Таёжка - Качаев Юрий - Страница 5

• Предыдущая
• 5/14
• Следующая

- Ставь на попа!

- Ребята, запарился! Смените!

- А-а, елки-моталки! Это тебе не в бабки играть!

- У меня бабка Пелагея выпить люби-ит! Раз приходит домой, а дед спрашивает: "Где пила?" - "Митрий, вот те крест святой, нигде! Ну, у кумы Авдотьи разъединую рюмочку выпила!" А дед-то про пилу говорил!.. Ха-ха-ха!

Через час дрова лежали под навесом, аккуратно сложенные в поленницу. Красные, распаренные ребята вытирали потные лбы, надевали пальто и, пересмеиваясь, расходились по домам.

На улице вокруг конских яблок весело прыгали отощавшие за зиму воробьи, искристо и нежно синели сугробы, а в Шуркиной избе впервые за полгода звенел смех.

ЛЕГЕНДА КАРАГАНА

В субботу после обеда приехал Федя. Он подкатил прямо к интернату. И Мишка, помиравший от безделья, со всех ног кинулся ему навстречу.

- Ну, цуцики, собирайтесь, - сказал Федя. Мишка собрал свою котомку и пошел за Таёжкой.

- Как дела молодые? - спросил Федя, садясь за руль.

- Да так. - Мишка сделал рукой неопределенный жест. - Я, можно сказать, до конца недели гуляю.

- Что так?

- Освободили. Переутомился умственно.

- А-а, - сказал Федя. - Понимаю. А за что?

- Долго рассказывать.

- А у меня, брат, рассказ короткий. Свалял дурака, ушел из шестого, а теперь локти кусаю. Думал: много ли грамоты надо, чтобы баранку крутить? А выходит - понадобится. Не через год, так через пять. Я вот в вечернюю подался. Как вы смотрите?

- Как, нормально смотрим, - сказал Мишка. Федя вздохнул:

- Трудно. Как сделаешь до Озерска три рейса, так в глазах цветные кружева плывут. Учти, Михаил...

На зимнике у берегов лед вздулся и посинел. Видно, в Саянах начали таять снега, и река просыпалась.

Недалеко от деревни Федя остановил грузовик и выскочил из кабины. Вернулся он с пучком распустившейся вербы.

- Вот, - сказал он, улыбаясь, и протянул вербу Таёжке. - Держи!

Серые, с желтым цыплячьим пушком шарики щекотали лицо, и Таёжка жмурилась от удовольствия. Верба пахла снегом, талой водой и ещё чем-то особенным, что рождается в предвесенней тишине леса.

...К вечеру они добрались до зимовья. Василий Петрович ещё не вернулся из тайги. На столе, сколоченном из горбылей, лежала записка:

"Сварите что-нибудь поесть. Продукты в погребке. Я буду часов в семь. Отец".

- Наверное, с утра ушел. Ишь как выстыло. - Мишка дохнул, изо рта у него вылетел парок. - Тащи еду, а я пока печку растоплю.

Таёжка вышла наружу. За бором садилось большое красное солнце, и бор стоял, весь облитый его сиянием. Вершины дальних гольцов проступали четко и резко, будто нарисованные. Тишина кругом стояла такая, что слышно было, как с окрестных сосен, вздыхая, сползает снег.

"Заколдованный лес, - Подумала Таёжка. - Вот-вот на тропу выйдет Снежный Король и скажет: "Загадывай желание, и я исполню его". А мне ничего не надо. Только чтобы скореё приехала мама".

По скользким ступенькам она спустилась к погребку и толкнула обледеневшую дверь.

"Не трогай... Сплю-ю", - прохрипела дверь.

- Я быстро, - сказала Таёжка виновато и, пугаясь, вошла в полутемный погребок.

В корзине, выстланной соломой, она нашла двух куропаток. Куропатки промерзли и стукались друг о друга, как деревянные.

В избушке уже топилась печь.

- Ощипывать будешь ты, ладно? - Таёжка подала Мишке куропаток. - Я боюсь.

Мишка буркнул что-то насчет бабских нервов, взял куропаток, нож и вышел. Таёжка поставила на печку ведро со снегом и посыпала сверху солью, чтобы быстреё таяло.

Через полчаса стало тепло. От ведра поднимался вкусный мясной дух. Таёжка едва поспевала сглатывать слюнки. Печка раскалилась, по бокам её забегали темно-красные искры. Отблеск огня лежал на Мишкином лице, и оно тоже было красным.

- Ты сейчас как индеёц, - сказала Таёжка. - Только волосы белые.

