Невеста Перуна (СИ) - Ладица Наталья - Страница 39

Воевода повернулся в сторону уходящего солнца и, не обращая внимания на летящий в лицо снег, поднял над головой руку с когтем. С губ его сами собой сорвались странные слова:

-Жизнь и смерть, смерть и жизнь; одна суть, один и путь. Смерть порождает жизнь, жизнь ведёт к смерти. Ничто не вечно, но ничто и не умирает. Да будет так во веки веков.

При последних словах Олег глубоко вонзил острый, точно клинок, коготь в жилу на своей деснице. Жуткая, ни с чем несравнимая боль волной прокатилась по всему телу. Сердце забилось пойманной птицей и вдруг замерло. Чувствуя, что слабеет, урманин сделал несколько шагов туда, где каждый день скрывается пресветлое солнце, и рухнул лицом в снег.

В тот же миг вокруг разлилась странная, ни на что не похожая тишина. Она не звенела на разные голоса, не давила на уши. Она просто БЫЛА, и не было ничего, кроме неё. Наверное, так тихо бывает только в могиле.

Воевода поднял голову и огляделся. Удивительно, но даже следа боли  уже не ощущалось. Деревья стояли вокруг, будто нарисованные, снег был нетронут и девственно чист. Доброгнева, свернувшись калачиком, лежала невдалеке и, казалось, спала. Лицо её было расслабленно и безмятежно, страдание больше не искажало её черты. Вдруг послышался тихий перебор струн. Прямо перед Олегом стоял невысокий мальчик с ясными, лучистыми глазами. В руках его были неизменные гусли. Соловей.

- Здравствуй Соловушка, - внезапно севшим голосом проговорил воевода.

Отрок застенчиво улыбнулся и кивнул.

- Куда мне теперь?

Гусляр подныл руку. Указывая куда-то за спину Олега. Обернувшись, тот увидел невзрачный домишко, поставленный на две сваи. Хотя нет. Это не сваи, а, скорее, столбы дыма. Или всё-таки наги, напоминающие куриные? Надо же, настоящая Избушка на курьих ножках, за которой лежит страна мёртвых. И впрямь, лес по ту сторону избушки был сплошь укутан непроницаемым туманом. Урманин откуда-то знал: обходить необычное строение, и даже просто входить в застланный туманом лес было ни в коем случае нельзя. Но по сю сторону в сплошной стене не было ни оконца, ни, тем более, двери. Лишь посвящённый мог попасть внутрь, лишь тот, кто знал слова, способные повернуть домишко к себе лицом. Олег знал.

-Эй, избушка! - закричал он. - Встань по-старому, как Мать поставила. Повернись к лесу задом, а ко мне передом.

Необычное строение мелко задрожало и, повинуясь приказу, стало медленно поворачиваться. Вскоре показалась боковая стена дома, а затем и лицо. Едва избушка остановилась, открылась тяжёлая, крепкая дверь, и на пороге возникла старушка. Её седые космы, как и положено колдунье, лишь слегка были подвязаны платком, одежда чистая и аккуратная, но без каких-либо вышивок и украшений, лицо не уродливое, а даже по-своему приветливое... Старушка как старушка, ничего необычного. Вот только ноги, видневшиеся из-под подола, были разными: одна обычная, как у всех людей, обутая в лапоть, другая являла собой голую кость, не одетую ни мясом, ни кожей. Что ж, на то она и Баба Яга - Костяная нога, что одной ногой, обычной, стоит в мире живых, а другой, костяной - в мире мёртвых.

Нисколько не робея - до того ли? - Олег низко, до самой земли поклонился владычице царства мёртвых.

-Здрав будь, бабушка.

-И тебе поздорову, добрый молодец. Ну, зачем кликал?

-Беда у меня бабушка...

-Понятно, что беда, - фыркнула Яга. - Ко мне с добрыми вестями не ходят.

-Помоги мне бабушка! - урманин бухнулся перед старухой на колени. - По недомыслию загубил я ту, что была мне дороже жизни, дороже солнца небесного и радостей земных. Прошу тебя, коли сможешь, оживи её.

Баба Яга подняла глаза, прищурившись, внимательно поглядела за спину воеводе и сурово покачала головой.

-Что ж ты, окаянный, наделал? Ну, уснула девка, так ведь ты обещал, что сторожить её будешь! И то, что сон, насланный Мореной, был зачарованный, тебя не оправдывает. Иль не знаешь, что зимой в лесу нельзя спать без сторожа? Хоть бы божка деревянного поставил или костёр запалил. Вот и углядели вас слуги Кощея. Да скажи спасибо, что ни сам Морозко на вас набрёл. Уж тот бы долго разбираться не стал, кто каким сном заснул, живо превратил бы в две ледяные глыбы. Ох, люди, люди, беспечные вы существа. Сами делов натворите, а потом сетуете, что боги от вас отвернулись!

