Бог Солнца в поисках... суррогатной матери (ЛП) - Памфилофф Мими Джин - Страница 46

— Почему у меня такое чувство, что все эти ваши саммиты куда страшнее, чем кажутся?　

«Все будет в порядке, Пенелопа», — заверил меня Кинич.　

Я воздержалась от того, чтобы не огрызнуться или сказать что-нибудь грустное — мое раненное эго не приемлет никакого утешения от Кинича.　

Габран пошел по коридору, а Брут следовал за нами сзади. Я знала, что мы идем в большой зал заседаний на западной стороне дома Кинича. Он сказал мне, что они там встречались.　

— В последний раз, когда эти мародеры попали в ту комнату, то сожгли дом Бога Солнца. Хотя, это не самое худшее. У четверых возникла стычка тогда. А Кьёк до сих пор не простил Акана за то, что тот оторвал ему голову.　

Я насторожилась.　

— Ужасно. А с чего все началось?　

— Крендельков.　

Кинич застонал.　

«Мы переживем это?»　

— Крендельков? — переспросила я.　

— Угу. Кьек попросил крендельков. Акан, Бог Виноделья…　

— То есть Бах? — уточнила я.　

— Угу. Бах был пьян, в общем, как и всегда, и все их съел.　

Ла-а-а-адненько.　

— Колель встала, чтобы найти еще, прежде чем начнется драка, но она случайно закрыла за собой дверь.　

Хмм. Почему у меня возникло ощущение, что эта история перейдет в очень странное и волнующее место?　

Ох, точно. Потому что мы в нем сейчас и находимся.　

— Колель — Господствующая над пчелами. И куда идет она, туда же летят и пчелы. Эти маленькие негодники очень расстроились, когда их разделили и они напали на Ай. Ки.　

— Ай. Ки? — спросила я, уточняя кто это.　

— Ах-Килиз, Бог Затмения, — Габран покачал головой. — Вот что я тебе скажу, лапуля. У парня есть чувство юмора. А он мрачный, сукин сын.　

Да неужели? Бог Затмений, мрачный? Кто бы мог подумать?　

— Остальная часть истории такова, — продолжал Габран, — Кьёк и Акан набросились и пытались оторвать друг другу головы. Кинич вскочил, чтобы остановить их, но его остановили Ай. Ки и пчелы. И конечно, Кинич, случайно выпустил искру, от которой загорелась мебель. И уже через двадцать минут вся усадьба полыхала в огне, — хихикнул Габран. — Кинич тогда был безумнее, чем голый лепрекон.　

О, Боже. Нет. Прошу, только не говори, что…　

— Лепреконы? Их же не существует?　

— Существуют, — произнес Габран.　

Конечно. А почему нет? Боги и вампиры и другие существа еще между ними. Просто добавь в этот список маленьких мужчин в зеленом наряде и горшками золота. Боже, раз уж мы здесь, а как насчет чупакабры? Почему, черт возьми, нет?　

— И-и-и-и-и хочу ли я знать, почему голые лепреконы злые?　

Габран улыбнулся мне через плечо, пока мы шли по длинному, очень длинному коридору, в котором я еще не бывала. А затем он поднял мизинец.　

— О.　

В этом есть смысл.　

— В любом случае, лапуля, будь настороже. Боги — это недисциплинированная шайка.　

Он остановился перед тяжелыми двойными дверьми, сделанными из необработанного светлого дерева. На одной стороне был вырезан Календарь майя, а на другой Солнце Майя.　

Он потянулся за ручкой, но потом остановился.　

— Есть еще вопросы, лапуля?　

— Кто-нибудь позаботился, чтобы на столе стояло много крендельков?　

Габран рассмеялся.　

— Угу. Об этом мы позаботились.　

— Огнетушители?　

Он утвердительно кивнул головой.　

— Что насчет защитного костюма пчеловода?　

Он снова кивнул.　

Кинич, наконец-то, заговорил.　

«Пенелопа, прошу, перестань тратить впустую время. Судьба мира в твоих руках».　

— О. Верно. — Я глубоко вздохнула. — Ладушки. Давайте посовещаемся.　

Двери открылись, и Габран шагнул в сторону.　

В отличие от остальной показушной, в стиле юго-запада, части усадьбы Кинича, эта комната могла бы стать залом, расположенным в недрах Чичен-Ица во время своего расцвета, когда цари майя бродили по Юкатану и строили массивные пирамиды в честь богов. Блеклые стены и потолки, каждый дюйм которых покрыт иероглифами в виде животных, мужчин, солнца, луны и стеблей пшеницы с кукурузой. Это?.. Я указала на стену справа и посмотрела на Габрана.　

