Пикник на Лысой горе - Калинина Дарья Александровна - Страница 43

• Предыдущая
• 43/69
• Следующая

– Почему?

– Потому что письма целы, – пояснила Инна. – Если бы на них наткнулся Алексей, он бы их уничтожил. Ему совсем не нужно, чтобы именно сейчас выплыло, что он не родной сын Роланда и не может претендовать на его наследство.

Сестры взяли пачку пожелтевших писем и ушли к себе. Читать любовные откровения выпало на долю Наташи. Письма были написаны частично на латышском языке, а частично на русском. Инна слушала вольный перевод этих писем из уст Наташи и думала, что не совсем пристало впечатлительному подростку читать такие вещи, которые в этих письмах описывались.

– Я думаю, что любовник моей бабушки был русским, – неожиданно прерывая чтение, сказала Наташа.

– Почему?

– Если бы он был латыш, то зачем моей бабушке напрягаться и писать по-русски, – пояснила Наташа. – Бабка ведь была чистокровной латышкой. И свой язык знала в совершенстве. Русский она, конечно, тоже знала, но хуже. Поэтому любовник и старался писать ей на латышском. И лишь когда становилось невмоготу, переходил на свой родной язык. И это объясняет ошибки в письмах ее любовника, где он пишет по-латышски. Бабушкин любовник вовсе не был малограмотным, он просто недостаточно хорошо знал латышский. Объяснялся на нем скованно. А в тех строчках, где он пишет по-русски, нет ни одной орфографической ошибки.

– Интересно, – сказала Инна. – Нужно узнать у Эмилии, кто в доме ее сестры из слуг был русским.

Сестры направились на кухню. Эмилия уже готовила то ли ужин, то ли завтрашний обед. Он аппетитно бурлил в кастрюлях. Сестры, несмотря на то, что плотно перекусили в кафе, ощутили голод.

– Прямо и не верится, что когда-нибудь этот кошмар закончится, – пожаловалась Эмилия сестрам, деловито помешивая бурое варево в кастрюле. – И что убийцу найдут.

– Найдут, – успокоила ее Наташа. – Эмилия, а неужели ты с моей бабкой совсем никак не переписывалась? Вы же сестры как-никак. Ну и что с того, что жили в разных городах.

– Конечно, мы писали друг другу, – сказала Эмилия. – Но виделись не часто. Правду сказать, я даже ее детей только на фотографиях и видела. А когда редко видишься, то и общих тем для разговора мало. Но мы старались поддерживать переписку регулярно. Так что я была в курсе того, как у них обстоят дела. Во всяком случае, когда это касалось чего-то важного. Мне это было необходимо, ведь я любила сестру. И главным образом ради нее же я старалась не бывать у них в гостях. Ведь, находясь у сестры в доме, мне вряд ли удалось бы скрыть мою любовь к Роланду. И это больно ранило бы мою сестру.

– Да, но ты все равно была полностью в курсе ее дел. А когда моя бабушка была еще молодой, у них в доме были слуги? – спросила Наташа. – Ну, не во время войны, а уже после нее?

– У них всегда была кухарка, – сказала Эмилия. – Это я могу тебе точно сказать. Готовить твоя бабка не умела совершенно. И нянька из деревни для детишек. Из деревни девушки еще не испорченные приезжают. Но город их быстро портит. Глядишь – раз, и нянька кавалера себе нашла. Но это понятно, кому охота чужому ребенку попу вытирать. Гораздо приятней своего завести, если уж на то пошло.

– А мужчины в доме были? Русские? – спросила Наташа.

– Бог с тобой, что за вопросы? – удивилась Эмилия. – Какие еще мужчины? Ну, приходили друзья Роланда Владимировича. Он ведь русский. Только друзья его все уже на том свете. Один вот доктор Гун остался.

– Доктор Гун? – хором воскликнули девушки. – Он что, русский?

– Он немец, но обрусевший. В Латвию он только после войны приехал, – сказала Эмилия. – Они с Роландом очень дружили. Доктор у них одно время часто бывал. А потом ему пришлось уехать. Я особо не спрашивала, но, по-моему, его посадили.

– За что?

– Тогда такие времена были, что не нужно было особой причины, чтобы человека посадить, – сказала Эмилия.

Эмилия немного помешала варево в своей кастрюле, а затем снова обернулась к Наташе.

– Во всяком случае он единственный, кроме меня, кто может тебе про твою бабушку рассказать. Тебя ведь это интересует?

– Да, – кивнула ей Наташа. – А у вас есть его телефон?

