А.А.А.Е.
(Роман приключений. Том I) - Иркутов Андрей Дмитриевич - Страница 2

Чуть заметная родинка на левой щеке.

Имя — Виктор. Фамилия… а, впрочем, так мы до вечера не кончим. Какое вам дело до его фамилии? Просто:

Товарищ Виктор.

Несколько минут Виктор стоял, глядя назад, туда, где едва заметной полоской маячили очертания Кронштадта. Потом поправил матросскую бескозырку, глубоко вдохнул соленый влажный воздух и, повернувшись на носках, впился глазами в беспредельный горизонт.

Здравствуй, море!

— Пора, Женя!

— Ах, Верка, да отстань ты!

— Говорю, пора! Все давно ушли. Скоро последний пароход.

— Ах, да не лезь!

Девушка в красном платочке, из-под которого выбивались пряди золотистых волос, отмахнулась от назойливой подруги.

— Хоть куртку-то застегни, — не отставала та. — Холодно!

С моря тянуло пронизывающей сыростью.

— Ладно, застегнула уже.

И Женя сердито запахнула кожаную куртку. На левой стороне груди сверкнул в лучах заходящего солнца портрет Ильича. Лучи солнца окрасили его красным.

— И что сидеть? — не унималась другая. — И знакомых-то никого у тебя нет на «Товарище». А ты…

— Не понимаешь ты ничего, Верка.

Девушка с портретом Ильича на груди встала.

— Не понимаешь! Уехали они! У-е-ха-ли. Что это значит?

— Значит, что уехали.

— Это значит, что они увидят новые земли, новые моря, новые страны, солнце новое. Весь мир увидят! Эх, счастливые: завидую я им. Вот как завидую!

— А все-таки холодно. Дождь будет.

— Ну идем, идем! Ладно.

И две подруги, пробираясь меж грудами ящиков и тюков, пошли по направлению к городу.

Жене двадцать два года.

Ее прошлое? В обязанности романиста двадцатого века не входит подробное описание прошлого героев. Но на прошлом Жени нам придется немного остановиться.

Детство в знойных туркестанских степях на афганской границе. Отец — американский рабочий, социалист. Из Америки вынужден был бежать. Последней станцией его бегства оказались оросительные работы в Туркестане. На этой последней станции встретилась ему женщина со смуглым лицом и черными глазами. От него и этой женщины родилась Женя.

Мать передала ей знание местного наречия и местного быта. Отец подарил ей безукоризненный английский язык и реальные представления об Америке.

Плюс к этому: глубокая любовь к угнетенным народам востока от матери, и ненависть к жирным буржуа — от отца.

Девушка с такими данными не могла остаться в стороне от великого ноябрьского шквала, не могла не принять участи я в борьбе, не могла не пойти под знаменем КИМ’а, не могла не поступить в ВУЗ, когда гром боев сменился тишиной передышки.

Что эта передышка временная, Женя, конечно, знала. Но что конец этой передышки для нее пройдет так внезапно, она не думала.

Заполняя свою анкету и вписывая в графу:

«На каких языках, кроме русского, вы говорите?»

Ответ:

«На английском и на фарсидских наречиях».

Женя не предполагала, что этот ответ решает ее судьбу.

Товарищ Арахан получил новое назначение. Сегодня, с поездом 10.40, он должен выехать по месту своей службы.

Быть полпредом в Афганистане — это далеко не синекура. Отдыхать там вряд ли придется. Афганистан — больная мозоль на пальцах многих лордов. Каждый шаг Советской России в Афганистане берется этими господами на учет.

Промахиваться здесь не рекомендуется.

Вот почему в штате полпреда работники должны быть отборные. И самым отборным среди всех должен быть секретарь.

Товарищ Арахан мечется по комнате. Он путается между двумя чемоданами и никак не может вспомнить, положил ли он проклятые крахмальные воротнички, столь необходимые каждому полпреду, или не положил?

Товарищ Арахан волнуется.

Дело в том, что старый, опытный секретарь афганского полпредства захворал. Захворал совершенно неожиданно и очень тяжело.

Врачи но сказали ничего определенного. Может быть, он поправится и через несколько дней сможет последовать за Араханом.

