Поддельный шотландец 3 (СИ) - Мин Макс - Страница 9

Было уже совершенно темно, когда мы подошли к двери нашего дома. Она прижала мою руку к своей груди.

--  Благодарю за эти счастливые часы, -- проговорила она растроганным голосом. А я вдруг отчётливо понял, как сильно она переживает по поводу завертевших нас событий и пока не произошедшей первой близости. Вот же я, тупоголовый Буратино, веду себя с ней как со своей современницей, забывая о том, что где нет соответствующих знаний там не может быть и малейшего понимания происходящего. Наверняка жена чувствовала себя пушинкой влекомой ураганом...

Придя домой мы обнаружили в прихожей обед заодно с ужином, продукты были аккуратно расставлены у окна. Горячие блюда давно остыли, но у нас под рукой был камин, который мы тут же разожгли. Квартира вскоре наполнилась запахами капающего на угли гусиного жира и свежих гренок. Вина в этот раз выпили совсем чуть-чуть, а затем я повёл Катриону в спальню.

Трудно было понять, какие чувства владели ей более -- предвкушение или опаска. К счастью, я не был тем неискушённым юношей, каким представлялся внешне. Но и практического опыта лишения девственности, как не смешно, не имел. Почему смешно? А как иначе можно воспринять то, что из нескольких десятков женщин, которых я близко познал за две свои жизни, ни с одной мне не удалось стать первооткрывателем? Впрочем, нельзя сказать, будто это такой уж ценный опыт. Разве что можно эго своё потешить, мол "до меня здесь ещё никто не бывал". Вроде как первому оставить след на свежевыпавшей снежной целине -- вроде бы полный пустяк, а сердце почему-то греет.

Я сделал всё не торопясь и полностью контролируя ситуацию. К счастью, Катриона оказалась очень отзывчивой на ласку, как словесную так и физическую. Вроде бы в это самое время на Американском континенте таких женщин называли "горячими штучками", или я опять всё путаю? В общем, мне удалось её довести до пика наслаждения и оставить наилучшие впечатления о первом разе, чего я и добивался. Заснули мы далеко после полуночи, так и не разомкнув своих объятий.

XXV.

Поздним утром меня пробудил от сна громкий стук в дверь. Я, уверенный, что это принесли завтрак, побежал отворить едва надев брюки, накинув камзол на голое тело, и чуть не остолбенел от неожиданности: на пороге в мохнатом пальто и огромной шляпе, обшитой синим галуном, стоял Джеймс Мор, собственной нежданной персоной.

--  А,  -- сказал он с важным видом, -- я нашёл вас наконец-то, мистер Бэлфур, -- и протянул мне свою крупную аристократическую руку, которую я пожал довольно нерешительно, перед этим шагнув снова вперед и остановившись у входных дверей, точно готовясь к нападению, хотя коридор позади визитёра был девственно чист.

-- Удивительно, право,  -- продолжал он между тем, -- как перекрещиваются наши пути. Я должен извиниться перед вами за неприятное вторжение в ваше дело, в которое меня вмешал этот обманщик Престонгрэндж. Совестно даже признаться, что я мог довериться судейскому чиновнику.  -- Он совершенно по-французски пожал плечами. -- Но человек этот на первый взгляд кажется таким достойным доверия... -- продолжал он плести словесное кружево, как цыганка на базаре. -- А теперь, как выяснилось, вы очень любезно позаботились о моей дочери, узнать адрес которой меня и направили к вам.

--  Я думаю, сэр, -- сказал я с решительным видом, -- что нам необходимо объясниться.

--  Надеюсь, ничего не случилось плохого?  -- воскликнул он встревоженно. -- Мой агент мистер Спротт...

--  Ради бога, говорите потише!  -- перебил его я.  -- Она не должна ничего слышать, пока мы не объяснимся.

--  Разве она тоже здесь? -- ошеломлённо воскликнул он.

--  Именно так всё и есть, -- честно ответил я.

--  Вы были с ней здесь одни? -- спросил он, охваченный внезапными подозрениями.

--  Кто же другой мог быть с нами? -- воскликнул я, внимательно отслеживая его реакцию.

Должен отдать ему справедливость, он побледнел. Чем снял камень с моей души. Каким бы человеком ни был Джеймс Мор, но свою дочь он действительно любил. Но, как выяснилось спустя совсем немного времени, самого себя он любил гораздо больше.

--  Это очень странно,  -- сказал он. -- Это чрезвычайно необыкновенный случай. Вы правы, нам следует объясниться.

Говоря это, он прошёл мимо меня. Должен сознаться, что старый мошенник в эту минуту выглядел чрезвычайно величественно. Он важно окинул взором проходную комнату, которую и я теперь рассматривал, так сказать, его глазами. Бледный луч утреннего солнца пробивался сквозь окно и освещал её во всём убожестве. Полуразобранные чемоданы, умывальник, стол с остатками ужина, разбросанная в беспорядке старая одежда и потухший не вычищенный камин составляли всё её убранство. Комната, несомненно, выглядела пустой и холодной и казалась неподходящим, нищенским приютом для джентльмена и леди. В то же время мне вспомнились обстановка нашей жилой комнаты, и я подумал, что этот контраст между бедностью и роскошью не мог не выглядеть подозрительным для взгляда со стороны.

Джеймс оглядел комнату, ища кресло или стул, и, не найдя ничего другого, уселся на угол стола. Закрыв входную дверь, я вынужден был сесть рядом с ним: чем бы ни кончилось это необыкновенное объяснение, надо было по возможности стараться не разбудить Катриону, а для этого требовалось, чтобы мы сидели близко и говорили шепотом. Не берусь описать, какую мы представляли странную пару: на нем было пальто, вполне уместное в этой холодной комнате; я же дрожал в камзоле на голое тело и сапогах на босую ногу. У него был вид судьи, я же поневоле оказался в роли подсудимого.

--  Ну?  -- спросил он.

--  Ну..., -- начал я, но понял, что не в состоянии достаточно собраться с мыслями чтобы продолжать.

--  Вы говорите, что она здесь? -- снова заговорил он, на этот раз с некоторым нетерпением, которое, казалось, вернуло мне способность мыслить связно.

--  Она в этом доме, -- сказал я. -- Я знал, что это обстоятельство покажется вам необычным. Но вы должны понять, насколько необычно было всё это дело с самого начала. Молодая леди высаживается на континенте с одним шиллингом и тремя боуби в кармане. Её направляют к Спротту в Гельвоэте, которого вы называете своим агентом. Могу сказать только, что он богохульствовал при одном упоминании о вас и что я должен был заплатить ему из своего кармана, чтобы он только сохранил её вещи. Вы говорите о необыкновенном случае, мистер Драммонд... Если угодно, называйте его именно так. Но подвергать её такому испытанию было с вашей стороны слишком жестоко.

--  Вот чего я совсем не могу понять...  -- сказал Джем. -- Моя дочь была отдана на попечение почтенных людей, имя которых я, признаюсь, слегка подзабыл.

--  Их звали Джебби, -- сказал я. -- Без сомнения, мистеру Джебби следовало бы поехать с ней на берег в Гельвоэте. Но он не поехал, мистер Драммонд, и думаю, что вам надо благодарить бога, что я оказался тут и предложил ей свои услуги.

--  Я ещё поговорю с мистером Джебби в скором времени, -- сказал он. -- Что же касается вас, то я думаю, вы могли бы понять, что слишком молоды для подобного.