Звоночек 4 (СИ) - Маришин Михаил Егорович - Страница 96

— Почему у вас винтовка? — не спеша выполнять команду и убирать оружие, подозрительно спросил Черепанов.

Я залез в суму, достал бумаги, нашел нужную и протянул чекисту.

— Потому, что это моя охотничья винтовка. Подарок маршала Ворошилова. Читайте.

— Бригинженеру Любимову… За отличную стрельбу… Винтовку «Маузер» с трехкратным оптическим прицелом… — полувслух пробежал лейтенант глазами по записке.

— Вопросы есть? Нет?

— Извините… — протянул мне Черепанов бумагу назад.

— Чего ждете? Вагон ваш! — усмехнулся я смущенному виду чекиста.

Опять сержанты устремились внутрь. Две женщины, понятые, остались стоять на перроне у самых дверей. Чуть дальше, за цепочкой милиционеров, на происходящее глазела толпа пассажиров, отъезд которых, сорвав расписание, мы задерживали, судя по объявлениям. С платформ за всем смотрел еще и вооруженный самозарядными винтовками армейский караул, криками отгоняя зевак, чтобы не приближались к поезду ближе трех метров. Через открытую дверь мне было видно, как чекисты в вагоне, побегав, ворошат сено.

— Ничего, — вышел один из них, забросив внутрь пустую корзину из под яблок.

— Товарищ лейтенант госбезопасности, нам семафор зеленый уж сколько горит! Дежурный по вокзалу ругается! — одновременно подбежал вдоль состава начальник поезда.

— Отправляй! — зло махнул ему рукой Черепанов и, посмотрев на меня, вдруг задержал взгляд на Вяхре. — А конь?

— А конь тоже мой, — рассмеялся я, глядя как поезд, свистнув гудком, трогается. — И бумага соответствующая имеется.

— Конь Вяхр, в скобках, Холера, вороной, трех лет… К строевой, обозной, артиллерийской службе не пригоден… Председатель конно-ремонтной комиссии 3-го Кубанского казачьего корпуса… Извините, товарищ бригинженер, ошибочка вышла, — вернул мне, козырнув, лейтенант ГБ очередную писульку и хотел было свалить со своей гоп-компанией в петлицах.

— Не извиняю, лейтенант, — сказал я достаточно громко. — Стоять! Кто приказал меня здесь обыскивать?

— Вас никто не обыскивал, товарищ бригинженер. Мы просто осмотрели вагон, в котором вы приехали, — попытался тихо уйти в сторону от прямого ответа Черепанов.

— С понятыми?

— Это на всякий случай…

— На какой такой случай? На случай, если бригинженер Любимов, кавалер орденов Ленина, Красной Звезды, Красного Знамени, Герой Соцтруда, вором окажется?! Повторяю вопрос, кто приказал?!!

— Народный комиссар внутренних дел отдал приказ взять на контроль все случаи отправки военнослужащими РККА в тыл вагонов с личным имуществом из районов боевых действий. А то взяли моду некоторые командармы мародерствовать и панское барахло к себе домой целыми поездами отправлять, — нагло усмехнувшись, сказал лейтенант.

В толпе на перроне зашушукались. Вот сволочь! Всех в дерьмо одной фразой макнул, и НКВД, и самого наркома, да и могучую Красную Армию тоже в эту же кучу.

— Ты меня плохо понял, лейтенант Черепанов? — продолжаю настаивать на своем. — Кто приказал обыскивать именно меня, именно здесь и именно сейчас?!

— Я не уполномочен давать вам такие сведения, — нахально заявил чекист и, забрав ГБ-шников пошел прочь, не обращая больше на меня никакого внимания.

— Товарищ бригинженер, нельзя вам с конем на перроне… — робко подал голос оставшийся без начальства старший наряда народной милиции с тремя треугольниками в петлицах.

— Так, а куда ж мне деваться? Поезд-то ушел? На пути прыгать? — развел я руками.

— Давайте мы вас с территории проводим, а то конь ваш лягается, может кого-нибудь зашибить, — предложил милиционер.

