Повесть о юных чекистах - Варшавер Александр - Страница 28

— Я не очень принюхивался. Пахло борщом и свежим хлебом. Да и не будет хозяйка совать окурки в цветочные горшки!

— Ишь ты какой Шерлок Холмс! — улыбнулся Бардин. — Правильно заметил. Значит, курили гости, — заключил он и стал расспрашивать про усадьбу Касатоновой. Потом сказал — А теперь, палка-махалка, подытожим сегодняшний день. Проиграл ты двадцать две копейки, потерял времени с Егоркой около часа. Но выиграл больше: набрал заказов, побывал в доме у Касатоновой, увидел не хозяйские вещи… Пожалуй, день для нас с прибылью.

— А Егорка? Вы считаете, что он…

— Гм, Егорка, — пожал плечами Кирилл Митрофанович. — Он, может, и слыхал что-то… только чересчур много тебе наобещал. Я бы, на его месте, сегодня же прибежал, получил с тебя целковый, а завтра сказал: «Были, да пока я сюда-туда бегал, ушли в лес…». Словом, на Егорку надейся, а сам смотри в оба. Сейчас все наше внимание на усадьбу Касатоновой. Ты когда обещал ей принести ковшик?

— Завтра.

— Пойдешь завтра и скажешь, что у нас кончилось олово, а ковшик сможешь принести через два дня. Будет предлог сходить к ней дважды. Постарайся побывать в доме, может, заметишь еще что-нибудь интересное.

На следующий день, ближе к полудню, Костя отправился в Нижний Шибряй. На полпути, у мостика через Шибряйку, его встретил запыхавшийся Егорка и, хотя вокруг никого не было, зашептал:

— Пришли! Оба пришли! Ей-богу! Вчера, как темнеть стало, погнал я с ребятами лошадей в ночное, вдруг вижу, Касатониха на ночь глядя топит баню. Значит, ждет гостей. Они завсегда, как приходят из леса, сразу в баньку. Гостюют у ней день-другой, наберут харча и айда обратно в лес. Когда на неделю, а когда и на больше. Ну, я от ребят поотстал, свернул к лесу и стал пасти коня на опушке. Пасу и слушаю. Вдруг хруст, хруст — идут! — Егорка оглянулся и, округлив глаза, продолжал: — Выходят оба неподалеку от меня. Постояли, огляделись. Меня вроде не заметили. В руках ливорверты. И пошли напрямик, через конопляники ко двору Касатонихи.

— Может, не они? Может, другие? — подозрительно спросил Костя.

— Другие! Другие к Касатонихе не ходят, — обиделся Кочан. — Что я, их не узнал, что ли? Они оба в френчах зеленых!

— Как же ты в темноте разглядел, что они во френчах, да еще в зеленых, — усомнился Костя и, вспомнив слова Бардина, подумал: «Похоже, что Кирилл Митрофанович был прав, не поверив в Егоркин рассказ. И впрямь болтун этот Кочан».

— А луна на что? — всерьез разволновался он. — Ты думаешь, мне твой нож нужен? Я тебе по дружбе, а ты…

— Не волнуйся, нож ты получишь. Но как мне подобраться к дому Касатоновой и подглядеть атаманов?

— Тут я тебе не советчик. Подглядишь — твоя удача, нет — и суда нет! — все еще сердился Егорка, но посоветовал: — Подглядывай, да с опаской! Они ведь не посмотрят, что ты малец, пальнут и… вся недолга! Да про нож не забудь!

— Завтра встретимся в Уварове, у магазина, — пообещал Костя. Они договорились идти в Шибряй порознь. Егорка убежал, а Костя неторопливо пошел в деревню и, минуя дворы заказчиков, не без страха постучал в калитку Касатоновой.

Залаяла собака. В доме хлопнула дверь, но к калитке никто не подходил. Он постучал снова. Собака надрывалась от лая, Костя продолжал стучать. Наконец снова хлопнула дверь и кто-то спустился по скрипящим ступеням лестницы.

— Тихо, Найда! На место! — сердито крикнула Касатонова и спросила: —Кто там? Что нужно?

— Это я, Костя!

— A-а! Ковшик принес? — Касатонова разговаривала, не открывая калитку.

Костя рассказал ей про олово и пообещал принести ковшик завтра к вечеру.

— Завтра, Костик, не приноси. Меня не будет дома. Поеду к куме в Балакино. Туда сорок верст, обратно сорок. Приеду послезавтра, к вечеру. Да ты не торопись, мне ковшик не к спеху. Приходи через три дня! Прощай!

Чтобы не вызвать подозрений, Костя медленно прошелся по улице, отнес починенные кружки, взял в ремонт помятое дырявое ведро и зашагал домой. Только тогда, когда крыши деревни скрылись из виду, он припустил бегом. В том, что бандиты у Касатоновой и пробудут там не менее двух дней, Костя не сомневался.

