Хроники мегаполиса (сборник) - Дяченко Марина и Сергей - Страница 9
- Предыдущая
- 9/72
- Следующая
– Когда кидаешь дротики, ты кого-то перед собой представляешь? Начальство? Сотрудников?
Он улыбнулся:
– Отвечать обязательно?
Ольга улыбнулась в ответ. Валентин внимательно посмотрел ей в глаза, поднял рюмку:
– Ну... за отсутствие в нашей жизни проститутства!
Тост был более чем двусмысленный. Ольга засмеялась:
– Зачем так сложно? Проще – за честное сотрудничество!
Валик усмехнулся в ответ. Как бы невзначай положил руку на Ольгино колено:
– Съездим в сауну? Сегодня? Расслабимся?
Она помедлила – может чуть больше, чем следовало. Потом аккуратно убрала руку:
– Сегодня я не могу.
– Завтра?
– Не выйдет.
– В воскресенье?
– В воскресенье, – она прикрыла глаза, – я занята. У сына матч... Кстати, я хотела бы делать интервью с Лобановским.
Валик плеснул коньяка себе в рюмку, залпом выпил:
– Знаешь, Оля... Не знаю, кто и что тебе предложил, но мне его немножечко жаль, – фразу про Лобановского он будто бы пропустил мимо ушей.
– Не понял? – Ольга приподняла брови.
– И не надо, – шеф стал, раздраженно завинтил пробку на коньячной бутылке, убрал хозяйство обратно в бар.
– Но, может быть, в воскресение, где-то с шести... если получится, – как ни в чем не бывало продолжала Ольга. – А насчет Лобановского есть классная концепция – футбол и искусство...
– Ты до него не доберешься, – прохладно сказал шеф. – Даже ты. Он сидит сейчас на базе в Конча-Заспе и никого не принимает. И я организовать не могу, уж извини.
Ольга рассмеялась.
Человеку постороннему трудно вообразить себе, до чего противен бывает звук самого благородного музыкального инструмента – скрипки, например. Человек непосторонний не обращает внимания. Привык. А кое-кому, вот как Диме например, нравилось слушать, как противный ученический звук понемногу облагораживается, приобретая право именоваться «музыкой»...
Но вот к надсадному пиликанью пейджера невозможно привыкнуть.
– Ирочка, повтори, пожалуйста, вот эти два этюда, я сейчас подойду... Мне надо к завучу зайти на пять минут...
Надо понимать, именно завуч общается со своими педагогами посредством пейджера. Какие новости в сфере народного образования!
Дима вышел из класса, неторопливо прошелся по коридору, от кабинета завуча резко свернул к входной двери; рысью пробежал под окнами, вскочил в машину, с третьего раза завелся, вырулил на дорогу.
Надо думать, Ирочка честно повторяет этюды. А может, тщательно расчесывается перед стеклянной дверцей шкафчика – сейчас это не важно.
В нотариальной конторе было душно и людно; Дима всей душой ненавидел атмосферу застарелой очереди. Когда любой человек априори враг – он может вписаться в кабинет нахально, против правил, в обход положенных трех часов ожидания...
В первый момент Диме показалось, что его очередь прошла, и волосы на его голове моментально встали дыбом; Бог, однако, миловал – женщина по имени Наталья Петровна по-прежнему сидела в углу, читала газету «Факты» и смотрела на Диму с укоризной:
– Что вы так долго? Обещали – на пять минут...
– Так получилось, – стал оправдываться Дима. – А сколько перед нами осталось?
– Еще двое, – в голосе Натальи Петровны слышалась гордость, как будто столь скорое продвижение очереди было ее, Натальи Петровны, личной заслугой.
– Так я звоню жене... Она сейчас придет вместо меня.
Стыли руки на кнопках уличного таксофона.
Когда он вернулся – под конец урока – Ирочка делала вид, что все еще повторяет этюды.
Едва вошел следующий ученик, мальчик Женькиных лет, – пейджер закурлыкал снова.
Все бесконечные очереди слились в один крысиный хвост. ОВИР, нотариальная контора, милиция... Опять нотариальная контора... Опять милиция...
Дима сам себе казался сумасшедшей белкой в механическом колесе, у которого полетели предохранители. И потому белка обречена бегать, выпучив глаза, пока не сдохнет на бегу или пока не лопнет приводной ремень...
Иногда он забывал покормить Малдера и Скалли. И уж конечно не хватало времени выпустить их из клетки на прогулку; мыши затосковали. Дима решил про себя, что в первое же свободное воскресенье сходит на Птичий рынок и продаст их в хорошие руки.
Как обычно, когда времени нет, косяком пошли частные уроки. Да такие, от которых нельзя отказаться; в пятницу позвонил старый приятель, еще по оркестру, слезно просил выручить – по субботам он играет дуэт с каким-то скандинавским послом, который самодеятельный пианист, и завтра как раз суббота, а он, приятель, как раз не может, а разочаровывать посла совершенно невозможно, кроме того, десять баксов за полтора часа – это ведь тоже деньги, ты не находишь?
...Посол жил, как водится, на Печерске. Дима любил бродить здесь пешком, они когда-то и с Женькой тут гуляли, разглядывая затейливые фасады – «шоколадный домик», «дом с плачущей женщиной»... Сегодня Дима почти не смотрел по сторонам, а если и оглядывался, то только в поисках нужного адреса.
В последний раз сверившись с бумажкой, он вошел в подъезд огромного, с высоченными потолками дома; обитую кожей дверь открыла блондинка-домработница.
В гостиной журчал фонтан и потрескивал дровами камин; Дима заинтересованно разглядывал потолки с лепниной, картины на стенах – до чрезвычайности абстрактные, зато очень большие.
В углу стоял белый рояль, похожий на дрессированного мамонта.
Дима достал из футляра инструмент, стал тихонечко его подстраивать – в эту секунду из соседней комнаты, из-за приоткрытой двери, явился молчаливый мраморный дог в шипастом ошейнике. Не то чтобы Дима боялся собак – собак он как раз любил; но ему не нравилось, когда собаки смотрят на него долгим оценивающим взглядом.
– Здравствуй, здравствуй, хорошая собака! – ласково сказал он, стараясь, по вычитанной где-то рекомендации, не смотреть догу прямо в глаза.
Дог молчал, не разделяя Диминой радости.
– Я тут по делу, – пояснил Дима. И добавил, раздосадованный тем, что приходится оправдываться, да еще перед псиной:
– Знаешь что... Шел бы ты, а?
Дог стоял не шевелясь; Дима попытался продолжить свое занятие – но взгляд собаки мешал ему.
- Предыдущая
- 9/72
- Следующая