Экипаж боцмана Рябова
(Рассказы и повести) - Коковин Евгений Степанович - Страница 31

Лёгкий ветер дул с северо-востока, в спину Хатанзея, и он хорошо расслышал голос с настигающей его упряжки:

— Эй, председатель! Погоди-ко!

Хатанзей хореем затормозил нарты. Шедшая сзади упряжка поравнялась с ним. В темноте полярной ночи Иван различил на нартах двух человек, но не узнал их.

— На моих олешках катаешься?! Вот и пришло время взять их мне обратно.

Теперь Хатанзей узнал: кричал Теняко.

Над заснежённой пустыней в тишине выстрел хлопнул тонко, как удар бича, коротко и резко.

Хатанзей упал на нарты и крикнул на оленей. Он ждал второго выстрела, но его не было. Упряжка Хатанзея понеслась. Иван чувствовал острую боль, терял силы. Вероятно, он на какое-то мгновение потерял сознание, выпустил хорей, свалился с нарт.

Напуганные выстрелом олени умчались. За ними на своей упряжке погнался Теняко. А над раненым Хатанзеем склонился так и не узнанный им человек.

Удар ножом был таким же резким и коротким, как выстрел.

Теняко нагнал упряжку Хатанзея и вскоре вернулся. Лебяжий (а это был он) вскочил на вторые нарты, и упряжки рванулись на северо-восток.

На снегу остался лежать Иван Хатанзей, первый председатель островного Совета.

Теняко арестовали и судили за убийство, в котором он скоро сознался. Лебяжий долго скрывался на острове. Потом нашли его растерзанный медведем труп.

Свой колхоз ненцы назвали именем погибшего президента острова.

— Илюша, покажи мне чум.

— Какой чум?

— Чум, в котором ненцы живут.

— А где же я тебе его возьму? Чумов здесь давно нету. Все мы, ненцы, в домах живём. Здесь посёлок, называется «База оседлости».

— Ох, а мне так хотелось посмотреть настоящий чум!

— Чумы теперь только в стадах, далеко. Там пастухи живут.

Алексей Кириллович уже ушёл на станцию, на работу. Сказочник дома не ночевал: гостил у старого Хатанзея, записывал легенды.

— Куда собрались? — спросила Вера Андреевна. — Далеко не ходите — слышишь, Игорь?

— Не беспокойтесь, тётя Вера, мы только по берегу погуляем немножко.

Илюша, конечно, знал: заикнись он о поездке на лодке, тётя Вера Игоря и Наташу ни на шаг из дому не отпустит.

Втроём они вышли из дому и отправились на берег. Недалеко от дома стояла метеостанция — домик с четырёхскатной крышей, башенкой и бесчисленными, всех видов антеннами. Над башенкой неторопливо кружились робинзоновы полушария — четыре полуопрокинутые чашечки на стержнях — и так же медленно юлил флюгер. Наташа залюбовалась робинзоновыми полушариями, остановилась.

Вдруг из-за метеостанции взлетел большой желтоватый шар.

— Смотрите, смотрите! — закричала Наташа. — Воздушный шарик!

— Никакой не шарик, а обыкновенный зонд, — важно сказал Игорь.

— Какой зонт? — удивилась Наташа. — Воздушный шарик. У нас такие на праздники продают, разноцветные — красные, синие, зелёные. Игрушечные.

— Никакие не игрушечные, — настаивал Игорь. — И не зонт, а зонд. Для наблюдений.

— Не спорь, Наташа, — примирительно сказал Илюша. — Он знает. У него отец начальник на станции.

Воздушный шар-зонд поднимался всё выше и выше, медленно отклоняясь на северо-восток, и наконец совсем скрылся.

— Ветер юго-западный, — так же солидно и авторитетно заявил Игорь. — Хорошая погода будет.

— А ты откуда знаешь? — чуть уязвлённая, спросила Наташа. — Ты тоже наблюдатель?

— Не наблюдатель, а знаю. — Игорь замолчал, раздумывая, стоит ли объяснять девчонке: всё равно ничего не поймёт. Потом он пробормотал будто для себя: — Юго-запад всегда несёт хорошую погоду, а юго-восток — всегда дождь или снег. А северо-восток, раньше его норд-остом называли, по-иностранному, — ветер холодный, не сильный, а резкий, противный.

Теперь Наташа даже с уважением взглянула на Игоря. А он шагал как будто погружённый в какие-то большие, лишь ему доступные раздумья и не обращал никакого внимания на своих спутников.

— А что это стучит? — спросила Наташа, прислушиваясь.

— Это на электростанции, — сказал Илюша.

