Длинные руки нейтралитета (СИ) - Переяславцев Алексей - Страница 35

  После двух поправок командир гранатомета с чистой совестью отдал приказ на то, что позднее назовут беглым огнем. Руки Максимушкина прямо-таки летали по маховичкам и ползункам. Он не хуже, а то и лучше лейтенанта понимал, что чем больше вражеских орудий попадет под разрывы гранат, тем меньше возможностей у противника для ответа ядрами и бомбами и потому покрикивал:

  - А ну, ребята, подавай, подавай шустрее! Да не раскорячивайся, держись за щитом. Быстрее, братва, шевели грабками!

   Неприятельские артиллеристы отличались не только расторопностью, но и сообразительностью. Появление на русском редуте щита с чем-то непонятным за ним сразу же связалось с умах с новыми сверхмощными бомбами. Плотные облака порохового дыма встали над правым флангом. Особо внимательный и необремененный другими делами наблюдатель мог бы невооруженным взглядом заметить несущиеся ядра.

  Не стоило удивляться, что огонь сосредоточился именно по подозрительному месту. Комендор только-только успел выкрикнуть: 'За щит!', как ядра ударили в редут. Земля дрогнула под ногами русских артиллеристов.

  Дзак-к-к-к!

  Каменные осколки хлестнули по металлу щита почти одновременно, но дюймовая броня устояла.

  - Наддай, ребятушки! - взывал Масимушкин. - Щас я их достану!

  Несомненно, Беккер находился в наиопаснейшей позиции. Осколки не пощадили его мундира, но сам лейтенант был как заговоренный. И голос его не утерял силы:

  - Опять раскомандовался?!! Десять линьков после боя!

  Пожалуй, комендор проявил неоправданный оптимизм: правый фланг линии неприятельских орудий утонул в дыму и облаках пыли, целиться было куда как трудно. Даже после того, как Максимушкин прошелся гранатами по всем противостоящим Волынскому редуту батареям, не вся артиллерия оказалась подавленной.

  Лейтенант увидел неприятельских пушкарей, перезаряжающих орудия, и завопил:

  - Мажешь, скотина! Куда целишься, распросукин сын!!!

  В дополнение к сказанному Беккер не упустил случая поупражняться в тонкостях русского языка. Отдать справедливость этому офицеру Российского флота: сказано было длинно и умело, причем без применения немецких слов.

  Комендор не успел совсем чуть-чуть. Целых три бомбы подняли фонтаны земли совсем близко от гранатометной позиции, коротко прошипели и рванули. Ответный взрыв грянул с небольшим перелетом, но как раз это заметить было трудновато: дым снова скрыл цели.

  Ситуация разом изменилась. Когда пыль осела, то оказалось, что пренебрежение опасностью недешево обошлось Беккеру: тот сидел на земле, зажимая обеими руками рану около колена. От боли офицер жмурился и ругался сквозь зубы.

  - Лейтенанта ранило!

  Комендор не смог распознать голос, но отреагировал мгновенно:

  - Самсонов, Писаренко - перетяните рану и везите офицера до госпиталя. Тароватов - становись комендором. Я буду давать цели.

  Двое матросов подскочили к раненому и понесли к повозке. По пути они приговаривали: 'Ничё, вашбродь, доставим до госпиталя, а там авось Марья Захаровна возьмется. Уж она дело разумеет'.

  Сам же Максимушкин проскочил на позицию наблюдателя, однако и не подумал встать во весь рост, а вместо того залег в неглубокую выемку, всмотрелся и поднял правую руку.

  Большой палец указал назад, потом левая рука отметила кончик указательного пальца.

  Тароватов немедленно доказал, что недаром был выбран на должность. Он сдвинул ползунок на четверть деления влево и нажал на спуск. Как раз в это время порыв ветра убрал дымовые клубы.

  - Накры-ы-ы-ыл!!!

  Но Максимушкин не радовался вместе со всеми. Через мгновения последовал очередной знак: большой палец указал направо, ладонь рубанула воздух.

  С этого момента прошло не более пяти минут - а на неприятельской батарее отвечать было уже некому.

  Максимушкин, слегка пошатываясь, подошел к товарищам. Те тоже с некоторым трудом держались на ногах. Матросы с радостью сели бы на землю, но она была очень уж холодной.

  - Ладно ты придумал со знаками, Тима.

  - Точно, по делу. А ну-ка, повтори для всех.

  - Не до того, ребята; надо бы мне щит осмотреть.

  - Чего смотреть, дырок нет.

  - Ан есть же. Тута.

  - И не дырка вовсе, просто промяло железо.

  - Так как ты показываешь недолет?

  - А вот как... если, к примеру, сместить ползунок на полделения, тогда отмеряешь полпальца...

  На Селенгинском редуте дело пошло с самого начала по-другому, но причины этого так и остались невыявленными. То ли неприятельские пушкари не сразу отреагировали на разрывы открытием ответного огня, то ли удачно легли гранаты - как бы то ни было, ответ с вражеских позиций, можно считать, не прилетел.

  Поручик Боголепов громогласно похвалил прислугу за быстроту действий и меткость пальбы. А дальше он сделал то, до чего не додумался флотский комендор: послал донесение командиру редута с предложением сделать вылазку, пообещав поддержать ее гранатами. Но это предложение наткнулось на стену. Капитан второго ранга Выжеватов наотрез отказался выделить людей, упирая на отсутствие должных приказов от начальства. А таковых не дождались вплоть до темноты, когда уже было поздно.

  Но сразу же по окончании пальбы от комендора Патрушева последовало:

  - Ваше благородие, разрешите обратиться.

  Поручик Боголепов был само благодушие:

  - Обращайся, братец.

  - Так что, ваше благородие, не взорвались две гранаты.

  Хорошее настроение артиллерийского офицера немедленно начало увядать.

  - Почем знаешь?

  - Так ить две гранаты что слева, ушли, а те, что справа, так и остались. Такое было уж на Камчатском.

  - Хорошо, что заметил, Патрушев.

  - Рад стараться!

  Начальство самого разного калибра, от командиров пушечных батарей до генерала Хрулева включительно, отметило более чем положительный эффект от появления гранатометов. На следующий день парламентеры под белым флагом прибыли на позиции перед люнетами и запросили перемирия ради вывоза раненых и убитых, но попавшие под обстрел неприятельские пушки так и остались на своих бывших позициях. Новые же линии артиллерии соорудили на порядочном отдалении - более версты.