От звонка до звонка - Колычев Владимир Григорьевич - Страница 49

• Предыдущая
• 49/87
• Следующая

Дверь камеры открылась, перед глазами всплыло лицо вертухая. Родион даже не пошелохнулся. Вот если бы он объявил, что срок заключения истек... Но вертухай только появился и тут же исчез. Зато в объективе воспаленного взгляда замаячила другая ментовская рожа. Майор Калугин, болт ему навстречу...

– Отомри! – с наглой насмешкой велел он.

Родион демонстративно смотрел куда-то мимо него.

– Что, крутого из себя строишь? – начал заводиться кум. – Зря стараешься... Ну простоял ты двое суток без жратвы, ну и что? Ну обоссал под себя всю хату, и что дальше?.. Космачев! Ты меня слышишь?

Родион примерно знал, что происходит в душе у майора. Служака отлично понимает, что сам не смог бы продержаться на ногах без движения двое суток. И это его злит. Возможно, на фоне Родиона он осознает собственное ничтожество.

– Я сказал хватит, Космачев! – чуть ли не взревел Калугин.

Но Родиона начальственным окриком не пробьешь.

– На выход, Космачев!

А вот это другое дело. Родион вмиг ожил. Но суетиться не стал. Не бросился разминать отекшие руки и ноги. И взглядом пошевелил только для того, чтобы упереться в майора, показать ему всю глубину своего презрения.

– В другую камеру пойдешь, – свирепея, процедил сквозь зубы кум.

В таком состоянии он запросто мог броситься на Родиона с кулаками. Но делать этого не стал. Слишком дорого ему может обойтись этот порыв. Услуги стоматологов нынче платные.

Калугин осадил себя. И даже сменил гнев на милость. Только милость эта какая-то ущербная. Такая же ущербная, как и он сам. Что-то неладное затеял майор. Что-то очень неладное...

– Тебе всего двое суток сидеть, – подленько улыбнулся кум. – Всего двое суток... А потом в отряд пойдешь. Тебе там уже приготовили место...

Улыбка стала еще подлей, еще гнусней. Калугин хотел сказать еще что-то. Но передумал. Повернулся к Родиону спиной и скрылся из виду. Его место заняли вертухаи.

– Космачев, на выход, – угрюмо распорядился крепко сбитый прапорщик с крестьянским лицом.

Родион с удовольствием вышел из камеры и ступил на сухой плиточный пол коридора.

– Лицом к стене! – велел такой же крепкий на вид сержант. – Руки за спину!

В нем не было злости. И на Родиона он смотрел не без уважения. Но это не мешало ему исполнять свои служебные обязанности. Он должен был перевести его в другую камеру, и он это исполнил.

Две камеры находились недалеко одна от другой. Но отличались как небо и земля. Эта хата напомнила палату «на кресте», в санчасти. Светло, просторно, четыре шконки – две у одной стены, две у другой. Цветной телевизор, два мощных вентилятора, холодильник, шкаф для одежды. Даже ковровая дорожка на полу.

Четыре шконки. И четыре сидельца. А где же пятая койка? Если ее нет, так какого черта Родиона сюда определили?.. Впрочем, догадаться, для чего, было совсем нетрудно. Достаточно было глянуть на сидельцев. Двое сидели на одной шконке. И не просто сидели, а в обнимку и в одних плавках. Один нежно гладил другого по ноге. Двое других поднимались навстречу Родиону. И эти оба в одних плавках. Но на ногах – тяжелые ботинки.

На стенах висели «сеансы» – так зэки называют фотоснимки с обнаженными девушками. Но у этих в наличии исключительно мужики. Можно не сомневаться, вся жизнь в этой конуре крутится-вертится вокруг шлаковыводящих органов. Родион почувствовал, как к горлу начинает подступать ком тошноты.

Ясно, к кому он попал. К расистам с приставкой «пидо». Петушиная пресс-хата.

Понятно, почему здесь нет свободного места. Родион здесь долго не задержится. По замыслу центропидера Калугина, Родиону уготована позорная участь. Эти недоноски должны перевести его из разряда бродяги в сан петуха. Просто и незамысловато. Зато очень надежно.

Родион мог бы усмехнуться. Это не первая его прессовка. И всегда он как-то выкручивался из тисков. Но для насмешки повода нет. Все слишком серьезно. Если ему везло сто раз, то это не значит, что повезет в сто первый...

