Возвращение Будды - Иванов Всеволод - Страница 4

-- ...В покоях графов Строгановых статую Будды из аймака Тушуту-Хана, еще не значит, что большевики покровительствуют ламам. Нет, статуя Будды передается, как музейная редкость, как национальное художественное сокровище. В наблюдение за точным исполнением инструкций Наркомнаца у монгольской границы будут допущены в Монголию представители Соввласти на местах, из центра же командируется для сопровождения перевозки политический руководитель тов. Анисимов и представитель экспертов проф. Сафонов...

-- Позвольте, -- кричит возмущенно профессор: -- я не давал согласия!..

Нарком мельком глядит на него, потирает лоб и, на ходу пожимая руки людям в солдатских шинелях, уходит.

Подавая наркому выпавшие из кармана газеты, Дава-Дорчжи сообщает тихо:

-- Господин профессор, повидимому, желает вам возразить...

И тогда, сжав в кулаке газеты, нарком Цвиладзе, с внезапным кавказским акцентом быстро говорит в лицо профессора:

-- Гражданин профэссор, вэ... когда идет рэволюция, нэт возможностэй вилять хвостом. Завтра в одиннадцать часов дня вы пожалуэте ко мне в Наркомнац за инструкцией, за мандатами... Да!..

Кинув газеты на рогожи, кричит монголам:

-- Да здравствует международная революция и раскрепощение трудящихся!

-- Урра-а!!

Обратно профессор Сафонов возвращался пешком. С Дворцового моста пятеро мальчишек катались на салазках. Женщина в солдатской шапке пронесла конью голову. Думая совсем о другом, по привычке спрашивает профессор: "продаете?" И тоже, должно быть, по привычке, глядя себе в ладонь, отвечает женщина: "нет". Тогда профессор ощущает голод и ему становится радостно, что он в обед не с'ел картофель. В командировки выдают продукты, при сопровождении Будды ему должны дать усиленный паек. Поэтому дома он кладет полный котелок картофеля и больше, чем всегда, дров. Книги и бумаги похожи на бурые кучи снега, бывают они похожи так всегда, пока в комнате холодно. В тепло они начинают мыслить, они оттаивают. Согревшись, профессор думает, на кого ему оставить рукописи и книги. В Центральном Педагогическом Институте профессор Сафонов читает историю всемирной литературы, текущая его работа: "Как скандинавская сага отразилась на русской былине". Он перевязывает бечевками рукописи и на каждой жирным красным карандашем пишет: "Рукопись профессора В. В. Сафонова, уехавшего в правительственную"... но, подумав, переправляет: "уехавшего в научную командировку на границы Монголии. Просят обращаться осторожно". Рукописей много, он подкидывает дров, тепло. Снимает вязаную фуфайку, фуфайка в рукаве лопается. Он откладывает энциклопедический словарь на приобретение теплой вязаной одежды. На клочке бумаги записывает: "фуфаек -- 2, полушуб. -- 1, носки -- 4" и к словарю прибавляет еще книг. Все же почему-то дров ему жалко и он топит печку черновиками и ненужными книгами. Таких ненужных книг оказывается очень много. Пепел подымается по всей комнате; серый приятно пахнущий пепел на щеках профессора. Смахивая его, профессор думает о стадах в Монголии и о бараньем мясе. Таким его видит пришедший политрук Анисимов.

-- Необходимо голову завязывать платком, иначе от бумажного пепла выпадают волосы. Да и мыть трудно при мыльном кризисе...

Анисимов всегда точно бежит в гору: потен; треплется размотанный шарф, и широки и веселы, как весенняя крыша, валенки. Он, довольный, энергией и толстым портфелем, заменявшим ему живот, помогает профессору сгребать в печь бумаги. Чтобы сделать ему приятное, Сафонов спрашивает:

-- Жаловался?

-- Кто?

-- Дивель?

-- Но-о!.. поорал, и будет. Вечером в пешки приходил играть. Мы в одной коммуне живем с ним... Сила, или, как я люблю говорить: динамика... А Дивель?

Профессор первый раз видит человека из коммуны. Он спрашивает его о детях. У Анисимова -- трое детей, и самый маленький, пяти лет, очень любит автомобили: из бумажек вырезает и красит чернилами. В партии Анисимов с 16 года, по профессии -- токарь.

-- Будет в России коммуна? -- осторожно, точно укалываясь, спрашивает профессор.

-- Коммуна? А где ж ей быть, как не у нас? Обязательно!

Согревшись, он предлагает профессору итти смотреть перевозку Будды. Профессору Сафонову нужно укладываться. Анисимов оглядывает полки и письменный стол.

-- Да-а, безусловно. Вы давно в профессорах?

-- Двенадцать лет.

-- В партии никакой не состояли?

-- Нет.

-- Так. Лет вот под пятьдесят, значит?

-- Сорок восемь.

-- Обыкновенное событие. Ну, я пойду. За мандатами вместе в комиссариат поедем. Завтра. Они хоть и сегодня велели, а все же лучше завтра, да и то, поди, не напишут...

Он, тряся портфелем, и точно на митинге махая руками, несется по лестнице.

И точно: на другой день пришлось им ждать два часа, пока приготовили мандаты, пол-суток бегать доставать наряды на теплушку. Шагая с вокзала, увидали они на Невском -- черный груженый дровами грузовик, далеко воняя бензином, волок громадную телегу с толстыми чугунными колесами. На телеге несколько солдат придерживали тесовый ящик, обтянутый сбоку канатом. Ящик был свеж и ярок, и весело подпрыгивали на нем наляпанные суриком буквы: "Верх". "Осторожно".

-- Наши! Вот динамика: по пути с Буддой дрова везут на вокзал... -- сказал Анисимов: -- пойти помочь!..

Дава-Дорчжи быстро, почтительно сдернул лохматую баранью шапку.

Но профессор Сафонов прошел мимо.

Салазки профессор имеет. С ними он ездит в Институт получать паек один раз в месяц. Но чаще всего паек приносит в руке -выдают очень мало. В квартиру профессор вселяет знакомого студента Лазаря Нейц. Когда профессор приходит с вокзала, Нейц, притянув к подбородку ноги, обняв руками колени, играет на балалайке. У него длинный и тонкий, как струна, нос, и постоянно в нем что-то звенит.

-- Малярия в носу! -- говорит Нейц.

Профессор складывает в салазки багаж, Нейц помогает.

-- Через полгода вернетесь, или совсем останетесь? Монголия славится скотоводством, гражданин профессор...

Профессор везет салазки на Николаевский вокзал. Трамваи стоят, линии рельс занесены снегом, и снег твердо застыл, как лед. В лаптях и шинелях, перетянутых ремнями, с красным знаменем идут и обгоняют профессора солдаты. Ему на мгновение кажется -- они сейчас займут теплушку, его место. Он, скользя сапогами, торопится.