Призвать Бездну (СИ) - "NVanina" - Страница 61

- Машка! – прошептал он, не отводя глаз от моего лица. – Ты права, Машка! Abyssus abyssum invocat. Это я призвал бездну.

- Егор! Иди скорее сюда, смотри, что я нашла! – Машин голос звучит звонко, словно маленький колокольчик. Улыбаясь, он оборачивается, окружающая темнота понемногу рассеивается, сменяясь желтыми и оранжевыми красками солнечного осеннего дня.

Тоненькая фигурка сестры в черном узком пальто стоит среди вороха опавших листьев, солнечные лучи пронизывают светлые волосы и издалека кажется, что на ее голове – пылающая корона.

- Иди же скорее! – она призывно машет рукой, и Егор устремляется навстречу. Все хорошо, все просто обязано быть хорошо в том месте, где его сестра жива, где разноцветные листья кружат в веселом хороводе под мягкими порывами ветра. Машина теплая рука хватает его ладонь, ясные зеленые глаза заглядывают в лицо.

- Смотри! – тонкий палец указывает на что-то укрытое слоем опавшей листвы. Голос дрожит от переполняющих эмоций.

Егор делает шаг вперед, и с возгласом страха отшатывается. У него под ногами жадно раззявил черный беззубый рот провал в никуда. Будто чей-то злобный глаз, похороненный в толще земли, он пялится на него, и Егору кажется, что он даже слышит тихий настойчивый шепот, доносящийся из тьмы – призови меня, ты можеш-ш-шь! Призови меня!

Маша дергает его за руку и заставляет отступить на несколько шагов.

- Ну как?! Здорово? – ее глаза искрятся весельем.

- Господи Боже, что это?!

- А ты не понимаешь?

- Нет!

Маша трясет головой. Волосы взлетают и, разметавшись, снова ложатся на плечи.

- Ты должен понять! Это очень важно.

Егор с содроганием снова поворачивается к буравящему его черному глазу.

- Маш, я не знаю, честно.

Она укоризненно смотрит на него, а потом улыбается и приставляет изящный пальчик к его лбу, как будто собираясь имитировать выстрел.

- Abyssus abyssum invocat.

Егор недоуменно качает головой.

- Это что, латынь? И каков перевод?

- Ты знаешь.

- Машка! – Егор начинает злиться. – Кончай свои загадки! Что это значит?

Она наклоняется к нему совсем близко, обдав запахом свежескошенной травы. Светлая прядь волос щекочет лицо, и он непроизвольно отводит ее в сторону.

- Вспомни! – шепчет она. – Мы смотрели дома фильм. Ты, я и папа. А потом вы с ним о чем-то долго спорили, я тогда плохо понимала, о чем, но ты, ты понимал, тебе было четырнадцать лет! Ты и сейчас понимаешь, просто не хочешь себе в этом признаться.

Егор морщит лоб. Какое-то воспоминание плещется на дне памяти, не желая всплывать на поверхность. Что-то, связанное с Ницше… и с морем. Черт, о чем был этот фильм? Егор снова смотрит на Машу, в надежде, что она даст ему подсказку, но та, негромко напевая, прячет лицо в букете из ярко-желтых кленовых листьев, который когда-то успела набрать.

Море…Ницше…и внезапно перед глазами вырисовывается образ человека, погружающегося в голубую бездну. В голове как будто срабатывает переключатель. Вот как назывался этот фильм – «Бездна». Отчим сказал, что в нем звучат слова Ницше: «если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя».

Егор помнит, как это выражение чем-то зацепило его, затронув чувствительные струны в глубине души. Представить всматривающуюся в тебя бездну было страшно – все равно, что поверить, будто, там, куда не достают лучи солнечного света, под толщей воды живет тварь, готовая в любой момент утащить тебя к себе, в вечную тьму и холод. Отчим тогда пояснил, что значение этих слов не стоит понимать буквально, но Егор не мог отвязаться от образа чего-то бледного, с огромными глазами, вглядывающегося в него из глубины. И было что-то еще… да, отчим рассказал, что есть еще одно, похожее выражение, означающее, что одно событие влечет за собой цепочку других, что все в мире взаимосвязано.

Abyssus abyssum invocat. Бездна бездну призывает.

- Ну что, вспомнил? – Маша рассеянно перебирает пальцами черенки листьев.

- Да, но…- мягкая ладонь сестры внезапно зажимает ему рот.

- Тс-с-с, не говори ничего. Просто посмотри еще раз.

Егор снова делает осторожный шаг вперед, вглядываясь в черноту провала. Она затягивает в себя, зовет, что-то шепчет, маня, призывая…

Все в мире взаимосвязано. Бездна призывает бездну.

У Егора перехватывает дыхание. Последние несколько месяцев жизни вихрем проносятся перед глазами.

