Звоночек 4 (СИ) - Маришин Михаил Егорович - Страница 25

— Беда с этой 82-й дивизией, — сказал Толоконников, после того, как я ему передал дела. — Сформировали за две недели из кого попало по временным штатам, да еще две недели везли с Урала. 57-й корпус от Борзи идет пешим маршем, отправив все, что можно на машинах вперед. Неужели нельзя было другой, кадровый полк автотранспортом перевозить? Так нет, пермяки, видите ли, к степным условиям не приспособлены, к лесам привыкли и не готовы длительные пешие марши совершать! Тьфу!

Ранним утром, когда предрассветные сумерки рассек первый луч встающего между горбами Песчаной и Зеленой солнца, я с особистами уехал с передовой. Добравшись до КП на горе Хамар-Даба, уснул в обнимку с «сайгой» мертвым сном в блиндаже пограничников, и даже начавшаяся артиллерийская канонада мне не могла помешать.

— Капитан, капитан Любимов! Просыпайся же, черт!! — меня кто-то тряс как плюшевого мишку, стараясь привести в чувство.

— Времени сколько? — спросил я, позабыв про все правила русского языка, рывком сев и сбросив ноги с земляной лежанки.

— Девять, — со злостью ответил майор Булыга, выспавшийся не более, чем я.

— А число какое?

— Шестнадцатое! Месяц июнь!! Год тридцать восьмой!!! Потерялся? — бесился особист, думая, что у меня глаза открыты, а мозг все еще спит.

— Странно, судя по предчувствию должно быть тринадцатое, — промямлил я, думая про себя, что сапоги-то перед сном, пожалуй, надо было бы снять.

— Почему это?!

— Потому, что у вас чертовщина творится! Уставшим людям выспаться, может в последний раз, не дают! Что, японцы наступают, что ли?!

— Хуже! У меня в блиндаже сидит капитан Свиридов. Очередной комбат того батальона, что мы ночью в чувство приводили. С письменным приказом Жукова капитана Толоконникова за невыполнение приказа арестовать, судить, расстрелять! Что делать будем?

— Булыга, у тебя совесть есть? Или устава и обязанностей своих не знаешь? — пробурчал я, натягивая на плечи шинель. Земля, прогревавшаяся под солнцем за день, ночью вытянула из тела, казалось, последние остатки тепла. — Нет такой формулировки «за невыполнение приказа». «За отказ выполнять приказ в боевой обстановке» есть, а все остальное — отсебятина. Так Жукову и напиши и с этим же Свиридовым отправь восвояси.

— Тебе легко говорить! — вскочил на ноги и нервно забегал по блиндажу только секунду назад присевший рядом со мной майор. — Ты завтра или послезавтра улетишь, а мне тут оставаться и разгребать! Понаехало с указивками умных, не продохнуть!

— И что ты от меня хочешь? — спросил я, зевнув от души и потянувшись.

— С Жуковым надо что-то делать, пока он дров не наломал! Я шифровку в Читу отправлю, пусть меняют его! Но я хочу, чтобы ты, когда будешь в Москве, меня прикрыл и доложил обо всем, что здесь видел, как есть! — Булыга с этими словами опустил свою пятерню мне на плечо. Быстро он понял, откуда ветер дует и перековался! Подумать только, каких-то десять часов назад заливал мне про комкора с особыми полномочиями…

— И о тех, вчерашних приговорах трибунала тоже? — резко встал я, забеспокоившись, что Жукова из-за меня действительно могут отозвать и маршал Победы медным тазом накроется. — Командующий армейской группой — это тебе не командир батальона! Пришлют комиссию, будут разбираться и тогда-то и вскроется, что комкору предъявить можно самодурство и только, ведь, по факту, приговоры-то не он выносил! Жуков рулит всего ничего, дай ему время осмотреться, поправь и объясни, что касается твоей работы, чтоб у него заворотов не было. А то вы тут все, и ты, и Жуков, как в пятнашки играете, этот плох, давай другого! Не завалялось у советского народа для вас Кутузовых да Суворовых, чтоб каждый взвод ими укомплектовать. А те, что есть, не проявили пока себя.

