Волчий берег (СИ) - Шолох Юлия - Страница 83

О предках и потомках

Теперь можно и вещи разобрать.

Вначале я думала найти ночную сорочку потеплей да спать лечь, но что-то потянуло к окну. За ним – белая темень, снежный лес, где воздух такой густой, что брести по нему не легче, чем в воде.

Придвинулась ближе, чтобы разглядеть двор. Волхв там стоял, в своей мохнатой шубе из шкур, кутался в воротник и смотрел в лесную чащу. Словно между деревьев что-то прячется. Или ждёт.

И тогда я закрыла глаза… Как живое встало лицо Получницы, которая смотрела, прищурившись, и тоже ждала.

Глаза как закрыла, так и открыть больше не смогла. Разморило меня, видимо, от жара да усталости, может, от того, что больше бежать никуда не надо, дома мы. Заснула будто я. Только во сне доставала и надевала на себя наряды, подаренные Людмилой. Со всем тщанием расчёсывала волосы и заплетала в косу белую девичью ленту. А после обулась в меховые сапоги с белоснежной опушкой и накинула белоснежную шубу.

Скрипнула, стукнула дверь, раздались шаги – и сон стал явью. Оказывается, это… я стою посреди горницы в свадебной одежде, словно меня подготовили к свадьбе духи. А тут Гордей зашёл, спугнул моих непрошеных помощниц.

Теперь стоит у входа и смотрит на меня, на мой наряд. И по спине бегут колючие холодные мурашки, и щёки пылают, словно я напрашиваюсь. И хочется крикнуть – это не я! Но глупо.

- Я понял. – Он поднял от моей шубы горящий взгляд. – Я понял!

Чего, хотелось спросить, но ещё глупей боюсь показаться.

- Подожди, распахнись, сжаришься. Я сейчас соберусь.

- Соберёшься куда?

Шубу я послушно распахнула, раскутала ажурный пуховой платок, от которого уже взопрела.

- Пойдём в то место, о котором я говорил.

- Что? Сейчас?

Но он уже достал какую-то сумку с вещами и выскочил из дому, хлопнув дверью. Я так и села.

О чём он говорит? Какое пойдём? В лес, ночью, после бани?

Хотела было встать, пойти следом да возразить, сказать – нечего нам никуда ходить, глупости всё это, блажью навеянные. Может, мне просто захотелось померить свадебное платье, а потом и всё остальное… раньше менять времени не было, вот и заигралась… и не ожидала, что он придёт так рано, вот и всё.

Но в ушах загудело, засвистело, засмеялось, словно сотни голосов окружили, завораживая.

Среди них были и вовсе нечеловеческие. А были совсем простые, знакомые. Показалось, что мамин голос среди них. Потому я и замерла, вслушиваясь, всё пыталась мамин голос поймать, хоть на миг услышать.

Не услышала, они раз – и пропали все.

Я встрепенулась, головой мотнула, встала.

И тут вошёл он.

Я впервые видела на Гордее княжеские одежды, да ещё сразу праздничные. Что уж тут говорить – никого красивее нет.

Странный полушубок – из чёрной замши с воротником длинного чёрного меха. Кажется, из козы той редкой породы, что чернее ночи. На голове княжеская шапка – как тарелка с опушкой, зимой в такой намёрзнешься.

- Жгучка.

И снова при виде него слабость в ногах, а в крови то ли жар, то ли холод. Что-то больно скручивается в животе, не даёт толком вздохнуть. И от его глаз, в которых вспыхивает ответная боль, ещё хуже.

- Я припас для тебя подарок.

Он протягивает на ладонях ленту. Белоснежная, вышитая золотом, с крошечными зелёными камешками, прозрачными, как слёзы. Такая красивая…

- Это мне?

- А кому же ещё, Жгучка? – Спрашивает он с укоризной. Подходит, протягивая подарок, как протягивают хлеб.

- Она такая красивая.

