Я - Даго (ЛП) - Ненацки Збигнев - Страница 47

Он замолк и сидел задумчивый, мрачный.

— А вот ты, господин? — спросила Зифика. — Ешь мало, а пьёшь ещё меньше. Почему не веселишься вместе с другими?

После долгого молчания Даго ответил:

— Мне вспомнились все женщины, которыми я обладал, и которые любили меня.

— Говорят, что сегодня после полуночи девушка, пусть даже её поимеют несколько мужчин, никогда не забеременеет, — сказала Зифика.

— Это правда. Сегодня после полуночи каждая будет ходить переполненная мужским семенем, но дети от этого не рождаются.

— Кто же виноват в этом, солнце или чары?

Она не дождалась ответа, потому что Палука, который кружился вместе с другими, внезапно схватил за руки двух девиц и потащил их к лавке, где сидели Даго с Зификой.

— Это мои сёстры. Бери-ка вот эту, — подсунул он одну Зифике, — а ты, господин, вот эту, помоложе да покрасивее, — и он посадил на колени к Даго пятнадцатилетнюю, видимо, молодку с розовыми щеками, голубыми глазами, но уже широкую в бёдрах и с большими грудями.

Пьяненькая девка захихикала, а потом, вцепившись своими пальцами в длинные белые волосы Даго, стала целовать его взасос в губы.

— Теперь они принадлежат вам. Это в благодарность за мою жизнь! радостно воскликнул Палука и, крича «ху — ху — ху!!!», вновь закружился, разведя руками.

Зифика с неохотой притянула к себе старшую сестру Палуки и, как требовал того обычай, посадила её себе на колени.

— Пей, пей. Давай-ка, выпей ещё, — подсовывала она посудину к губам девицы.

Но та, и так уже пьяная, вцепилась Зифике в руку и потянула её к ближайшим кустам. Та, сопротивляясь и переполнившись отвращением, двинулась за ней.

Их догнал Даго. Он нёс на руках младшую сестру Палуки, его губы дрожали от вожделения. Девушка откидывала голову и весело смеялась, размахивая босыми ногами.

Даго положил её на траву за первым же кусточком и задрал ей рубаху до самой шеи. Сам же стянул штаны и вошёл меж раздвинутых ног, В теле её он почувствовал сопротивление, девушка вскрикнула, но член уже был в её горячем и влажном нутре. Через какое-то время по всему девичьему телу прошла дрожь наслаждения. Неподалёку от них вторая сестра Палуки всё еще тащила за собой Зифику, которая, увидав Даго, занятого девчонкой, гневно оттолкнула от себя её сестру и вернулась к лавке с едой. Брошенная сестра Палуки стояла неподвижно, не понимая, почему этот парень её отверг. Даго поднялся, какое-то время глядел на голую молодку у своих ног, а потом, сделав несколько шагов, схватил за талию другую, отвергнутую Зификой. Та послушно легла на землю и сама задрала льняную рубаху. Несмотря на серость сумерек, Даго увидал её белеющую наготу и темноту волос меж ногами, в нём снова пробудилось желание, и он овладел и этой. Только теперь он двигался в ней долго и с силой, пока вновь не ощутил наслаждения.

К лавке, рядом с которой сидела Зифика, он возвращался медленным шагом, подтягивая на ходу штаны. Схватил полный жбан и поднёс его ко рту.

— У тебя кровь на руке, — заметила Зифика.

— Это кровь девки, которую я сделал женщиной, — ответил Даго. — С тобой никогда подобного не случится, потому что твою девственность у тебя отобрала деревянная палка.

— Ты грязен, господин, — презрительно сплюнула Зифика и ушла в темноту, к пасущимся лошадям.

На землю накатывала самая могущественная в году ночь. Стихали голоса, смех и перекликивания в лесу, но костры на озёрном берегу всё ещё горели высоким пламенем, а меж деревьями бегали парни с факелами. Множество мужчин и женщин, усыплённых мёдом, валялось на траве. Какая-то девка печально пела о солнце, уступившем ночи. Рядом с Даго появился Херим и, бахвалясь, сообщил, что у него было три девки, а вот теперь ему захотелось еще и женщину. И он побежал по кустам в поисках той, что была еще способна заняться любовью. Даго же почувствовал печаль, впервые за долгое время показалось ему, что на него пало бремя ужасного одиночества. Ему казалось, что нет вокруг никого, кому можно было бы поверить свои мечтания, страхи, желания и заботы. Тогда он направился на поиски Зифики и нашёл её, закутавшуюся в попону и лежащую на траве рядом с пасущимися лошадями. Даго вынул из вьюков свой мохнатый плащ, бросил его на траву и лёг рядом с девушкой. Он ждал, когда на небе появится самая яркая звезда, называемая Звериной, та самая, которую он увидал еще ребёнком, когда уходил из деревушки Землинов. Впоследствии она сопровождала его по ночам везде, где бы он ни был, и видела все его хорошие и плохие поступки. Но Даго верил, что звежда благоприятствует ему.

