Последний пророк - Вуд Барбара - Страница 21

Как может человек, обладающий такой властью и богатством, контролирующий богов и людей, окруженный помощниками, охраной, друзьями, знатью, чье желание или команда тут же исполнялись, как мог такой человек быть одиноким?

Ошитива, крадучись, добралась до поляны и, раздвинув листву, посмотрела туда. Ее снова постигло разочарование. Как и раньше, на поляне никого не было. Может, он был здесь только один раз, когда она случайно обнаружила его и прекрасных женщин?

Вдруг она услышала, как кто-то откашлялся.

Прямо за ее спиной!

Она резко повернулась и посмотрела в торжествующие глаза Хакала. У нее перехватило дыхание. Его бронзовая кожа сияла в лучах солнца, а золотые браслеты на каждом запястье, золотые серьги, ожерелье и украшения в волосах ярко блестели, отбрасывая в стороны золотые лучи. Голубой цвет его мантии и туники был темнее летнего неба.

Ошитива упала на колени и прикрыла голову руками.

— Прости меня, Господин, — закричала она, — я не знала, что это священное место. Я не согрешила. — Она подняла голову. — Я лишь взглянула.

Их взгляды встретились, в его затененных густыми бровями глазах мелькнули веселые искорки.

— И что же ты видела? — спросил он, жестом повелевая ей встать.

— Такую красоту…

Печаль омрачила его лицо, когда он сказал:

— Когда мы пришли в Центральное Место, мы увидели, что оно отличается от нашего родного дома на юге, поэтому мы решили создать эту тайную поляну, чтобы ублажать наших богов.

От страха она едва могла говорить.

— Мой Господин, я не пришла сюда, чтобы подглядывать. Мне нужно было собрать еще немного глины, — заикаясь, продолжала она. — Я подумала, что могла бы…

— Еще немного глины? — прервал он, и она поняла, что он имеет в виду корзину с сырой глиной, которую видел в патио на кухне.

Переступая с ноги на ногу под его настойчивым взглядом, она, набрав полные легкие воздуха и наклонив подбородок, смело возразила:

— Вы ведь приказали мне сделать двенадцать кувшинов. Для этого требуется очень много глины.

Веселые морщинки в уголках его глаз углубились.

— Вы собираетесь убить меня? — спросила она.

Он склонил набок голову и внимательно посмотрел на нее:

— Думаю, что нет. Если твоя священная глина находится где-то поблизости, тогда боги позволят тебе идти по этой тропе. Но ты никогда не должна ступать вон туда — это их дом.

Вдруг у них над головой закружила ярко-зеленая птица, и, к удивлению Ошитивы, махая крыльями, она села на протянутую к ней руку Господина Хакала.

— Его зовут Чи-Чи, — сообщил Хакал, поглаживая головку попугая. — Я взял его, когда он был еще птенцом. Он вырос здесь. — Хакал предложил Ошитиве погладить попугая.

Следя за мощным, изогнутым клювом, она осторожно протянула руку и прикоснулась к головке попугая, головка податливо наклонилась к ней. Она гладила прекрасное оперение полудикого создания, чувствуя, что под мягкими перьями скрывается истинная, дикая природа птицы, и это заставило ее думать о могущественном мужчине, на руке которого сидел попугай.

Пока Хакал наблюдал, как пальцы Ошитивы гладят маленькую головку, он снова погрузился в меланхолию. Ошитива поняла, что у него непостоянный характер, настроение быстро меняется. Иногда река кажется издалека однородной, застывшей массой, но если подойти к ней поближе, можно заметить быстрое течение и от мелководья до глубин разнообразие цветов. Господин Хакал напоминал такую реку.

Ей показалось странным, что раньше она считала его злым.

Ошитиве хотелось задать ему много вопросов. Зачем он поработил Людей Солнца? Зачем он позволил воину-ягуару обезглавить беспомощного старика только за то, что она слишком медленно спускалась вниз из убежища? Зачем он мучил бедного старого безносого раба, которой просто восхвалял его, Господина?

Неожиданно они услышали чьи-то шаги, шаги приближались, и перед ними вдруг появились Мокиикс с хмурым выражением лица и четыре воина-ягуара.

