Первенец (СИ) - Мор Дэлия - Страница 15

- Это был... - обескураженно прошептал водитель.

- Он самый, - тихо ответила Куна.

Куна уходила утром, сказав, что навестит подругу, а вернулась посреди ночи. Зря надеялась, что мать, не дождавшись, ляжет спать. Свет на кухне горел, и заходить в барак не хотелось. От страха тошнило до отрыжки пустотой, и кружилась голова. Таксиста Куна попросила высадить её у речного вокзала и оттуда шла пешком. Соврать, что вызывали на работу? Так дневная смена давно закончилась и ложь слишком легко проверить. Засиделась допоздна у подруги? Какой? Её телефон! Мать вцепится мертвой хваткой и не отстанет, пока не услышит правду, а как на неё отреагирует - одним несуществующим богам известно.

Куна осторожно открыла дверь, умоляя проклятую, чтобы не скрипела. Дверь не подвела, но половицы в коридоре громко хрустнули. Мать вихрем метнулась с кухни и замерла в коридоре, спиной закрывая лампу, отчего её силуэт казался выкрашенным самой черной краской.

- Вернулась? Я уже хотела тебя в розыск объявлять.

Голос тоже не сулил ничего хорошего. Такой злобы Куна давно не слышала. В последний раз, когда оценок в табеле не хватило для поощрительной выплаты от курсов за хорошую успеваемость.

- Задержалась, прости...- пролепетала дочь, но мать оборвала гневным окриком.

- Где ты была?

Так она точно Аврелию разбудит, и младшая сполна насладится болью и унижением сестры. Почему, Вселенная, за каждый светлый момент нужно так жестоко расплачиваться? Будто она убила кого-то, а не ужинала с генералом.

- Гуляла допоздна по городу, - выпалила Куна и попыталась проскочить в комнату, но мать перегородила проход.

- С кем?

- Одна, мама.

- Врешь, - змеей зашипела она и схватила дочь за шиворот как в детстве, когда волокла домой заигравшуюся на улице. Куна снова чувствовала себя маленькой, жалкой и бесконечно виноватой.

- С мужиком ты была, - шептала мать в самое ухо, - а вернулась поздно, потому что долбилась с ним на кровати в общежитии или дешевой гостинице, потаскуха. Не вороти от меня бесстыжую морду, забеременеть одного раза хватает, разродишься, а мне потом еще один рот кормить. Будто тебя мало! Сколько раз тебе дуре говорила не спутайся с кем попало. Кто он, отвечай!

Куна всхлипнула и дернулась, но мать держала крепко. К горлу подступила тяжесть от недавно съеденной еды, а в глазах словно до сих пор «горели зайчики» слишком ярких ламп в столовой. После слов о беременности стало понятно, как можно было долбиться на кровати, и от стыда Куна вспыхнула. И мужчина был и номер в гостинице, только без заявки на нилота Наилий никогда бы даже не посмотрел в её сторону. Невзрачная дарисса в толпе. Знала бы мать, как ошибается, но она твердо верила в то, что вообразила.

- Кто он! - крикнула она громко и Аврелия заворочалась в комнате, скрипя кроватью.

- Никто, - брякнула Куна, - не было никого, я одна бродила. Задумалась и ушла далеко. Заблудилась, а денег ни на автобус, ни на такси не было, только сейчас дошла. Отпусти, я устала, ноги болят.

- Устала. Ноги болят, - свирепо повторила мать и снова встряхнула дочь, - а больше ничего не болит? Я попрошу Грацию, она проверит невинная ты или нет.

- Зачем, мама? - задрожала Куна, пробуя отбиться. - Какой толк в невинности? Зачем её нести, как знамя всю жизнь?

После второго рывка удалось освободиться, и старшая дочь, запнувшись об обувь в тесном коридоре, с грохотом упала на пол.

- Да что там! - сонно проворчала Аврелия. - Хватит орать, дайте поспать!

Мать молчала, пока Куна неуклюже поднималась на ноги, отряхивая грязь с форменной юбки и пиджака. Болело отбитое бедро, но обида жгла сильнее. Как только не трепали языками подруги матери тех, кто посмел встречаться с мужчиной: потаскухи, шлюхи, гулящие и потерявшие всякий стыд женщины. Теперь и Куна среди них, стоило прийти домой поздно. Мать через день повторяла, что ни одна умная, воспитанная, приличная дарисса из хорошей семьи никогда не свяжет себя отношениями. Невинность можно потерять и хирургически перед искусственным оплодотворением, если уж так сильно хочется детей. Но близость - сплошная грязь и ужас, а мужчины - насильники, грубые животные, закоренелые эгоисты и безответственные мерзавцы. Все без разбора. Лучше умереть, чем отдаться добровольно.