Может быть…

Во всяком случае, сегодня вечером ожидают кризиса.

Арахан то и дело поглядывает на часы. Еще не поздно. Поезд отходит через два часа. За два. часа человек может и умереть, и поправиться. Надо позвонить в больницу.

Товарищ Арахан подходит к телефону. Нервным движением снимает трубку, нетерпеливо стучит рычажком.

— Алло! Алло! Центральная?

— 17–28, — тянет голос с другой стороны проволоки.

— Дайте 42–75!

— Позвонила.

Товарищ Павлов открыл глаза. У его постели стояли двое мужчин и одна женщина — все в белом.

Товарищ Павлов силился что-то вспомнить. Сдвинул тонкие брови. Пожевал губами. Попробовал пошевельнуть рукой.

Нет! Вспомнить он ничего не может. Позади какая-то пустота… Какой-то черный провал, без конца, без начала. Впрочем… постойте!

— Какое сегодня число?

— Пятое! Вам нельзя говорить.

Пятое. Пятое. Брови сжимаются сильней. От страшного напряжения на лбу выступает пот. Крупными каплями скатывается по щекам.

Пятое — сегодня.

— Я должен ехать… я…

— Вы никуда не поедете, дорогой. Вам еще нельзя вставать. Вы никуда не поедете.

Товарищ Павлов удивлен. Ему нужно ехать. Он коммунист и ему дали наряд. В таких случаях не существует слово «нельзя». Какое право имеет этот человек в белом вмешиваться в его партийные дела?

Товарищ Павлов сейчас встанет, оденется и выйдет из комнаты.

Еще крупнее капли проступившего пота. Еще напряженнее излом бровей. Нет! Товарищ Павлов не может встать. Он даже пошевелиться не может. Он…

Опять темнота! Бездонная. Бесконечная.

Человек в белом наклоняется и щупает пульс товарища Павлова.

— Ну? — спрашивает другой.

— Плохо! Без камфары не обойтись.

В коридоре тревожно заболтал что-то звонок телефона.

— Сестра, подойдите, — сказал один из врачей.

Телефонная проволока протянулась через весь город.

С одной стороны взволнованное лицо Арахана, с другой — спокойное лицо ко всему привыкшей сестры.

— Алло! Больница слушает.

— Говорит Арахан. Как больной?

— Боюсь, что безнадежно.

— Он не сможет поехать?

— Он вряд ли вообще встанет, товарищ.

— Послушайте, может быть?

— Надо рассчитывать на худшее.

— Может быть, через неделю?

— Даже в случае выздоровления нужен длительный отдых. И…

Арахан уже не слушает дальше. Арахан дал отбой. Арахан снова снимает трубку. Снова нервно стучит в рычажок.

— Алло! Алло! Центральная?

— 17–45.

— Дайте ЦК РКП.

— ЦК Партии?

— Да, да!

Слышно, как пробуют один за другим провода. Неужели сейчас стереотипное:

— Заняты все провода.

— Нет!

— Позвонила.

— Спасибо! Это коммутатор ЦК?

— Да.

— Дайте Учраспред, Учраспред!

Товарищу Арахану обещали ждать его звонка до десяти часов.

— Учраспред слушает.

— Говорит Арахан. Товарищ Павлов…

Учраспред с полслова понимает, в чем дело.

— Хорошо, все будет сделано!

Человек говоривший с товарищем Араханом из Учраспреда, повесил трубку и быстро подошел к большому шкафу. Там в картонных ящиках лежали учетные карточки членов партии.

Привычным жестом он выдвинул нужный ящик, быстро вынул одну из карточек и почти мгновенно, но внимательно пробежал ее.

Да, да!

«— С какими местностями вы лучше всего знакомы?

— С Туркестаном и Афганистаном.

— На каких языках, кроме русского, вы говорите?

— На английском и фарсидских наречиях».

На звонок из соседней комнаты вышел человек.

— Вот этому товарищу выпишете командировку, вместо Павлова.

— Хорошо!

— И срочно сами отправитесь к товарищу на дом.

— Да!

— Если застанете дома, то сейчас же отвезете на квартиру к Арахану.