— Хорошо, только через пару минут. Людям надо пару слов сказать по поводу того, что здесь произошло. А то слухи вредные поползти могут. — согласился я и сел в седло, чтобы меня было видно издали. — Товарищи! То, что здесь произошло является нормальной работой Наркомата внутренних дел по предотвращению нарушения социалистической законности в РККА. Однако я, бригадный инженер Любимов, начальник инженерно технической службы 5-го танкового корпуса, ответственно заявляю. Ни о каких случаях мародерства в частях корпуса мне не известно. Как и в частях соседей, 3-го Кубанского казачьего корпуса и 8-й армии в целом. Вы все меня знаете, я слов на ветер не бросаю. РККА была, есть и будет защитницей народа СССР, стоящей на страже завоеваний Октябрьской революции, а не бандой буржуазных захватчиков и грабителей! Мы не нападаем на соседей, кем бы они ни были, не начинаем войн! Но мы их заканчиваем! Нашей славной, могучей, Рабоче-Крестьянской Красной Армии, ура, товарищи!!!

— Ура! Ура! — вразброд и не слишком-то воодушевленно прокатилось по перрону и, упершись в здание вокзала, заглохло.

— Ладно, поехали, — махнул я рукой и, как был, верхом, поехал вдоль края платформы, который еще не успели занять переполошенные с утра пассажиры. Милиционеры, вежливо прося людей освободить дорогу, проводили меня в обход здания вокзала до выхода со станции метро Белорусская.

— Попали мы, товарищ бригинженер, в переплет? — вздохнув, спросил меня напоследок старший наряда.

— Бдительнее надо быть, товарищи. Где это видано, чтоб среди бела дня, без повода, в людном месте, трясли старших командиров Красной Армии? Вы б прежде, начальству своему доложили, что ли, о том, что здесь у вас намечается. Задницу хоть прикрыли бы.

— Доложишь тут, когда голосом да званием берут… — буркнул себе под нос милиционер. — Бегом, быстрее, вот и добегались…

— Ну, бывай, отделенный командир, — распрощался я. — Не журись, дело твое маленькое, ты приказ выполнял…

Вокзальные часы пробили десять утра. Москва, двадцать девятое августа, солнечный погожий денек. Мой первоначальный план добраться верхом по окраинам пошел прахом и сейчас на площади Белорусского вокзала, которая раньше называлась Тверской заставой, я пытался сообразить, что же мне делать дальше. Во-первых, в Управление кадров РККА, вернее «по делам среднего и высшего комсостава», в распоряжение которого я был откомандирован, надо было явиться только первого сентября. Спешить с этим делом я и не думал, рассчитывая пару дней пофилонить дома, но теплая встреча, организованная мне чекистами, требовала обо всем случившемся как можно быстрее доложить своему непосредственному начальнику. То бишь, в данном конкретном случае, начальнику Управления, заместителю наркома обороны, командарму 2-го ранга Щаденко. Сомнения же мои были связаны с тем, что кратчайший путь и домой, и в НКО на Знаменку, то бишь улицу Фрунзе, шел через центр города по Горького. Между тем, ее уже успели полностью реконструировать, снеся или передвинув старые здания, расширив проезжую часть и построив новые дома. В общем, эта магистраль уже приобрела привычный мне «советский» вид и неофициально считалась парадной. Пусть машин по гладкому асфальту едет немного настолько, что люди переходят с одной стороны на другую не спеша и в любом месте, даже по диагонали, но вот извозчиков, всадников, вообще лошадей, вы на ней не увидите. По переулкам, параллельным улочкам старой Москвы — будьте любезны, а здесь нечего навоз разбрасывать. Мне же петлять по подворотням не улыбалось. К тому же, все равно пришлось бы пересекать Садовое кольцо, для которого действовало то же неписанное правило.

Эх, была не была, поеду прямо! На первом же перекрестке ОРУДовец в белой гимнастерке (кстати, именно от аббревиатуры этого отдела РККМ, занимающегося регулированием дорожного движения возник в русском языке глагол «орудовать», а вовсе не от «орудия») напрягся, всматриваясь, кто это так нагло, верхом, да еще увешавшись оружием с ног до головы прет по улице Горького, но, узнав меня, вытянулся и бросил руку к фуражке. Поприветствовав его в ответ, я уже уверенно пустил Вяхра рысью поближе к тротуару, как лет двадцать спустя сказали бы, в левой полосе. Но сейчас полос нет, за исключением двойной сплошной. Люди, по большей части женщины, не только на моей стороне улицы, но и напротив, стали останавливаться, глядя мне вслед. Некоторые приветственно махали руками, а вездесущие мальчишки, выскочив из дворов, пытались угнаться, останавливаемые лишь окриками взрослых, когда слишком далеко убегали от дома. Хорошо им сейчас, забот нет, в школу только через два дня…