Мишка посмотрел на неё и фыркнул:

- А ты Золушка. Вон весь нос в саже.

На дворе заскрипели шаги, и в зимовье в клубах молочного пара вошли Василий Петрович и Семен Прокофьич Каринцев, директор леспромхоза. В избушке сразу стало тесно, запахло полушубками и табаком.

- Привет тебе, мой скит убогий! - сказал Василий Петрович, снимая патронташ и раздеваясь, - О-о, суп по-царски, с куропатками! А, Прокофьич?

Каринцев потянул воздух носом и зажмурился.

- Картошку, вермишель клали? - спросил Василий Петрович, подсаживаясь к огню.

- Все в порядке, - сказал Мишка. - Только меня из школы выгнали. До понедельника.

- Весьма похвально. А с чего ты вдруг разоткровенничался?

- Как - с чего? Вы меня на воспитание возьмете. В тайгу. Я вот и ружье прихватил.

- Нет, брат, зимняя тайга не для пацанов. Летом - другое дело. Всегда будем рады.

- До лета ещё семь раз помрешь, - пробормотал Мишка.

- Ничего. Доживешь как-нибудь.

Василий Петрович зачерпнул ложкой из ведра и объявил, что суп готов.

После ужина Семен Прокофьич, молчавший до сих пор, сказал:

- Приказ-то не отменили. Что делать станем, Петрович?

- Придется ехать в край. Временщики чертовы! Вырубить такой массив кедра это уже не головотяпство, а вредительство!

- А почему его нельзя вырубать? - спросила Таёжка.

- Ну-ка, Михаил, лесной человек, разобъясни ей, - сказал директор, поглядывая на Мишку. Мишка пожал плечами.

- Тут и дитю ясно. Кедр - самое дорогое дерево в тайге. Хвойная мука для скота - раз. - Мишка загнул палец. - Кедровое масло - два. Халву и начинку для конфет делают - три. Из древесины всякие там шкафы, которых моль боится, - это уже четыре. Камфара, спирт, канифоль... Ну и все, кажись, Василий Петрович?

Василий Петрович засмеялся:

- Видишь, Таёжка, целая лекция. Но и это не все. Кедр - золотое дно. От него не остается никаких отходов. Из опилок получают эфирные масла, даже скорлупа не пропадает.

Тут удивился даже Мишка:

- Ну уж, скорлупа?

- Точно, брат. Из неё делают такую штуку - фурфурол называется. Он идет на приготовление пластмасс. А карандаши, которыми вы пишете, а целебные бальзамы из живицы! Тут уж Михаилу придется разуваться : на руках-то пальцев не хватит. И вот такое богатство мы не бережем!

- Морду за это бить надо! - мрачно сказал Мишка.

- Бить морду - не метод, - покачал головой Василий Петрович. - Надо доказать словом и делом. И мы докажем, даже если придется дойти до Москвы.

"И дойдет, - подумал Мишка, глядя в лицо Василия Петровича. - Куда хочешь дойдет, не поступится".

- Ну, мужики, я по-стариковски, на покой, - сказал директор. - Поясницу чтой-то ломит, не завьюжило бы завтра.

- А мы вот сейчас выйдем да посмотрим. - Василий Петрович поднялся. - Кто со мной перед сном прогуляться?

Вышли все, кроме Семена Прокофьича.

Небо было чистое и походило на глубокое озеро, в котором плавали и зеленовато светились острые льдинки - звезды. Под ногами звезд было ещё больше: серебряных, чутких и певучих.

Но ярче всех горела над бором большая светлая звезда. Когда Таёжка сощуривала глаза, от звезды расходился колючий голубой веёр.

- Это Вега, - сказал Василий Петрович. - Она и вправду такая, как рассказывал Караган.

- А кто этот Караган? - спросила Таёжка.

- Караган - один старый енисейский киргиз. Красивый и мудрый человек. Я гостил у него два дня. И он рассказал мне легенду о Веге.

Когда-то в верховьях Енисея жило храброе свободолюбивое племя Таежных Охотников. Законы у племени были справедливые и беспощадные. Больше всех человеческих слабостей презиралась трусость. Воина, бежавшего с поля брани, казнил собственный брат. Ещё страшнеё была кара за воровство. Вору отрубали голову и вешали на шею отцу или матери. Так старики ходили до самой смерти, и все племя знало: вот идут люди, родившие вора...

Однажды хлынули на землю Охотников полчища монголов.

Они пришли зимой, и была их такая несметная сила, что лед на реках не выдерживал тяжести идущей орды.

• Предыдущая
• 5/14
• Следующая