– Конечно, там в холле, в телефонном справочнике посмотри. На первой странице должен быть номер, – сказала Эмилия. – Роланд Владимирович только доктору Гуну доверял свое здоровье. Очень уж опасался он молодых врачей. Считал, что им бы лишь все резать, да на аппаратуре диагноз высчитывать.

– А что плохого в аппаратуре? – удивилась Инна. – Ультразвук там, томограф.

– Я и не говорю, что плохо. Но Роланду Владимировичу было не по нутру. Он вырос в те времена, когда врач ходил чуть ли не с деревянной трубочкой. А когда ты стар, то трудно менять свои привычки.

Наташа первой умчалась к справочнику. И уже дозвонилась до доктора, когда Инна подоспела к ней.

– Да, это очень важно, – взволнованно говорила в телефонную трубку Наташа, когда Инна встала рядом с ней. – Может быть, дело жизни и смерти.

Наташа повесила трубку и сказала:

– Он нас ждет. Прямо сейчас и поедем. Можно даже пешком.

– Не поздно? – усомнилась Инна. – Ужин сейчас будет.

– Доктор в пяти шагах живет, – не сдавалась Наташа. – Он мне объяснил, как до него быстрей дойти.

И сестры, поспешно надев на себя еще не просохшую обувь, вышли на улицу.

– Первым делом нужно раздобыть образец его почерка, – говорила Инна. – Письма любовные с собой захватила?

– Да, – кивнула Наташа. – А как мы его почерк раздобудем?

– На месте видно будет.

– А потом? Когда мы раздобудем его почерк?

– Там видно будет, – повторила Инна.

Доктор Гун уже поджидал сестер.

– Что случилось? – спросил он их, едва сестры сняли с себя одежду.

– У меня страшно болит живот, – внезапно согнувшись в три погибели, простонала Наташа. – Как вы думаете, меня тоже могли отравить?

– Ляг сюда, – быстро сказал ей доктор.

Наташа послушно прилегла на широкую тахту. Доктор профессиональными движениями помял ей живот.

– Здесь болит?

– Нет, – сказала Наташа. – Вот тут справа колет.

– Это ничего, – уже спокойней сказал доктор. – Ты просто переволновалась. У молодых девушек бывают от волнения боли в самых неожиданных частях тела. Завтра зайдешь в аптеку и купишь лекарство. Оно тебе поможет. Я тебе запишу его название. А то еще перепутаешь.

– Выпишите лучше рецепт, – попросила Наташа. – А то вдруг не дадут.

– Дадут, но если тебе будет так спокойней...

Доктор присел к столу и набросал несколько слов на листке.

– Вот, – протянул он рецепт Наташе.

Сестры впились глазами в строчки. Почерк был похож. Даже очень похож. Сестры еще немного помолчали над рецептом. Сомнений не было, бабушкин любовник, отец Алексея и доктор Гун – одно лицо. Инна, переглянувшись с Наташей, брякнула:

– Доктор, нам про вас все известно.

– В чем дело? – густо покраснел доктор. – Что вам известно?

– Насчет амурных отношений с женой вашего друга, – сказала Инна.

Доктор глупо захихикал и опустился на тахту, с которой только что поднялась Наташа. Руки у него тряслись.

– Ничего не понимаю, – наконец сказал он, закончив истерично хихикать. – Что вы себе позволяете? И в чем конкретно вы меня обвиняете?

– Не знаю, – откровенно сказала Наташа. – Просто мы нашли ваши письма к моей бабушке. – Ну, и ее к вам тоже.

– Не может быть, – побледнел доктор. – Неужели она их сохранила? Господи, как была дурой, так дурой и осталась. Она должна была их сжечь!

– Сжечь? – удивились сестры.

– Конечно, а для чего, вы думаете, я отдал ей ее письма? Она сама меня об этом просила. Хотела сжечь. Но почему-то не сожгла. Как вы думаете, это свидетельствует о том, что она и в самом деле меня любила?

Сестры недоуменно покачали головами.

– Мы ведь не знаем, как это у вас с моей бабушкой все случилось, – дипломатично сказала Наташа. – Поэтому и судить не можем. Расскажите все с самого начала.

Рассказ доктора сводился к следующему. В Эрику Лиепиньш – жену своего друга доктор Гун влюбился мгновенно и без памяти. Его чувство не охлаждал даже тот факт, что у Эрики было уже двое сыновей и вообще она была старше его на добрый десяток лет. И, честно говоря, душевными качествами она тоже не блистала. Была ленива, самолюбива, не слишком образованна и склонна к истерикам и скандалам. Но, как говорится, любовь зла...

• Предыдущая
• 43/69
• Следующая