— Всего ничего? Комкор здесь, между прочим, с октября. В войсках болтают, что его в Монголию за какие-то художества во время больших маневров сослали с глаз подальше. Явно не Суворов, да и на Кутузова не тянет! — понизив голос, Булыга опустился до сплетен, которые, впрочем, являлись частью его работы. Для меня же известие, что Жуков здесь «коренной», стало сюрпризом. Сработал стереотип «эталонной» истории. Странная и непонятная она все-таки сущность. Год не тот, а война и действующие лица те же. Видно, как говорят, на роду написано.

— Стоп! Жуков командир неплохой. Я на тех маневрах был и сам все видел. Комкор, тогда еще комдив, в заведомо неблагоприятной обстановке нашел решение, принесшее в итоге победу. Правда, не той стороне, которой она была предназначена по плану маршала Ворошилова. За что и поплатился, точно так же, как и Рокоссовский. То, что сейчас здесь происходит, конечно, ни в какие ворота не лезет. Но давай не будем горячку пороть, ее и так хватает. Представишь меня Жукову, как вновь назначенного уполномоченного в авиагруппу. Я с ним поговорю по душам обо всем наболевшем. Вот если не послушает, тогда и будем уже дергаться. Хорошо бы комиссаров к этому делу подключить, но не уверен я, что из-за них хай до небес не поднимется. У них вся работа языком, опасно. Свиридова пока придержи до выяснения обстоятельств.

— Вот и хорошо, — с облегчением выдохнул майор Булыга и приземлил свою пятую точку рядом. Мне подумалось, что именно такого моего решения он и добивался, стремясь вывернуться между наковальней советских законов, которые и должен был охранять, и молотом прущего напролом комкора, которого сам Сталин «благословил» на подвиги.

— Как насчет пожрать? — осведомился я, вспоминая, что прием пищи, несмотря на обстоятельства, должен быть «по расписанию». — И сообщи в штаб авиагруппы, что я у тебя, а то, наверное, меня уж потеряли.

— Пойдем, — пригласил за собой майор и заметил. — Тебе, капитан, побриться бы не мешало. Смушкевич в курсе, где ты. Сам разыскивал уже. Как пойдем к Жукову, заодно и ему на глаза покажешься.

— Что, командующий авиагруппой к себе не уехал?

— Как сказать. Он, ради более оперативного управления и взаимодействия, а также, чтоб некоторые ретивые к нему с пулеметами не врывались, за ночь перенес свой КП к нам на Хамар-Даба.

— Вывернулся значит, — усмехнулся я, мотнув головой. — Хитер Смушкевич, не отнять…

Сорок минут спустя, налопавшись рисовой каши с чаем и приведя себя после ночных приключений в порядок, я шел вслед за майором Булыгой по отрытым в плотной, глинистой земле ходам сообщения на КНП командующего армейской группой. На самом гребне высоты красноармейцы, стоя в траншее, махали лопатами, расширяя ее и выводя боковые отростки, в концах которых потом построят блиндажи.

— Здесь КНП Смушкевича будет. Обзор на все триста шестьдесят. Командующий чуть ниже обосновался, чтобы на фоне неба не светиться, — пояснил Булыга, когда мы поднялись с обратного ската. Вид отсюда, действительно, открывался отличный. Если, конечно, не пытаться разглядывать что-то внизу у подножия высоты и за рекой. Для этого пришлось бы сильно высовываться, демаскируя свою позицию для вражеских наблюдателей. Впрочем, расстояние до противника позволяло некоторые вольности. А вот для управления авиацией место было просто идеальным. К тому же, совмещая КП, Смушкевич мог немедленно, даже без полевого телефона, получать заявки Жукова. Пока шло строительство, оба комкора и вовсе сидели рука об руку на обустроенном на тактическом гребне КНП командующего армейской группой. До него пришлось идти вниз и в сторону еще полторы сотни метров.

Невысокий, лобастый, с орденом Красного Знамени на гимнастерке, в окружении многочисленных командиров РККА и бойцов в ушастых касках-буденновках, комкор, занятый разговором с каким-то военачальником, с которым он был в «равных весовых категориях», не обратил на наше с Булыгой появление абсолютно никакого внимания. Пришлось ждать, пока Жуков, говоривший до того тихо, повысил голос и завершил беседу приказом:

— Выполняйте, товарищ Фекленко.

Майор Булыга, тут же воспользовавшись паузой, подскочил к собиравшемуся уж было отвернуться в сторону фронта Жукову, козырнул, поздоровался и представил меня: