Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль - Страница 59

Воздух... Когда я ходил на физиопроцедуры в больничку делать электрофорез на сломанный палец, то иногда попадал в перерыв - шло время кварцевания помещения. Больные ждали у двери, а в процедурной комнате включали синюю лампу. Вот такой же был воздух. Он был чистый, запах, как после дождя и после кварцевания. Жизнь! Пахло жизнью! Мне показалось, что в здании напротив, в одной из комнат кто-то подошёл к балкону вдалеке. Так и есть. Та прихрамывающая девчонка, круглолицая, невысокая. Она шла под руку с тем продавцом, тело которого занял плывун... Я обернулся. Справа, в стене были отверстия, тёмные норы выходов. Не арки, а именно норы, дыры в стенах, от пола, где-то на метр высотой. Из одного отверстия выползла Ника. Действительно не вышла, а выползла. Встала передо мной.

− Привет, − улыбнулась, вздохнула. - Ну вот ты и с нами, противный мальчишка.

− Привет, − говорю. - Я где? На том свете? Я утонул? Передайте моим родителям, что это всё Лёха и Влад, а я и не хотел на лёд выходить. - это я блефовал, играл на публику, хотя публики никакой и не было. Я надеялся, что плывуны меня выпустят обратно. Я же знал, что попаду к ним, архитектор сообщил.

Ника молчала. Я начал сначала.

− Я в плывунах?

− Можно сказать и так. Ты в Плывунах.

− Я так понимаю: я провалился под лёд.

− Можно сказать и так, − она рассмеялась. - А можно сказать, что мы тебя решили пригласить в гости.

− То есть: вы меня провалили специально?

− Можно сказать и так, - уже без своей тонкой улыбки, и - вздохнула.

Я понял вдруг, что сижу в кресле, а не стою на балконе.

Мне почему-то стало неудобно, что я сижу, а Ника стоит, и я стал вставать. Но ноги подкосились, я снова плюхнулся в окутывающее кресло.

− Это мой постамент? - я ещё пытался шутить. − Раз ваш мир загробный, то постамент, ведь так?

− Может быть и так, − она рассмеялась, вздохнула и добавила: − тебе не разрешено вставать. Ты можешь пока только так, тут...

− Зачем я вам нужен?

− Эрна распорядилась. Чтобы ты перестал тосковать. Тебе же сейчас спокойно?

− Ага. Спок.

− Здесь можно отдохнуть, от всего скрыться. Будешь к нам приходить?

Я не хотел отвечать, потому что я совсем не хотел сюда приходить.

− И Гришаня тут с тобой общается?

− Не тут. Но в наших пространствах.

− Их много?

− Бесконечно. Мы сильные. Пространства разнообразны, их бесконечное множество.

− Я могу вернуться к ребятам?

− Конечно можешь.

Ника пропала. Несколько мгновений прошло, я сидел в кресле один и не мог встать. Успел конкретно так испугаться. Потом всё потухло. Опять эта лёгкость, как в волшебном сне, в полёте... Вода обжигала ноги. Я провалился по колено, в следующую секунду аккуратно лёг на непровалившийся лёд рядом. Он треснул, но не провалился. Я выполз по льду. Оглянулся: рыболов сидел и сверкал на меня очками. Солнце было низко. Влад и Лёха аккуратно шли ко мне, а могли бы не возвращаться, могли бы выйти на тот берег и всё. Мысль о друзьях Ники промелькнула, я вспомнил о том, как её бросили.

Вода уже не обжигала так, ноги немели.

− Аккуратно ребя. Тут проваливается.

− Ты как? − выдохнул Влад издали.

Влад и Лёха шли по отдельности друг от друга, не отрывая ног ото льда.

− Да, блин, провалился. А эти, вон, сидят, надо предупредить. - я лежал и боялся двинуться, чтобы лёд дальше не начал обламываться. Чтобы не показать, что испугался, старался говорить.

− Кто сидит?

− Да вот же сидят у своих лунок.

Влад и Лёха тянули ко мне каждый по руке, ноги они расставили как можно шире.

− Кто сидит?

- Да вот же!

Они осторожно вытащили меня из полыньи. Вспомнили «Серую шейку», поржали. И пошли с предосторожностями к берегу. Вышли на обледенелый гравий. Фуу. Теперь я знал, что чувствуют моряки, сходящие после шторма, на сушу. Теперь можно было разговаривать спокойно.

И как раз тут мы втроём стали болтать нервно и испуганно.

− Каждый шаг мне казалось: треснет, − сказал Лёха.

− Смотри: Щеголь. Самый из нас лёгкий, а провалился. - это Влад.

− У меня кость тяжёлая, − пытался я отшутиться. Я ещё не пришёл в себя. Ноги мёрзли. Штаны до колен дубели на глазах.

− Так кто сидит? − переспросил Влад. Он вообще был такой, всё помнил, запоминал, допытывался до мелочей. Старался всех выводить на чистую воду. Играл в следователя.

− Так рыбаки, рыболовы.

− Где? Какие рыболовы? Ты чего? Переохладился? Пошли скорее к физруку у него печка.

Я реально подмерзал, мёрзли и руки, хотя я был в перчатках, пальцы на ногах я не чувствовал. Босхан Канурович бежал к нам. Он как пошёл орать. И как он увидел, что мы на льду? От пруда до площадки десять минут быстрым пёхом или медленной трусцой. Он тут же объяснил:

− Господи! Твоя воля! Я там готовлюсь залить площадку. Кран только открыл. А тут... Мне говорят... сообщают.

«Ника!» − понял я.

И мы побежали. К хоккейной коробке. Я как мог переставлял ноги. Штаны уже окаменели. И тёрли, натирали кожу. Это был кошмар. Но пока я шёл, я шёл. Потом меня уже вели попеременно то физрук, то Влад, их сменял Лёха. А потом я обнял их за плечи и они меня волокли, ноги полностью онемели - мороз, всё-таки.

В каморке, пристройке к хоккейной коробке, грел калорифер. Было тепло. Меня трясло от холода. Мы все стали переодеваться на банкетке. Я снял всё, облачился во всё сухое, в обычные свои штаны, куртку, но меня по-прежнему трясло. Лёха и Влад хотели меня проводить, но физрук сказал:

− Я сам провожу. Надо его ещё чаем отпоить.

− Да тут водяру лучше, − схохмил Лёха.

− Без советов попрошу! - вяло отозвался физрук.

Пили все вместе чай. Босхан Канурович полазил в мобильнике:

− О! Снег, прикиньте, мужики, ночью обещают. Неслыханное дело. У нас! В декабре -- снег! Это же отлично! Пройдёт снег, утрамбую, и тут же - залью. Вот будет лёд. Морозы до нового года обещают, а потом всё, привычная наша южная слякоть. Ну что, Артём? Согрелся?

После чая Влад с Лёхой утОпали. А я всё трясся от холода, согрелся только после чая с мёдом. Хотя, до этого мёд ненавидел, меня от его запаха вырубало. Наконец физрук спросил (я чувствовал, что он хочет что-то мне сказать , очень уж он вокруг меня суетился):

− В Плывунах был? - спросил между прочим, подливая кипятка в мою чашку с откусанным краем. Меня бесят такая посуда. Посуда с трещинами и откусанными краями, а так же чашки с отколотой ручкой а-ля-пиала. Но в этой коморке было не до жиру. Главное согреться.

− Да, − я обжёгся чаем. - Вы тоже там бывали?

− Нет. Что ты! - испугался физрук. - Просто Ника вышла, зашла сюда или залетела - не знаю как правильнее. Ты заметил как Ника э-эээ передвигается?

− Нет.

− Она зашла предупредить, что ты под лёд чуток провалился. И я рванул. Ну как там?

− Ничего особенного. Серое помещение.

− А-аа. Это тебя в заготовке держали.

− То есть?

− Ну там все помещения становятся, какими ты захочешь. Мультик «Аленький цветочек» зырил?

Меня бесило это слово. Папа мой тоже иногда говорил «зырь, сюда». Стариковское говёное слово.

− Что это вообще такое Босхан Канурович? Что это было?

− Это у Гришани спроси. Он часто бывает в Плывунах. А я так - с Никой только. Какая могла бы получится бегунья! - физрук покачал сокрушённо головой. - Ещё с Лапкиным потрындеть люблю. И со Славкой Михалиным.

− А кто эти парни?

− Славка - призёр олимпиады, мой ученик, ну в детстве конечно у меня бегал. Спился, рано умер. Ну и Лапкин был хороший парень. Вот иногда болтаю с ними за жизнь. Они ко мне из Плывунов сюда в гости приходят.

− То есть: общаетесь с мёртвыми своими учениками? − я глотал кипяток и уже не чувствовал, обжигаюсь или нет.

− Слушай, Артём, сам бы не поверил, если кто сказал. Помнишь: у нас там здание рухнуло внизу? Или ты тогда совсем под стол пешком?

− Ну.

− Это они! Они прорвались! Ника, Михалин Славка, Лапкин. Чудо, Артём, такое! Но проводник только Ника. Она по моей просьбе их выпускает. Редко соглашается. Ни о Славке, ни о Лапкине, кроме меня никто не страдает, не вспоминает. О Лапкине так вообще забыли. Глупо погиб. Кстати, такая же зима морозная была. И он, представляешь, как ты, провалился под лёд.