– Чего встали? – рыкнул на дырявых Родион. – Сидеть!!!

«Наезда» не избежать – это было ясно с самого начала. Поэтому нужно «наехать» первым. Лучшая защита – плотный трамбующий «наезд».

Педики слегка растерялись. Лишь слегка и на какие-то мгновения. Они уже всей четверкой стояли в проходе между шконками. И вот-вот должны были ринуться на Родиона.

Сразу вспомнился анекдот про первохода. Назвал каторжан козлами, а потом обижался, что те налетели на него как петухи. Эти как раз и собирались налететь на него как петухи. Почему как?.. Губы скривила презрительная усмешка.

– Знаете, кто я? – грозно спросил Родион. – Я судья. За беспредел с вас пришел спросить. Пацанов правильных ломаете, бляди! За это кровью отвечают...

Он вложил в свой взгляд всю свою внутреннюю силу. Как будто энергетической стеной отгородился от педиков. Они уже готовы были ломануться к нему, но эта стена сдерживала их. Только это ненадолго.

– Будет тебе кровь, – гнусно усмехнулся главпидер. – Целку тебе собьем, будет тебе кровь...

Выблядки оживились. Не смог Родион забить им баки, энергетический щит дал слабину. Сейчас начнется.

Первым в атаку рванул самый здоровый. Родион знал, что делать. Мысленно сорвал с себя предохранительную чеку – мгновение, и он взрывается. Ударной волной сминает бойцового петуха, вбивает его обратно в проход между шконками. Вместе с ним снопами валятся и все остальные. Но это еще далеко не победа, это всего лишь небольшой выигрыш во времени.

Одной рукой Родион схватился за одну койку, второй за другую. И резким рывком сдвинул обе шконки вместе. Получилось что-то вроде баррикады. Трудно представить себе что-нибудь более ненадежное, чем это препятствие. Ну а если превратить баррикаду в мощный таран? Родион двинул шконки вперед, получилось, что он загнал петухов в загон. А вот и шампур, на котором можно поджарить петушатинку. Он воспользовался замешательством педиков, схватил стойку работающего вентилятора, вырвал вместе с мясом электрический шнур и со всей двухсотдвадцативольтной ненавистью вогнал оголенные провода в живот главпидеру.

Хату сотряс дикий вопль, запахло жареным мясом. Родион с трудом оторвал провод от жертвы. Хотел воткнуть его в другого петуха. Но третий не растерялся, вырвал провод из розетки. Грозное оружие потеряло свою кулинарную силу. В руках четвертого педика блеснуло жало заточки.

Главпидер выбыл из игры. Но его дружки или скорее любовнички рвались к Родиону. И уже ничто не могло их остановить. Разве что очередь из автомата. Но, кроме кулаков и ног, у Родиона нет оружия. Какое-то время он сможет отбиваться. Возможно, сможет укатать двоих. Но третий сумеет подобраться к нему сбоку и всадить в бок заточку.

Пупкари за дверью, конечно, в курсе, что происходит в хате. Но, естественно, вмешиваться в процесс не станут. Кум наверняка об этом позаботился, дал соответствующую отмашку. Неоткуда ждать помощи Родиону...

Он сумел вырубить одного лохмача. Но второй успел вцепиться ему в горло, прижал к двери. Родион изловчился отшвырнуть его от себя. Но потерял при этом время. Краем глаза он успел заметить, как блеснуло сбоку жало заточки.

В самый последний момент дверь резко и с силой открылась, поршнем вытолкнула Родиона в глубь камеры. Заточка ударилась в железную обивку, послышался холостой скрежет. И тут же звук удара. Пупкарь не облажался и со всей силой врезал дубинкой по руке с заточкой. Пика звонко ударилась о бетонный пол.

Пупкарей было двое. Размахивая «демократизаторами», они загнали петухов в угол камеры. Досталось и Родиону. От удара по плечу рука обвисла плетью. Увесистый удар по голове выбил из глаз искры. Сильные руки схватили его и вытолкали из камеры. Через пару минут он уже валялся на дощатом стеллаже карцера. С грохотом закрывалась железная дверь.

Минут через десять дверь снова открылась.

– Встать! – грозно, но без всякой злобы скомандовал сержант. – Лицом к стене!

Родион подчинился.

Пупкарь припер к стене стеллаж, защелкнул на замок. Теперь Родион не мог лежать – только стоять или сидеть на узкой железной трубе.

• Предыдущая
• 49/87
• Следующая