— Тоже мне электростанция! — усмехнулся Игорь. — Просто движок с динамкой, для освещения. Электростанцию настоящую ещё только строят.

В посёлке от дома к дому тянулись электрические провода. Наташа вспомнила: хотя в комнате было ещё совсем светло, тётя Мэнева включила электричество, потом — приёмник. Не знаю, как, мол, у вас, а у нас всё есть!

— Вот тут клуб, — показал Илюша на новое деревянное здание с широким, в три ступеньки крыльцом. — Сегодня кино будет. Все ненцы любят кино. Вот увидишь, старухи по восемьдесят лет приходят. Раньше боялись — чуть что, из зала убегали, — а теперь за уши не оторвёшь… Афиша уже висит. Вечером пойдём.

Рядом с клубом стояла школа-интернат.

— Вот здесь мы учимся, — сказал Илюша. — Можно бы зайти, да сейчас ещё рано: пионервожатая только днём приходит, а все учителя в отпусках.

— А вот и не все, не все в отпусках! — поспешил сообщить Игорь. Вся его серьёзность и важность внезапно пропали. Он прыгал впереди на одной ножке и кричал: —Алексей Иванович не в отпуске! Когда вы на оленях катались, мы с ним ездили рыбу ловить. Вот такую камбалу выловили и много камбал поменьше!

— Правда, я и забыл, — вспомнил Илюша, — ведь Алексей Иванович ещё не уехал. Он уже давно на острове, когда ещё нас с Игорем на свете не было. Алексей Иванович русский, а на нашем языке лучше нас говорит. Только его в школе сейчас тоже нету — рано ещё.

От школы они прошли на берег, постояли на сопке, полюбовались притихшим морем, далёким затуманенным горизонтом. Только Игоря море с берега не интересовало. Уже насмотрелся. Захлёбываясь, он всё ещё рассказывал, какую огромнейшую камбалу они с Алексеем Ивановичем поймали.

— Хватит! — оборвал его Илюша. — Вперёд!.. Вперёд!..

Он рванулся с сопки, как только не свалился, и вмиг оказался на песчаной отмели. Что там внизу произошло!

Наташа не заметила разлёгшихся на отмели собак. Их было десятка три. Вспугнутые стремительным появлением мальчика, они вскочили и огласили берег заливистым, угрожающим лаем.

Больше всего тут было лаек и крупных дворняг. Вскоре, видимо узнав Илюшу, собаки успокоились. Только самая малая из них, дворняжка, продолжала метаться по берегу и лаять. Конечно, она тоже узнала Илюшу, но ей надоело валяться на песке, и она была рада случаю поноситься, подразнить других собак и вообще подурачиться.

— Сайка, ложись! — прикрикнул на собачонку Илюша.

Дворняжка чуть поджала хвост, подбежала к мальчику, льстиво заглянула ему в глаза. Илюша с руки дал ей какой-то кусочек, наверное мясо или сахар. Почуяв еду, несколько собак тоже подбежали к Илюше.

— Ах вы, безработные голодяги! — ласково поругивал и оглаживал собак Илюша. — Ах вы, бездельники! Есть хотите. А что я вам дам?

В это время с сопки спустились Наташа и Игорь. Хотя девочка не боялась собак, она на всякий случай спросила:

— А они кусаются?

— Смотря кого. Но ты с нами, не бойся! А ну, Сайка, брысь! — отогнал Илюша ластившуюся дворняжку. — Самая маленькая и самая нахальная. Из-под носа у большой собаки кусок стащила.

Наташа заметила, что одна из собак скачет на трёх лапах. Передней лапы наполовину не было.

— Что с ней? У вас ведь и трамваев-то нету…

— В песцовый капкан, дурная, попала. Вон и второй такой инвалид есть. Диксон, ко мне!

Диксон, густошёрстный пёс, помесь овчарки с лайкой, подскочил к Илюше. У него тоже не было передней лапы.

— И этот позарился на мясо в капкане. Но в упряжке ходит. Я на собаках даже больше люблю ездить.

— А чьи же они?

— А ничьи, бесхозные. Живут где попало. И едят что попадётся: рыбу, потроха от забитого оленя. Зимой-то их хорошо кормят, когда на них ездят. Вот снег осенью выпадет, только нарты вытащим, собаки сами прибегут, заскулят, в упряжки будут проситься… Ну, пойдёмте на лодку!

На берегу крепко пахло рыбой и ворванью — тюленьим жиром. Казалось, этот запах можно было потрогать. Волны выбросили на отмели рыжеватые водоросли, топляки, консервные банки, промытые до белизны, большие и маленькие кости, неведомо чьи. У сопки на песке был накатан невысокий штабель брёвен — плавника.