Звёздная дорога - Гамильтон Питер Ф. - Страница 162

Анджела проснулась и обнаружила, что серебристое термоодеяло ночью каким-то образом соскользнуло с тропического спального мешка. У нее замёрзли ноги, а нос заложило из-за прохладного воздуха. Кольцевой свет и авроральные призраки переливались на внутренней поверхности палатки-столовой, где установили койки, создавая вечные изменчивые сумерки. Казалось, что половина персонала лагеря сопит, кашляет или вертится с боку на бок. Никто не лежал спокойно.

Без часов на сетке, сообщивших, что сейчас всего лишь пять утра, Анджела бы ни за что не определила время. Она села, чтобы вернуть одеяло из фольги на прежнее место, и увидела на соседней койке Пареша. Он вернулся с патрулирования пару часов назад и ещё через три должен был отправиться на новое. Только этим он и остальные легионеры и занимались в последние дни: вновь и вновь топали вокруг Вуканга, и сенсоры на их шлемах усиленно сканировали пространство сквозь дождь и туман, причудливый свет и электрические бури.

Она окинула его тоскливым взглядом. Молодое волевое лицо капрала с каждым днём старилось, под глазами появились темные синяки, щеки покрыла щетина, под подбородком резко обозначился кадык. И грязь. Они все теперь были грязные, почва джунглей забивала каждую пору кожи, затвердевала под ногтями и в свалявшихся волосах. Никто не тратил время на душ.

Одинокий, голый, вдали от чужих глаз. Слишком большой риск, когда рядом бродит монстр.

Пареш дёрнулся и тихонько застонал. Каким-то образом он умудрился обернуть однотоговый[86] спальный мешок вокруг себя. Анджела подошла к Парешу и медленно расстегнула молнию на мешке, стараясь его не разбудить. Потом пристроилась на краешке койки и накрыла их обоих своим расстегнутым мешком, точно узким одеялом, а поверх кинула одеяло из фольги. Пареш опять вздрогнул. Она погладила своего глупенького, встревоженного щеночка, как сделала бы с любым ребенком, которого мучают ночные кошмары, и он прильнул к ней. Его дыхание успокоилось, сон сделался глубже. Удовлетворенная Анджела обняла его, защищая. И тут увидела Мадлен по другую сторону палатки-столовой: девушка не спала и следила за ней. Они долго смотрели друг на друга, потом Анджела криво улыбнулась девушке. Мадлен в конце концов ответила такой же улыбкой, снова опустила голову и закрыла глаза.

Анджела лежала совершенно неподвижно, от изумления кровоток в её теле усилился, согревая. «Она знает. Этой улыбкой она говорит мне, что знает». Какая-то часть её желала вскочить с койки и побежать к девушке. Искушение было почти непреодолимым. Но если она так поступит, значит последние двадцать лет потрачены зря. Эльстон, всего-то в паре коек от нее, разберется в случившемся, потому что он упорный маленький засранец. С такими сведениями он может даже пойти дальше и понять, что её тело с генетически улучшенными органами справилось с наркотиками, которыми её накачали, куда быстрее и эффективнее, чем они могли бы предположить. Что она никогда полностью не теряла контроль, как им казалось. Не то чтобы она лгала, но ей удалось не выдать столько истин, сколько, несомненно, выбалтывали другие в той дьявольской комнате. Она уберегла правду, которая давала волю к жизни, к борьбе, к сохранению рассудка.

Посреди мерцающего света осажденной атмосферы она крепче сжала в объятиях своего щеночка и заставила себя успокоиться. Удивительное дело, но вскоре она опять заснула.

Через час Анджелу разбудили приготовления к завтраку. Их с Парешем тела крепко переплелись. Легионеры вокруг многозначительно ухмылялись ей, садясь на своих койках. Она в ответ пожала плечами и тихонько разбудила его.

Мадлен и остальные работники столовой какое-то время бодрствовали. Завтрак уже подали, когда Анджела и Пареш потащились к раздаточному прилавку. Сквозь окна палатки падал розовый свет зари, освещавший жалкое зрелище ещё одного утра. Койки сгрудились в одном углу, столы – в другом, а раздаточные прилавки находились посередине. Крыша палатки была заштопана и снабжена перемычками, усиливавшими её на случай нового бедствия с градом.

