Мое израненное сердце (СИ) - Титова К. "Кэт Рин" - Страница 40

рассмеюсь истерично, надрывно, чтобы связки стянуло жгучей болью, которую я

испытала с этим высказыванием.

Смотрю на Влада в упор широко раскрытыми глазами и думаю, а может я его никогда не

любила? Лишь заблуждалась на этот счёт? Он первый и единственный неудачный опыт в

моих романтических отношениях. Любовь. Он отнял это прекрасное чувство, жившее во

мне, перерезал канат одним махом. Лучше бы он убил меня, тогда мне не было бы так

тяжело. Ведь любовь просто убить нельзя. Потерять можно, отнять, но не убить.

- Кто ты такой, чтобы меня судить? Оскорблять? Унижать? - кулачками врезаюсь в его

грудь, с силой толкаю. - Что, молчишь? Знаешь почему? А потому что ты никто! Больше

для меня никто! - наступаю на него и снова толкаю, на что он начинает гадко и мерзко

заливаться смехом. - Ты трус! Жалкий и мерзкий трус! - его истерический смех мгновенно

прекращается, улыбка превращается в оскал безумного зверя, которого он пытается с

трудом удержать. Но я его не боюсь. Больше не боюсь. - Я? Я нож в спину? - кричу, надрывая связки, в упор глядя на своего экзекутора.

- Ты и только ты! - громче моего разрывается Влад, сжимая ладони в кулаки, до хруста в

костяшках.

- А ты мне боль! И сердце в клочья!

- Хм..., что, вышибаем клин клином? - довольно так ухмыляется и мне ещё больше

становится противно от его присутствия.

- Это не игра, Влад! А наша жизнь, твоя и моя!

- Это уже не важно! Все в прошлом! - продолжает орать.

- Конечно не важно! Ты предал меня. Нас, черт возьми! Ты предатель! Ты хуже того

монстра и чудовища, который издевался надо мной, в то время как ты удовлетворял своё

внутреннее мужское эго за счёт очередной девки. Ты так ничего и не понял, не осознал

степень своего заблуждения со временем. Твое упрямство и гордость не позволили

увидеть правды. Правильно ты говорил, что за пять лет проведённых вместе, - указываю

на себя, - Я, - бью в грудь кулаком до боли, - это я не увидела в тебе ничтожества, не

распознала всю гниль в твоей душе, которую ты скрывал за своей добротой и заботой, лишь усыпляя мою бдительность! И спасибо судьбе за ту боль, что внесла в мою

размеренную жизнь. Ведь благодаря этим коррективам, я открыла глаза на человека, с

которым собиралась связать себя священными узами брака на всю жизнь. Строить

крепкий нерушимый фундамент семьи и любить тебя, любить каждую частицу. Я детей

хотела, от тебя! - рвано дышу, облизываю пересохшие губы и продолжаю. - Но только

пройдя через боль, мы становится сильнее. Закаляемся, как сталь. Происходит своего рода

очищение души, и в итоге ты начинаешь ценить себя. Свою жизнь. Людей, оставшихся в

ней! Я ни в чем не виновата! - кричу срывающимся голосом на всю квартиру и толкаю его

очередной раз в грудь, что он пятится назад. - Та боль, боль душевная, что жила во мне

после твоего предательства, не сравнится с физической никогда! Потому что моя душа

онемела.

Именно эти абстрактные значения вызывали во мне нескончаемые муки от предательства

любимого человека. Но бывали времена, когда боль физическая отступала после

очередных сильнодействующих препаратов, и душевная боль приходила ей на смену. Вот

тогда я намеренно причиняла себе вред. Нет, не резала вены. Не билась головой об пол, но

раздирала пальцы о стены, просто била кулаками в грудь, чесала с такой силой

заживающие шрамы, что потом захлебывалась слезами отчаяния от случившегося в моей

жизни. Как сейчас помню перепуганные лица родителей, которые боялись оставить меня

одну на минуту, чтобы я с собой ничего не сделала. Они очень переживали, что я дойду до

грани, до самоубийства, видя отчаявшегося ребёнка с нестерпимой болью. С какой

грустью и сожалением в глазах они смотрели на меня и укачивали в своих руках.