Воевода, понурившись, сидел в снегу и молча слушал. А что тут скажешь? И впрямь, кругом сам виноват, даже единого слова в свою защиту сказать не мог. Потому каждое слово жалило безжалостно, точно рой пчёл.

-Ладно уж, - сменила гнев на милость колдунья. - Неси её сюда. Да осторожно неси, не растряси, смотри. Скажи спасибо, что сама Перунична за тебя просила, не то непременно наказала бы тебя, олуха.

Олег вскочил, подхватил на руки Доброгневу и передал её на руки Яге. Та неожиданно легко приняла на руки боярышню и направилась в дом.

- А ну, следуй за мной, - через плечо бросила старушка воеводе.

Урманин, не брезгуя приглашением, легко вскарабкался на высокий порог, ещё раз подивившись тому, как легко его слушается раненая рука, протиснулся в узкую и низкую дверь, обернулся. Соловей, по-прежнему лучась улыбкой, в пояс поклонился воеводе. Дверь тут же сама собой закрылась.

Изнутри домишко оказался гораздо больше, чем снаружи. Здесь была и печь, и широкая лавка, на которую Баба Яга тут же уложила раненную, стол и огромный котёл, полный прозрачной воды.

-Присядь пока, - Яга кивнула по скамейку, стоявшую у стола.

Олег присел, а сам взгляда не мог отвести от своей возлюбленной. Душа металось от безумной надежды к полному отчаянию. Получится ли оживить её, не поздно ли? Словно завороженный, урманин следил за тем, как колдунья начала раздевать девушку. Вот обнажились жемчужные плечи, высокая грудь, бок, изуродованный раной, стройные бёдра...

-Отвернись, охальник, - не оборачиваясь, цыкнула старуха. - Нечего смотреть, девка тебе такого права пока не давала. Лучше вон десницу в котле обмой, пока сам на тот свет не отправился.

Урманин поспешно отвернулся. И впрямь, чего уставился? Будто юнец безусый, который женских прелестей воочию ни разу не зрел. Равнодушно поглядев на изуродованную руку, молодой мужчина по локоть обнажил её и опустил в котёл с водой. И в тот же миг синюшная сеточка начала изглаживаться, серые примороженные края раны порозовели, на короткое мгновение порез начал сочиться кровью, но скоро мышцы и сухожилия принялись срастаться и одеваться кожей. Когда воевода вынул десницу из воды, на ней лишь белела тоненькая ниточка шрама. Олег онемел от изумления, и лишь теперь поверил, что с Доброгневой и впрямь всё будет в порядке.

Меж тем Яга начала шёпотом читать какие-то заговоры, чем-то тихонько постукивать, а временами принималась петь странную песню без слов. Вот она прошлёпала мимо воеводы, набрала полный ковш воды из котла и вернулась обратно. Олег хотел было спросить, не проще ли было сразу полить рану чудесной водой, но передумал - наверняка старушке гораздо лучше него, простого смертного, ведомо, что и как нужно делать. Время текло медленно и неповоротливо, будто речная улитка ползла по камням, но урманин всё ещё не решался повернуться и хоть одним глазком глянуть, как дела и его наречённой. А ну как сглазит всё лечение? От жара в избе и долгого ничегонеделанья Олегу отчаянно захотелось спать. Тихий шёпот колдуньи успокаивал и усыплял, незаметно для себя воевода начал клевать носом и даже, кажется, успел увидеть какой-то сон. Вдруг сквозь дрёму к нему прорвался тихий голос юной воительницы.

-Где я?

Не помня себя от счастья, Олег махом стряхнул с себя вязкий полусон и рванулся к Доброгневе, но ту же был остановлен властным жестом Бабы Яги:

-А ну, сядь на место! Нельзя её ещё трогать. Дай душе в теле укрепиться. Да и одеться девке не помешает. Сядь, говорю. Я скажу, когда подойти к ней сможешь.

Подчиняясь велению старушки, воевода вернулся на прежнее место и принялся терпеливо ждать, когда девушка окончательно придёт в себя. Наконец боярышня тронула его за плечо. Не помнящий себя от счастья Олег нежно, осторожно заключил любимую в объятья. В глазах предательски защипало. Доброгнева прильнула к груди возлюбленного и замерла. А за спиной девушки стояла улыбающаяся, как-то враз помолодевшая Яга, совсем не похожая на ту суровую колдунью, что ещё совсем недавно поносила пришедшего к ней за помощью мужчину.