Тем временем, пользуясь темнотою, из домов выбежали старухи. Они рассчитывали на то, что во мраке их никто не узнает. Пьяненькие, что-то бормоча своими беззубыми ртами, они дергали одежды молодых парней и высоко задирали юбки, а старики сладострастно лапали лежащих в беспамятстве от мёда и пива девушек и женщин. Две старухи подскочили и к Даго с Зификой, щипая их, что-то бормоча и обнажая свои вислые животы. Но потом они ушли, так Даго с Зификой притворились пьяными до потери чувств. Даго понимал желания старух. Теперь ночь будет становиться всё длиннее, а вместе с нею близилась и смерть, Так почему же им, старикам и старухам, хоть разок еще не испробовать наслаждения?

И наконец, низко-низко над лесом Даго увидал ярко светящую Звериную звезду. Она взошла поздно и вскоре должна была с рассветом исчезнуть. Лишь зимою поднималась она рано и светила почти всю ночь.

Пришёл Палука, ведя за собой женщину, белая одежда которой светилась в темноте.

— Господин мой, — тихо обратился он к Даго. — Полюбил я тебя как себя самого и желаю, чтобы ты был со мной. Уже минула полнолчь, вскоре наступит рассвет и минут чары бесплодия. Возьми жену мою и оплодотвори её, хочется мне иметь от тебя сына, чтобы сделал он мой род могучим. Передай нам свою кровь великанов.

Палука ушёл, а его жена послушно легла на траву рядом с Даго и обнажила своё тело. Тот в темноте не видел черт её лица, не знал, красива она или нет. Руки его нащупали торчащие груди, скользнули по плоскому животу, коснулись горячих ног. Он совершенно не чувствовал желания, не хотел этой женщины. Даго отодвинулся и долго лежал, не двигаясь и лишь глядя в небо на свою Звериную звезду. А вокруг них остывал раскалённый солнцем за день сосновый бор, и воздух напаивался запахами смолы и хвои. Даго прикрыл глаза и ему показалось, что как в прошлом лежит он рядом с Зелы, а в ноздри его проникает запах хвойного масла, которым та окропляла своё лоно. Неожиданно почувствовал он сильное желание, вновь коснулся горячих и обнажённых женских бёдер, после чего резко задрал жене Палуки рубаху до самой шеи, налёг сверху и вошёл в неё. Затем услыхал он её ускоренное дыхание, после чего уже только шум собственной крови в ушах. Он отдал ей своё семя, она же приняла его — недвижная и безгласая.

Даго опять лёг на свой плащ и ждал, когда успокоится его разбушевавшееся сердце. Женщина медленно поднялась, и так же медленно белая её рубаха растворилась в темноте.

— Ты спишь, Зифика? — бросил он вопрос в темноту. — Я хочу показать тебе свою звезду. Ту, что светит ярче всех.

— Я не сплю, господин, потому что сделанное тобой разбудило меня и переполнило презрением.

— А вы, воительницы, делаете это как-то иначе?

— Не знаю, никогда так не делала. В пору равноденствия дня и ночи, весной и осенью охотимся мы в лесах на мужчин, или же наших женщин оплодотворяют рабы. Только, видимо, всё это должно происходить иначе, чем тут. Я ещё никогда не охотилась за мужчинами. Но я видела, что ты трижды совокуплялся с этими грязными бабами, и каждый раз было у меня желание убить каждую из них.

— Зачем? Я не понимаю тебя.

— Они отдаются, а ведь должны брать мужчину, поскольку для женщины он — лишь орудие для зачатия ребёнка.

— А вы не испытываете желания? Не хотите любви? — удивлялся Даго.

— Нет, господин. И больше не говори об этом со мной.

Зифика боялась, что Даго откроет в её словах ложь. Этой ночью к ней трижды приходило чувство желания, и поняла она, почему о ревности говорят как о кусачей змее. Тело её болело, будто укушенное множество раз, и вместе с кровью по жилам растекался яд.