Экипаж боцмана Рябова
(Рассказы и повести) - Коковин Евгений Степанович - Страница 20

Потом кинооператор показал зрителям захват шведами в плен кормщика Ивана Рябова, и на экране крупным планом возник шведский фрегат.

— Степан Иванович, — закричал Вяча, — смотрите, ваш «Буревестник»!

— Он самый, — взволнованно произнёс боцман. — И узнаю и не узнаю. Вот ведь как всё перекроили у моего парусника. И всё же узнать можно. Столько лет на нём плавал! Он самый — «Буревестник»…

— Мы показали вам только малую часть фильма, — сказал Савва Кириллович. — У нас уже заснято очень много. И в Москве ещё будут съёмки. А потом монтаж. Ну, а месяцев через семь-восемь вы, конечно, увидите и всю картину целиком.

Режиссёр и кинооператор уехали, но жители улицы ещё долго не расходились, обсуждая необычное для их жизни событие.

А матросы «Ласточки» снова держали большой совет, но на этот раз пригласив и Степана Ивановича.

— Я считаю, Егор прав, — заявил Антон. — Пожалуй, лучше всех работал Слава Хабаров. Я тоже предлагаю зачислить его в экипаж «Ласточки». А шестым матросом мы в каждый рейс будем брать по очереди всех остальных, кто сегодня работал. У меня все записаны. В первый поход предлагаю взять Риту Саврасову — она лучше многих мальчишек работала. Да и у Инги подружка будет.

Степан Иванович получил назначение боцманом на большой океанский теплоход «Капитан Кучин».

Александр Иванович Кучин, онежский моряк, сопровождал норвежского путешественника Амундсена в экспедицию к Южному полюсу, а также участвовал в экспедиции русского полярного исследователя Владимира Александровича Русанова на судне «Геркулес». Из последней экспедиции Кучин не вернулся, но северяне хорошо помнят своего знаменитого земляка. В честь его и назван теплоход, на котором Степан Иванович должен был идти в плавание.

Получив в пароходстве назначение, он сразу же направился на борт своего нового судна, представился, как положено, вахтенному штурману, потом — капитану и быстро принял от предшественника всё палубное хозяйство.

Теплоход «Капитан Кучин» встал под погрузку у лесобиржи соломбальского комбината, и Степан Иванович изредка мог бывать дома, навещать жену.

Команда «Ласточки» единодушно решила в походы не ходить, пока их бывший боцман, а теперь боцман большого теплохода Степан Иванович не уйдёт в море. А об отходе «Капитана Кучина» Антона должен был известить Егор-Беломор.

И вот Егор приехал к Антону.

— Завтра в десять ноль-ноль «Капитан Кучин» отходит.

На другой день утром «Ласточка» с экипажем в полном составе вышла из речки Соломбалки на Северную Двину и взяла курс к лесобирже. Были на борту шлюпа и новые матросы: Слава и Рита.

Когда «Ласточка» подошла совсем близко к борту «Капитана Кучина», ребята увидели Степана Ивановича. Боцман сбежал по трапу с полубака и наклонился через борт.

— Шесть матросов плюс боцман Антон, капитан в уме. Добро, друзья!

— Мы пришли вас проводить! — крикнул в мегафон Вяча.

— Спасибо, дорогие!

На мачте теплохода вился отходной флаг. Команда, судя по всему, готовилась к отплытию.

Нежданно-негаданно подошёл буксирный пароходик «Белуха». На нём всё ещё был капитаном уже знакомый экипажу «Ласточки» Карпыч.

— Ого, здорово, старик! — приветствовал Карпыча боцман. — На одном конце четыре узла. Всё ещё плаваешь?

— Да куда же я брошу свою дролюшку?! А ты в рейс собрался? Ну, да ты ещё молодой. Счастливо плавать! Три фута под килем! — закончил Карпыч добрым моряцким напутствием.

«Белуха» прошла, не застопорив ход. Да и ход-то у неё, у «старушки», был самый черепаший.

