тот открыл глаза, смерил его недовольным взглядом, и проговорил:

— Меньше дергайся. Попробуй медитировать. Ты еще молодой. Будет восстанавливаться.

Попытка выяснить, не было ли чего-то похожего у Рудольфа, разбилась о знакомую каменную стену.

— Я не обсуждаю его с тобой. И это залог того, что я не буду обсуждать тебя с другими.

Вернувшись во дворец, Эрлих занялся собственными исследованиями: перелопатил кучу литературы, ознакомился — чисто теоретически — с механизмом магического донорства и принялся экспериментировать с благовониями, желая добиться максимальной релаксации организма во время сна.

Покушение в «Schuur» вышибло его из состояния с трудом обретенного равновесия. Шестеро погибших! Шестеро! Кто дал Рудольфу право распоряжаться жизнями кеннорийцев ради собственной прихоти?

Этот вопрос он задал отцу, навестившему его в госпитале — после покушения Эрлиха срочно переправили на Кеннор.

— Ты привык во всем винить Руди, — холодно ответил император. — Этот инцидент требует тщательного расследования. А ты, пока ведут следствие, походи с охраной. Матери будет спокойнее.