...горящая простыня в испытательном центре «Тристара»…

…окровавленная голова Маши, светлые волосы слиплись в липкий безобразный комок…

…полыхающие силуэты людей, мечущиеся на мосту, между охваченных пламенем машин…

…несчастный лепидоптеролог под колесами автомобиля… собственное безразличие при виде этого зрелища…

…он сам с бабочкой на ладони на кухне у Яны…

…окровавленное плечо Сергея…

…Денис под колесами грузовика – он понятия не имел, откуда ему это известно, но знал наверняка – Денис мертв…

…окружившие дом люди «Тристара»…

Одно событие влечет за собой цепочку других. Сколько еще человеческих жизней будет на его совести, прежде чем бездна, которую он призвал, наконец, успокоится?

Егор поворачивается к сестре. В ее руках больше не кленовый букет, а ворох больших черно-желтых бабочек. Спокойно раскрыв крылышки, они сидят на ладонях, словно красивые экзотические цветы.

- Машка! – шепчет Егор. – Ты права, Машка. Abyssus abyssum invocat. Это я призвал бездну.

Маша радостно улыбается и вскидывает руки. Бабочки охапкой черно-желтых листьев взлетают в воздух над ее головой. Их так много, что кажется, будто началась цветная метель. Целый вихрь бабочек вырывается из черного провала, ярким саваном обволакивая сестру. Откуда-то издалека доносится ее голос:

- Ты можешь все это закончить, Егор. Ты это начал, но в твоих силах и положить всему конец. Ты знаешь, как.

Да, он знает.

На мгновенье Егор прикрывает глаза, сосредотачиваясь, а потом мир вспыхивает миллионом жарких огней. Пламя поднимает его над собой и тащит куда-то вверх, туда, где оно не обжигает, а, лаская, доверчиво лижет руки. Последнее, что он слышит, – нежный голос сестры:

- Ну вот ты и дома, Егор…

Николай без сил привалился к забору, чувствуя, что еще чуть-чуть, и его разум сорвется с якоря. Со двора, как сквозь вату, доносились крики, но сейчас его это не трогало. От ярости не осталось и следа. Казалось, если он попробует оторваться от разбухших от влажности ветхих досок, его ноги попросту подогнуться, как две вареные макаронины, не выдержав веса собственного тела. Широко раскрыв остекленевшие от шока глаза, он смотрел, как место, где несколько минут назад стоял дом, превратилось в один сплошной живой, шевелящийся черно-желтый кокон. Бабочки облепили строение плотной массой, закрыв каждую трещинку, каждый миллиметр поверхности.

Кокон находился в непрестанном движении – пытаясь удержаться, насекомые копошились, вспархивали и снова садились, цепляясь тонкими ножками за сучковатые бревна, за черепицу на крыше. Те, кому не хватило места, ползали прямо по своим товаркам, создавая иллюзию непрестанно перекатывавшихся по дому черно-желтых волн. И все это в абсолютной, нереальной тишине – ни дуновения ветерка, ни возмущенного карканья воронья, ни щебета мелких птиц – ничего. Только приглушенные стоны тех, кто был во дворе, но и они стихали под навалившимся и накрывшим мир, словно ватным одеялом, безмолвием.

Дрожащей рукой Николай расстегнул душивший его ворот. Мозг отказывался воспринимать реальность, безуспешно пытаясь найти рациональное объяснение происходящему. По лбу градом катился пот, было жарко и тяжело дышать. Как во сне, он сделал несколько неверных шагов, дотронулся рукой до капота стоявшей рядом машины и, вскрикнув, отдернул руку – раскалившееся, словно в жаркий полдень, железо, обожгло пальцы, как если бы он приложил их к хорошо разогретой плите.

Остолбенело он уставился на яркие следы ожогов. Медленно сжал кулак. Пальцы отозвались пульсирующей болью, слегка прочистившей голову. Нет, ему не казалось, что на улице неестественно жарко. На улице и было жарко, градусов сорок пять не меньше, будто, как в детской сказке, братья-месяцы вновь решили поменяться местами, только на этот раз волшебный посох взял не Апрель, а Июль. Воздух дрожал и колыхался жарким маревом, волны неестественного тепла накатывали от дома, вызывая дикое желание скинуть с себя одежду. Задыхаясь, не в силах больше выносить эту сюрреалистическую пытку, Николай расчехлил пистолет и, шатаясь, направился к воротам. Ноги разъезжались в грязи, уши словно заложило ватой, от запаха гари тошнило, но он шел, боясь, что если сейчас остановится, то уже не заставит себя вновь сдвинуться с места. Поравнявшись с воротами, ухватился за одну из створок и огляделся. В нескольких метрах от того места, где еще недавно было крыльцо, сидели его люди, глядя перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами. Николай окликнул их, но они даже не повернули головы, продолжая пялиться на дом. Стараясь не поднимать глаз, чтобы не дать непрестанно колышущейся живой массе притянуть взгляд и окончательно свести с ума, он подошел к сидевшему прямо на земле командиру группы и потянул его за плечо. Тот медленно, словно нехотя обернулся. Лицо напоминало мертвенно-бледную, застывшую маску, в расширенных зрачках застыла пустота.