Выслушав взволнованный рассказ Кости, Кирилл Митрофанович весь как-то подобрался.

— Что ж, надо рискнуть и вызвать истребительную группу. Они или не они, а какие-то гады у твоей красотки прячутся. — Он помолчал, посмотрел на Костины запыленные ноги. — Устал?

— Не очень, — ответил Костя, хотя чувствовал, что ноги у него, словно деревянные, особенно раненая.

— Отдыхай! Впереди у тебя трудная ночь!

Костя подумал, что Бардин решил вдвоем с ним задержать Антоновых, и спросил:

— Будем брать, Кирилл Митрофанович? А как же… мы без оружия?

— Найдется кому их взять! А оружие у разведчиков не в кобуре или за поясом, а здесь! — Бардин похлопал себя ладонью по лбу. — Наша задача была выследить, поставить петлю и дать команду затянуть ее. А оружие… Да и что бы мы с тобой сделали, будь у нас хоть по пулемету? Таких волков надо облавой брать, чтоб были и загонщики, и стрелки.

— А кто же мы? — Косте очень хотелось быть «стрелком» или, на худой конец, «загонщиком».

— Мы?.. Мы, палка-махалка, окладчики. Слыхал про такую охотничью профессию? Окладчик — само слово говорит за себя. Окладывает, окружает зверя, а до этого выслеживает его, устанавливает логово и указывает, откуда начинать загон и где стоять стрелкам. Словом, самая точная разведка. И чем точнее она, тем вероятнее успех охоты.

— А где же загонщики и стрелки? Кто их оповестит и расставит?

— Ты! — И, видя Костино удивление, Бардин объяснил — Все очень просто. Сегодня ночью пошлем телеграмму в Тамбов. Часа через три-четыре ближайшая к Нижнему Шибряю истребительная группа прибудет на место. Ты ее встретишь, поведешь и укажешь подходы к усадьбе Касатоновой. Остальное сделают они сами, а в случае удачи мы с тобой через два дня будем дома. Сейчас поешь и ложись спать. Как стемнеет, тебе на телеграф топать.

Они посылали свои телеграфные донесения не со станции Обловка, а с дальней, находившейся в восьми верстах. Обловский телеграфист, прослышав, что в Боброве объявился приезжий гитарист, часто приходил к Бардину, вел надоедливые разговоры на «музыкальные» темы. Телеграммы, хоть зашифрованные и отправляемые чекистами в Тамбов по разным адресам, могли вызвать у него интерес. Поэтому Косте приходилось ездить до следующей станции и возвращаться обратно поездом. Пассажирские поезда останавливались в Обловке редко, то же было и в обратном направлении. Отправка телеграммы обычно отнимала целый день. Лишь изредка у Кости случалась удача и он доезжал до места на площадке товарного вагона, но тогда на станциях приходилось соскакивать на ходу, а это запрещал Бардин.

Когда стемнело, Кирилл Митрофанович разбудил Костю:

— Пора, палка-махалка! Уже восемь часов. Хода тебе часа два-два с половиной.

Он дал Косте текст телеграммы и деньги.

— Отправишь, до света посиди в зале ожидания или в привокзальном скверике. Там тебя найдут оперативники. Будешь подчиняться старшему. Не торопись, иди спокойно. Обойди лесом Уварово и станцию Обловку, а потом выходи на железную дорогу. Так будет чуть подальше, зато спокойнее: никто тебя не встретит и не станет расспрашивать. Не заблудишься в лесу?

— Нет! Сколько раз ходил…

— Ходил! Ты же днем ходил, а не ночью. Да еще все небо заволокло. Как бы тебя гроза не нагнала!

— Дойду, не раскисну!

Кирилл Митрофанович протянул Косте пакет в газетной бумаге.

— Вот тебе мясо и хлеб. Пожуешь в лесу, глядишь, веселей станет и темнота не так страшна покажется! — Он немного помялся, потом спросил: — Не боишься?

Чего греха таить, было Косте страшновато. Но он, храбрясь, принял этакий залихватский вид и грубовато ответил:

— Подумаешь! Что я, маленький, чтоб темноты бояться?

Кирилл Митрофанович строго посмотрел на него, покачал головой.

— А ты и впрямь маленький! Конечно, с тобой ничегошеньки не случится, что с тебя взять? А телеграмма, а задание? Ты за них бойся. Вдруг попадется тебе какая-нибудь шпана да из озорства изобьет так, что ноги не уволочишь, что тогда? Не маленький! — передразнил он Костю и открыл свой сундучок. Порывшись в инструментах, достал плоский сверток, завернутый в промасленную тряпку. — Возьми!