Боцман ещё с минуту поговорил с матросами «Ласточки» и поспешил на полубак, на своё место при отходе. Капитан и вахтенный штурман уже были на капитанском мостике.

Послышалась команда отдать швартовы. Нос теплохода стал медленно отдаляться от причальной стенки — знакомые всем ребятам минуты.

Степан Иванович был занят, и юные матросы снизу его не видели.

— «Кучин» отойдёт, тогда и увидим, — сказал Слава.

— Давайте споём на прощанье дяде Степану песню, — предложила Рита. — Только какую?..

— Ясно какую — «Вечер на рейде», — сказал Вяча.

— Так ведь там поётся «Уходим завтра в море», а тут сегодня, сейчас.

— Это ничего, — успокоил Антон. — Запевай, Рита! Только, ребята, погромче подпевайте, чтобы на палубе «Кучина» было слышно.

Рита запела звонко и высоко:

Песня ожила над большой рекой и, подхваченная всеми матросами «Ласточки», набирала силу.

За фальшбортом показался Степан Иванович. Он неистово махал фуражкой.

Услыхав песню, к борту собрались все не занятые на вахте члены команды «Капитана Кучина». Они дружно подхватили:

Капитан стоял на крыле мостика и улыбался. Он не был ни седым, ни боевым. Он был совсем молод и войны не видел.

А тем временем теплоход уже вышел на полный фарватер и лёг на основной курс. «Ласточка» сопровождала его. И казалось, словно крепкими швартовыми канатами соединяет огромный теплоход и маленький шлюп моряцкая песня.

Провожая Степана Ивановича в далёкое плавание, члены экипажа «Ласточки» желали ему счастья и три фута под килем. Семь узлов на одном конце, минус старый боцман, плюс новый боцман, капитан, как всегда, в уме!

Добро, боцман Рябов! Добро, маленькие матросы!

Живут на нашем Севере сказки и легенды, смелые и героические, затейливые и мечтательные, светлые и улыбчивые. Великое множество их, сестриц-волшебниц. Весело и вольготно живут они. Живут в теремах резных-узорчатых, в простых крестьянских избах и на сценах сельских клубов, на рыбацких станах, в чумах и на базах оседлости пастухов-оленеводов. И владеют сказки и легенды на Севере огромными землями. От древнего города Великого Устюга раскинулись их владения по могучей и раздольной Северной Двине, по медвежьим берегам Беломорья, по неохватным ягельным[1] просторам ненецкой тундры до самого Камня-Урала и по далёким заполярным островам до хмурого и сурового батюшки-Груманта — Шпицбергена.

Много-много сказок и легенд, былин и сказаний на Севере, но никто не знает их больше, чем старый Степан Егорович Поморцев.

Большой океанский теплоход отправлялся в рейс — к далёкому заполярному острову.

Палуба теплохода была заполнена пассажирами, а причал — провожающими. Те и другие перекликались, о чём-то напоминали друг другу. Слышались напутствия и пожелания счастливого плавания. Царило то пёстрое, весёлое, а иногда и чуточку чем-то тревожное оживление, какое обычно бывает при отплытии большого пассажирского корабля.

Одним из последних на борт теплохода неторопливо поднялся маленький, но плечистый, бородатый и гривастый старик, похожий на колдуна-лесовика. А ещё он чем-то напоминал старого-престарого седого моржа. За плечи старика, словно цирковая обезьянка, цеплялся тощий парусиновый мешок с карманами, обшитыми полосками коричневой кожи. В одной руке пассажир держал старый чёрный плащ-дождевик, в другой — такую же старую чёрную шляпу.

Хотя старик и походил на колдуна, его никто не испугался, даже маленькие дети, которые были и на теплоходе и на причале. Наоборот, многие пассажиры старику обрадовались. С теплохода его приветствовали. А молодой капитан судна даже сошёл с мостика встречать нового пассажира. В этом большом портовом городе Степан Егорович был старожилом, и все жители хорошо его знали.