Метка - Бродвей Элис - Страница 6

Мне было лет восемь, не больше, – совсем кроха. День клонился к вечеру, мы ждали папу с работы. Я играла на втором этаже, когда раздался стук в дверь, громкие голоса, а потом дверь хлопнула. Я спустилась на кухню спросить, кто приходил, и обнаружила, что первый раз в жизни осталась одна. Открыла входную дверь и выглянула на улицу – вдалеке алела знакомая шаль. Мама шла очень быстро, мужчина рядом с ней то и дело переходил на бег, чтобы не отстать. Я знала, что оставаться дома без взрослых нельзя, и поспешила за мамой, предоставив двери захлопнуться за спиной.

Я почти догнала их у поворота к мастерским обрядчиков, где работал папа. Я так и шла сзади, немного поодаль, иногда порываясь крикнуть: «Мама! Мамочка! Я здесь! Ты обо мне забыла?»

Но мои губы застыли, и голос отказывался повиноваться.

У стены обшарпанного склада с металлической крышей, склонившись над чем-то, стояли люди. Они расступились, давая маме пройти, и чей-то взволнованный голос произнёс:

– Несчастный случай. Ничего страшного. Гроб соскользнул и попал ему по голове. Как раз новую партию разгружали…

Мама прошла мимо, не обращая внимания на слова. В образовавшийся проход я увидела папу.

Он сидел на земле, а кто-то придерживал ему голову, приложив к затылку сложенный в несколько раз кусок ткани. Импровизированная повязка покраснела, папины волосы были влажными. Он открыл глаза и протянул маме руку.

– Всё нормально, милая. Просто ударился. Не беспокой доктора, я отдохну – и всё пройдёт, – поморщившись, проговорил он.

– Ох, Джоэл! Что ты натворил! – В мамином голосе слышались нотки раздражения, не испуга, и я поняла, что с папой всё в порядке.

– Несчастный случай. Никто не виноват. Жить будет, – произнёс кто-то. Решив, что попадаться родителям на глаза не время, я стремглав помчалась домой. Когда я выбежала за мамой, дверь захлопнулась, но я отыскала полуоткрытое окно и пробралась внутрь. Мама с папой вернулись только в сумерках. С ними пришла Джулия, мама Вёрити, моей лучшей подруги.

– Я сегодня посплю здесь, – зевая, сказал отец. Мама устроила постель из подушек и одеял прямо на полу возле камина, потому что на диване рослый папа бы не уместился. Сидя на лестнице, я прислушивалась к шёпоту в гостиной.

– Я не знала, к кому обратиться, – еле слышно говорила мама. – Он принял обезболивающее, но, по-моему, не помешает наложить швы.

– И зачем ты меня втянула?.. Если Саймон узнает… Не понимаю, почему ты сразу не отвезла его к врачу?

В голосе Джулии слышался гнев или, может быть, страх.

– Это невозможно, ты же знаешь. Прошу тебя, Джулия! Джулия вздохнула:

– Ты хоть понимаешь, как это опасно? Я ведь не медсестра.

– Никто ничего не видел: он всё закрыл повязкой. А ты постоянно накладываешь швы женщинам. Пожалуйста, Джулия. Нам больше некого попросить. Спустя некоторое время снова послышалось:

– Вскипяти воды. У тебя есть бритва? Джоэл, приготовься – будет щипать.

Все были так заняты, что обо мне и не вспомнили. Я пряталась у себя в комнате, пока не стихли шорохи внизу. А потом, уже глубокой ночью, выбралась посмотреть, всё ли в порядке. Папина спина вздымалась и опадала, он тихонько похрапывал во сне. Повязка немного съехала – наверное, папа неловко повернулся. Из-под бинтов на голове виднелась кожа. Волосы вокруг раны были сбриты, аккуратный шов пересекал затылок. Пахло целебными травами, кровью и потом. Бритва открыла папину тайну. Правда вышла наружу.

Тогда я и увидела его. Разорванный пополам, но снова сшитый аккуратными стежками. Старый знак, о котором я не знала.

Знак ворона.

Глава четвёртая

Вхожу в дом, роняю овощи на деревянный кухонный стол и слышу собственное прерывистое дыхание. Этот преступник, Коннор… Мой папа… Оба отмечены знаком ворона. Знаком Забвения.

Не могу здесь оставаться. Не могу: скоро вернётся мама. Подхватываю кожаную сумку, набрасываю на голову шаль и отправляюсь в единственное подходящее место.