«Все мы задним умом крепки», – подумала Анджела. Взяла большую чашку чая, прихватила контейнер с беконом и яичницей-болтуньей на тосте, прибавила контейнер поменьше с жаренными на гриле помидорами и грибами.

Они с Парешем сели рядом; он сонно тер глаза, она открывала контейнеры и вываливала еду на тарелку.

– Ты всегда так много ешь, – заметил он.

– Самый важный прием пищи за весь день, – наставительным тоном ответила Анджела. – Тебя мама этому не учила?

– Большинство моих знакомых девушек беспокоятся о своем весе. Но ты об этом как будто и не задумываешься.

– Это хорошо?

Он ухмыльнулся и глотнул кофе.

– Конечно.

– У меня ускоренный обмен веществ. Мне просто нужно упражняться, и калории быстро сгорают. – Анджела бросила удрученный взгляд на дверь палатки. – Правда, сейчас нет возможности хоть как-то упражняться.

– Анджела…

– Звучит нехорошо. Ты точно хочешь меня о чем-то спросить?

Щеночек почти передумал, но вопрос грыз его изнутри.

– Почему ты здесь?

– В каком смысле?

– Ты знала, что пришелец существует, верно? Выходит, ты понимала, что в конце концов мы его найдем.

– Вообще-то, по-моему, это он нас нашел.

– Какая разница? Он здесь. Он настоящий. Ты не обязана была принимать предложение Эльстона вернуться сюда. Ты могла подождать несколько месяцев. Потом, после возвращения экспедиции, тебя бы оправдали. Ты это знала. Ты могла бы получить адвоката или кого-то в этом роде.

Анджела гоняла бекон вилкой по тарелке. Она смотрела на стоявшую за прилавком Мадлен, которая храбро улыбалась, выдавала контейнеры, находила дополнительные пакетики кетчупа, добавляла молока в чай, наливала кофе и отражала попытки флиртовать с нею. В личном деле девушки было маловато деталей, только общая информация: где родилась, родители, школа, адрес, кредитная история, пара отзывов от предыдущих нанимателей. Одна из миллионов двадцатилетних жительниц ГЕ, бесцельно бредущая по жизни. Только вот, конечно, на самом деле она не такова.

– Ну так почему? – настаивал Пареш.

– Хм. Пареш, ты когда-нибудь бывал в тюрьме?

– Нет. – Он сочувственно покачал головой.

– Тогда ты понятия не имеешь, на что это похоже. Я там провела двадцать лет, Пареш. Меня заперли, как зверя, на семь тысяч триста дней. И это за то, чего я не делала.

– Мне жаль.

– Да, я могла бы просидеть там ещё шесть месяцев. Но какого хрена? Я провела двадцать лет, зная правду, зная, что невиновна. Двадцать лет меня называли лгуньей. Двадцать лет я была каким-то комком нечеловеческой грязи без прав и без голоса. Двадцать лет жестокости за то, чего я не делала. Двадцать лет, потому что правительство и Норты порочны. Двадцать гребаных лет взаперти. Пришелец отправил меня туда. Монстр это со мной сотворил. Он все у меня отнял. Без остатка! Все, что я знала. Все, что я любила. Каждую ночь, когда меня запирали в гробнице, которую называли камерой, у меня оставалось лишь одно: знание, что он настоящий. Что он где-то здесь, смеется надо мной. Вот что помогло мне остаться в своем уме, пусть он и не совсем здравый. В общем, да, я вернулась сюда с экспедицией, которая собралась его выследить. Потому что я его найду, Пареш, с чьей-то помощью или без нее. И когда найду, я расквитаюсь с ним за все, что он мне сделал. И, Пареш, не стой на моем пути, когда это случится, потому что тогда ничто в целом мире тебя не защитит.

Она встала и решительным шагом вышла из палатки-столовой. Воздух снаружи был прохладным. И чистым, без спор, и потому она им наслаждалась, глубоко дыша и пытаясь успокоиться. Ночью, конечно, прошел дождь, растения и земля блестели. Но блеск был тусклым; листья на кустах и лозах сделались коричневыми по краям от непогоды, замёрзли во время града. В некотором отдалении она увидела Атьео и Джиллиан в броне, они шли вдоль ряда испорченных палаток. Джиллиан приветственно вскинула руку.