— Это фигура Кэтти Грифин? — Изображение было размером с обеденную тарелку, но сходство поразительное.

— Угу. Симил её большая фанатка. Она настояла, чтобы мы отдали ей дань уважения.

Конечно. А почему бы и нет?

Я осматриваю комнату без окон. Утопленные лампы освещают зал, предавая ему жуткое свечение. В центре стоит большой, гладкий, из белого камня, стол с шестью, похожими на трон, креслами. На четырнадцати тронах были вырезаны различные символы: драконы, цветы и…

— Пенисы? — я указала на трон в середине левого ряда.

— О, девочка, — меланхолично сказал Габран, — это Чаам.

Мило. Именно здесь решалась судьба человечества? На тронах украшенных тварями и мужскими причиндалами? Конечно, чего нет-то?

— Очень впечатляет. Кто ваш декоратор? — спросила я.

— Ах. Я слышу тон осуждения. Но это намного лучше, чем тема загородного сарая, которую хотела Симил, в комплекте с козами и тюками сена, вместо кресел. По крайней мере, это огнеупорное и без навоза.

— Отличный выбор.

Я развернулась, чтобы осмотреть остальную часть комнаты. В дальнем конце был ещё один дверной проем, ведущий в зал со стенографическими письменами. Слева был огромный телевизор с плоским экраном.

— Это ещё для чего?

— Ночь кино, — ответил Габран. — В комнате есть встроенные колонки для объемного звука, и если ты нажмешь вот это, — он указал на гигантскую кнопку на стене, — то стол и троны перевернутся и появятся удобные кресла. Очень по-современному, да?

— О, точно… — не говоря о том, что очень-очень странно. Я даже не могла представить, какие фильмы они тут смотрят. «Наверное, боги сошли с ума»[18]. Определенно.　

Мое внимание привлекло тихое шарканье. Внутри зала находились свирепые Учбены, которые выстроились по периметру зала. Как и Брут, они были одеты в черные безрукавки, штаны и сапоги. Должно быть, они представляли элитную команду Габрана. Я слышала, как он упоминал о них несколько раз, думаю и Брут один из них.

— Дорогуша, пора тебе занять свое место. — Габран указал на трон во главе стола. На спинке было вырезано большое солнце. Перед троном на столе лежала каменная табличка и серебряный стилус, о котором Кинич рассказывал. Они использовались для записей повестки дня и любых принятых решений. Я скользнула на кресло и попыталась унять нервы. Будь медоедом. Будь медоедом. Я — медоед[19].

Как пояснил Кинич бояться нечего, а вот порядок сохранить трудно. Боги, обычно, вели себя, как малолетние братья и сестры, стремящиеся превзойти друг друга. Часто происходили стычки, из-за которых не принимались решения. Поэтому Кинич держал их в протоколах и правилах, а сегодня эта задача легла на мои плечи. Я замерла, когда комната начала гудеть и вибрировать.

«Всё в порядке, Пенелопа. Расслабься. Они уже идут», — сказал Кинич, успокаивающим голосом.

— Что происходит? — спросила я.

«Они высвобождают немного энергии. Это для показухи. Просто сохраняй спокойствие и не позволяй им отвлечь себя театральностью».

Первым появился Кьёк — не смейся, не смейся — и, как и прошлым вечером на нем надета голубая тога, а в головном уборе из нефрита он был похож на ходячий, неизбежный несчастный случай.

— Выглядит очень тяжелым. Ты качаешь шею? — не удержавшись, спросила я.

— Так же как и другие части тела. Не хочешь посмотреть? — Он потянулся к краю тоги и начал поднимать ее.

— Ой, не надо. Поверю тебе на слово.

Пожав плечами, он отбросил ткань и поставил передо мной маленькую черепаху из оникса.　

— Вчера ты забыла принять наши подношения.

О, нет. Только не снова. Я натянуто улыбнулась.　

— Спасибо.

По залу раскатывался грохот, как от проезжающего поезда, каждый раз, когда они появлялись в комнате, оставляли «подарки» и занимали свои места.　Я сдержала вздох, когда леди самоубийств — снова облаченная с ног до головы в черную вуаль — положила на вершину божественных штуковин дохлую крысу.