Мы с Верити дружим очень давно, сколько я себя помню. Я даже знаю, с чего всё началось. Мы появились на свет в одном родильном доме, там наши мамы и познакомились. Верити родилась совершенно здоровой, ей поставили знак рождения в положенное время и отправили домой, а я заболела и получила свой знак лишь несколько недель спустя. Папа вышел на работу, и мама Верити, Джулия, часто заходила к нам, приносила моей маме книги и фрукты, старалась помочь и развлечь. Джулия работает акушеркой. Как-то так вышло, что она стала заботиться и о нас с мамой.

Джулия всегда приносила с собой Верити. В те дни, когда нас кормили и переодевали бок о бок, наверное, и возникла между нами какая-то особенная связь. Из бесстрашия Джулии и стойкости моей мамы родилась крепкая дружба. Мама всегда говорила, что Джулия – её спасительница, а Верити – моя.

И сейчас спасительница мне очень нужна.

Дом Верити расположен в более уютном районе. От нас пешком не больше пяти минут, но словно попадаешь в другой, просторный мир. Дома не теснятся, перед окнами палисадники с живой изгородью – в окна не заглянешь. Вдоль улицы растут деревья, аккуратные дома из красного кирпича уверенно расположились каждый на своём участке. Совсем не похоже на наши улицы, где разномастные домишки беспорядочно сбиваются в кучу. Дома у Верити тишина и спокойствие. Как я люблю у них бывать! Иногда тут даже лучше, чем у родного очага, – у Верити можно спрятаться.

Стучу в дверь и вхожу, не дождавшись приглашения. В просторной кухне никого нет. Небольшой беспорядок, но в камине горит огонь. В гостиной тоже пусто. Поднимаюсь на второй этаж и, окликнув Верити, открываю дверь в её комнату. Верити сидит за письменным столом, устремив взгляд за окно, на осенний сад. Стены в комнате ярко-розовые, напоминание о детстве, когда мы обе обожали этот цвет.

Верити оборачивается, и её лицо озаряет улыбка.

– Леора! Ты как раз вовремя. Что-то я засиделась – пора устроить перерыв.

Она с улыбкой потягивается, не выпуская из пальцев карандаш. Густые тёмные волосы Верити небрежно собраны на затылке, на висках завиваются пряди, которые она безотчётно теребила за работой. На подруге яркая синяя шаль, что подчёркивает цвет её глаз и смуглый оттенок кожи. Верити мне почти как сестра. Она знает меня вдоль и поперёк и любит даже в те дни, когда, скорее всего, слегка ненавидит. Моя единственная настоящая подруга.

Сажусь на широкую кровать и откидываюсь на мягкую высокую спинку. Собираюсь рассказать об утреннем происшествии, но из глаз льются слёзы. Прикрываю глаза рукой – я так устала плакать у всех на виду, так устала чувствовать покалывание подсыхающих слёз на щеках! Терпеть не могу распухшие глаза и ярко-красные губы. Но слёзы всё текут…

Верити уронила карандаш и уже сидит со мной рядом, поглаживая по плечу.

– Лора, мне очень, очень жаль! Когда-нибудь станет легче, обязательно станет легче.

Вот что получается, когда умирает отец. Вообще-то проблем возникает множество, но с того самого дня, стоит мне загрустить, все думают, что причина в его смерти. Может быть, так и есть – отчасти. Не знаю… Мысли кружатся слишком быстро, я не успеваю поймать хоть одну из них и додумать.

Перевожу дыхание и пробую хоть что-то объяснить:

– Это не из-за папы. Я утром ходила на площадь… Там был мэр Лонгсайт. Верити радостно взвизгивает, но осекается при виде моего несчастного лица.

– Там был ещё один человек, он… они… ему поставили знак ворона… Воспоминания захлёстывают меня: исступлённые крики толпы, взгляд преступника, безжизненный, тусклый. Не могу поднять глаз на Верити – чувствую, что снова расплачусь, и начинаю чертить пальцем круги на лоскутном покрывале кровати.

– Знаешь, Лора, такое ощущение, что ты пересказываешь сон. Давай сначала – что произошло? И я рассказываю всё с самого начала, но не могу отделаться от мысли о папе, о том, что у него был такой же знак, знак ворона. Знак, которого не оказалось в папиной книге. Куда он исчез?