Согревали, шептали нежные и ласковые слова на ушко, приговаривая, что я сильная, что

все пройдёт, забудется, и что я обязательно буду самой счастливой на свете. Только после

этого я понемногу начала приходить в сознание, потому что мои родители от

безысходности испытывали не меньшую боль, видя в каком состоянии находится их дочь.

Я осознала всю утопичность происходящего. Что от меня прежней практически ничего не

осталось. Было пусто, прозрачная оболочка. Неписаное полотно. Разбитые надежды и

мечты стали сплошными руинами в моей душе. Все было выжжено дотла и тлело долго. И

я пообещала себе, что вырву эту ядовитую любовь из сердца с корнем, как бы глубоко они

не проросли. Забуду все моменты счастья и радости, что нас связывали, сотру все

воспоминания в порошок, развею как прах по ветру и забуду такой до боли любимый

образ, въевшийся в головную кору так, что невыносимо было закрывать глаза, потому что

там везде я видела его.

Я потеряла самое ценное и главное - веру.

- И только благодаря этим шрамам, - продолжаю изливать на него факты, обличая свою

душу, - которые тот монстр оставил на мне, - снимаю шубку кидая на пол, затем пиджак и

блузка летят в сторону. Прикладываю правую руку к левой стороне рёбер, под грудь, показывая рубцы, - я вспоминаю тот ад, в котором была и что испытала, - затем поднимаю

левую руку, показывая почти невидимый шрам на запястье. - Это метки моей памяти

прошлого, в котором были счастье, радость и поражение!

Он все так же непроницаемо смотрит на меня бешеными животными глазами,

исподлобья, напряжённо, не отрывая взгляда. Кажется, готов просто разорвать на куски

от полученной информации. Меня начинает знобить, как в лихорадке. Дрожь проходит по

всему телу, как электрический ток по проводам. Наклоняюсь, беру трясущимися руками

блузку и одеваю. Поднимаю пиджак застегиваю на единственную на нем пуговицу, как

слышу звук открывающейся входной двери. В испуге смотрю на Влада, который смотрит

в ту же сторону, и слышим приближающиеся громкие шаги. Застываю в ожидании

нежданного гостя, который сейчас появится.

- Самойлов, ты че, так долго. В аэропорт опоздаем!

Смотрю на недовольную физиономию водителя и мне становится легче от того, что

больше не нахожусь наедине с Владом. Который, кстати, совсем не удивлён появлению

Льва.

- Так мне Ярослава Эдуардовна любезно предложила чашечку кофе, - прищуривает глаза

и криво улыбается, - за знакомство, - добавляет учтиво.

- О, здрасте, Ярослава Эдуардовна! - протягивает Лев мне свою огромную лапу, в который

сжимает телефон, - Марк Дмитриевич вам не дозвонится, - холодной и дрожащей рукой

забираю аппарат, с гулко отбивающим сердцем в груди отвечаю:

- Алло, - испуганно, так и не могу собраться окончательно. Перевожу своё внимание на

Льва, который оценивающе смотрит на разбитый телефон и шубу на полу.

- Ярослава, твою мать, что происходит! Где твой чертов телефон? Где этот дебил Влад?

Куда вы пропали! - гневно орет в трубку Марк, что кажется сейчас динамик просто

сгорит.

- Он сел..., - прочищаю горло и чуть громче повторяю, - телефон сел.

- Я звонил тебе сто раз, а ты не отвечала! Что черт возьми происходит?

- Не кричи... пожалуйста, - слегка увереннее добавляю, на что он не унимается:

- Не кричи?! Не кричи?! Да ты себя слышишь? Отдай документы Владу и немедленно

передай трубку Льву, с тобой я обязательно поговорю, позже! - не прощаясь передаю

аппарат водителю, который уходит в холл разговаривать.

Стою не смотрю в сторону Самойлова, рассматривая паркет.

- Ярослава Эдуардовна, - вежливо обращается Влад. Поднимаю голову от созерцания

красивых узоров, расплываюсь в натянутой и фальшиво-дружелюбной улыбке, - можно

стакан холодной воды, что-то в горле запершило, гхм... гхм, - кашляет и подносит кулак

ко рту, - кофе был слишком горький.

- Конечно, можно. Только не забывайте, вы уточнили, что любите горький, поэтому без