- Я же о тебе забочусь, - уже не так агрессивно сказала мать, - пойми, все мужики хорошие, когда ухаживают и говорят красивые слова, но все кончается, стоит дойти до постели. Он штаны наденет и уйдет, а ты потом одна будешь тянуть ребенка. Как проклятая каждый день кормить, мыть, одевать, следить, чтобы ничего не случилось. Больше никогда и ничего для себя - все ради ребенка. Пока маленький одного не оставишь, с ним никуда не пойдешь, а если заболеет? Ни спишь, не ешь, только с ним на руках по дому скачешь и с ума сходишь. Не повторяй моих ошибок, дочка. Живи для себя, пожалуйста. Не стоят несколько мгновений удовольствия обузы на всю жизнь.

- Мы с Аврелией для тебя обуза, да? - тихо спросила Куна. О больной младшей мать бы так никогда не сказала, но старшая это слышала регулярно. - Жалеешь, что дважды поддалась, а теперь уже ничего не вернуть? Что ж ты выкидыш себе не устроила? Я знаю, можно, если таскать тяжести или сидеть полночи в тазу с кипятком. Что ж ты родила, мама, если знала, как сильно мы будем мешать?

Мать поджала губы и сузила глаза. В полумраке коридора в сонной тишине середины ночи тревожно гудели старые часы, и надсадно стучало сердце Куны. Обуза. Бесполезная, никчемная и мешающая жить. Почему никто не спросил, хотела ли Куна жить? Почему не дали выбрать, у кого родиться?

- Врезать бы тебе по морде, - прошептала мать, разворачиваясь в сторону кухни, - чтобы за языком следила. Забеременеешь - не приходи потом ко мне со слезами: «Мама, он меня бросил, что теперь делать?». Сама решай свои проблемы, не маленькая уже. Вещи соберешь и отвалишь из дома к мужику своему, пусть содержит тебя и приплод. Поняла, меня?

- Конечно, мама, именно так я и сделаю, можешь не сомневаться, - выдохнула Куна и ушла в спальню.

***

Четвертая смена подряд уже была лишней. Куна чувствовала это по тяжести во всем теле и дремоте, грозящей перерасти в сонное забытье. Аврелия лежа в кровати обсуждала с Домной наряды дарисс с прошлого осеннего бала. Беззаботно щебетала в гарнитуру, перескакивая с темы на тему, а Куна слов не могла запомнить. Они текли опавшими листьями по быстрому ручейку, и все время ускользали из сознания. Что-то про розовый и персиковый, а дальше мысль вязла в фасонах платьев. Осенний бал у генерала транслировался в прямом эфире на каждую телевизионную панель в секторе. Лучшие воины, их прекрасные женщины, величественная музыка и блеск огней. Настолько недосягаемо совершенно, что напоминало сказку. Единственное мероприятие, которое Куна смотрела, сидя на кухне с матерью и сестрой.

- Что ты, подвязать розовое платье зеленым поясом верх безвкусицы, - заявляла Аврелия так, будто была признанным экспертом моды, - ну и что, что розовые бутоны сидят на зеленых стеблях, речь о другом. Ага, как же, не защищай её, необразованная провинциалка и как только затесалась на бал? Куна, тебе звонят. Не слышишь? Звонят!

Старшая сестра осоловело захлопала глазами, глядя на стол, где светился экран планшета, и звучала жизнерадостная мелодия. Точно звонок. Грузно свалившись с кровати, Куна добралась до стола и не глядя мазнула пальцем по экрану, принимая вызов.

- Дарисса Куна?

Спасибо Аврелии этот голос она узнавала даже сонная. Вкрадчивый, бархатный и теперь достающий до самого сердца. Пока генерал не представился вслух по громкой связи на всю комнату, Куна схватила планшет и, падая по дороге, помчалась в коридор. Там за неприметной дверью была ниша, где семья хранила бытовой хлам: швабры, тряпки, моющие средства, дрона-уборщика когда он еще был. После распродаж имущества здесь стало гораздо свободнее, и Куна легко уместилась внутри, плотно прикрыв за собой дверь. В тесноте и темноте остро пахло химией, пылью и резиной защитных перчаток.