— Мы искали тебя, мой Господин!

Хакал тяжело вздохнул, будто ему очень не хотелось возвращаться к своим обязанностям тлатоани Центрального Места.

Ошитива продолжала стоять неподалеку от поляны, пока вся группа медленно удалялась от нее. Мокиикс повернулся, чтобы еще раз посмотреть на нее, и в его взгляде, без сомнения, была одна только злоба.

Наступил день осеннего равноденствия. Празднества и ритуальные танцы продолжались целыми днями; пришла пора собирать на зиму продукты. За последнее время лес вокруг Центрального Места заметно поредел, и крупная дичь покинула эти места, хотя сто лет назад жители Центрального Места вдоволь ели мясо лося и горного барана, но сейчас удачей считалось поймать хотя бы кролика.

Все принимали участие в торжествах — и ничтожнейший из рабов, и самый высочайший из тлатоани, то есть сам Господин Хакал. На рассвете все население Центрального Места собралось на северном краю каньона, где, по словам охотников, было замечено много кроликов. Толпа, веером развернувшись по долине, двигалась, волнуясь и предвкушая праздник. В первом ряду шли дети. Они били по кустам и норам палками, крича и улюлюкая, вытаптывая все на своем пути. За ними шли юноши. Они несли копья, луки и стрелы, чтобы выстрелить в дичь, когда дети выманят ее на открытое место. За ними следовали взрослые мужчины с палками и топорами, замыкали процессию женщины с корзинами.

По равнине медленно продвигалась на юг громадная, организованная толпа, она шумела громче, оживленно собирая все живое, что попадалось на пути, — кроликов, сусликов, змей, степных собачек и ящериц всех видов. Никто не мог спастись от такой охоты, даже птицы, их отстреливали камнями и стрелами. Юные охотники бегали, полусогнутые, с палицами, которыми они убивали все, что шевелилось. Если зверек успевал залезть в норку, то мужчины специальными палками вытаскивали его. Убитые зверьки лежали там, где их настигала смерть; женщины, идущие следом, подбирали каждую окровавленную тушку и складывали ее в свои корзины. В долине раздавались крики людей и пронзительные визги пойманных животных. Ошитива, бегущая вместе с женщинами, тоже наполняла свою корзину убитыми кроликами и сусликами, а если зверек еще был живой, давила его ногой. Ее душа пела от восторга, ведь она была частью общего дела и предстоящей ночью сможет присоединиться к пиршеству, вдоволь поесть и выпить.

Она видела Господина Хакала. Он стоял высоко на краю столовой горы и наблюдал оттуда за равниной. Господин выглядел роскошно в своем обрядовом одеянии, сделанном из малиновых перьев попугая. Его голову украшал веер из великолепных перьев кетцаля. Подняв руки к небу, он воспевал богов, просил их даровать жителям обильную охоту.

Позже, когда солнце уже спряталось на западе, в долине продолжали звучать счастливые голоса; теперь тушки обдирали, их мясо жарили, а внутренности варили. Нектли лился рекой, и люди напивались. Под барабаны и флейты исполнялись дикие танцы и совершались торопливые сексуальные сношения. Господин Хакал за происходящим наблюдал с высоты своего трона, который несли рабы и который с двух сторон сопровождали воины-ягуары, их рты были измазаны кровью — они ели мясо сырым.

На следующее утро в долине стояла зловещая тишина: кроме людей, не осталось ни одного живого существа. Все, что люди не смогли съесть, перерабатывалось: все съедобное женщины консервировали на предстоящую зиму; из костей делали инструменты и оружие, из сухожилий — тетиву, из перьев и меха — новую одежду и одеяла, а клювы, зубы, лапы и когти превращались в амулеты, талисманы и украшения. Ни один кусочек, ни одно перышко не пропадало зря. Люди из Центрального Места готовились к предстоящим холодным месяцам.

Занимаясь всеми этими приготовлениями, никто не осмеливался даже шепотом произнести ту страшную правду, что закралась в сердце каждого: охота в этом году была намного скуднее, чем в прошлом, а прошлая охота — скуднее предыдущей. Люди уже начинали задумываться о том, хватит ли им еды в следующем году.