- А ты что же, хотела некрасивую? – Появляется у него улыбка. И так манит…

- Давай, завяжу.

Я стаскиваю платок с шеи, поворачиваюсь. Он осторожно и довольно умело обвязывает ленту вокруг головы. Хочется броситься к зеркалу, но в его глазах хватает восторга – видимо, хорошо вышло.

Кстати!

- У меня тоже есть подарок.

Хорошо, я помню, куда положила, сама сворачивала. Маленький деревянный сундук с моим рукоделием да личными вещами. Вот он – пояс. Времени было не то чтобы много, можно и получше сделать, но жемчуга да дорогие нити сделали своё дело – даже простой узор смотрится богато, по-княжески.

- Это тебе.

- Завяжешь?

Ха! Думаешь, побоюсь!

Я распахиваю его тяжёлый полушубок, тёмно-красная шерстяная рубаха подпоясана теми самыми кожаными ремешками. Завязано некрепко, но пальцы такими неуклюжими вдруг становятся, будто на морозе заледенели, совсем не гнуться. Его грудь слишком близко, и столько тепла, и его особый запах, который вызывает в памяти те времена, когда я была совершенно счастлива, хотя и закрывала на это глаза. Его приход в Вишнянки, и его улыбки, и его загадочные взгляды, и даже когда нас с Малинкой своровали – всё счастье.

До того несчастного мальчишки-утопленника в реке.

- Ну что же ты? – Сглатывая, спрашивает Гордей.

- Сейчас.

В другое время, когда нет за тобой долга, верно, я бы не стала надевать на него пояс, скорее, сняла бы и рубаху, и всё остальное, да только за стенами, в снежной тьме, нас ждут.

Пока оборачиваешь вокруг его талии пояс, всё равно, что обнимаешь. И хочется так замереть, прижаться к нему, заурчать, словно рысь. И чтобы он в ответ обнял.

Он, конечно, обнял, но поцеловал еле-еле, в лоб.

И я сама отпрянула.

- Пора.

Мы застегнулись, он поднял воротник, утопая в шерсти, я навязала на голову платок. И мы вышли из дома.

На улице не было ветра, снег лежал рассыпчатый и блестящий, словно сахар, серебрился под светом из окон.

А во дворе стоял Мохорейн. Одна рука его лежала на толстом посохе, вторую он поднял, преграждая нам путь.

- Нет! Не пущу.

Я вначале остановилась, а Гордей словно не слышал, только за руку меня схватил да дальше пошёл.

- Все сюда! – Вдруг взревел волхв. Из домов как горох посыпали воины, в наспех накинутой одежде, всклокоченные, удивлённые.

- Не пущу! – Проревел Мохорейн, когда убедился, что подкрепление прибыло. – Нельзя вам туда идти.

Тут уж пришлось остановиться. Вот чего я не ждала, даже не думала – что нам кто-то преградит путь. Зачем?

Ни я, ни Гордей ничего не спросили, спросили из толпы. Множество взволнованных голосов, вначале тихо, а после всё громче и громче.

- Куда Князь идёт? Ночь на дворе. Да в княжеских праздничных одеждах. Что происходит?

Мохорейн радостно взревел во всю глотку:

- А то! Ваш Князь услышал шёпот лесных духов! Он хочет пойти за ним в лес, и невесту за собой увести. – Все замолкли, волвх продолжал:

– Наш Князь забыл, что духи другие, шутки у них другие, и говорят с ними иначе! Человеческая жизнь для них словно песчинка – ничего не значит. Если мы отпустим Князя, то больше никогда его не увидим!

Он повернулся к Гордею, потряс посохом.

- Слушай, что говорю. Я знаю эту братию – что бы они ни наплели тебе, чтобы ни пообещали - это всё враньё. Им нужна только ваша кровь, ваше тепло, ваши жизни, слова для них не имеют веса. Слушай меня, сынок! – Он стукнул посохом. – Остановись.

Гордей медленно повернулся ко мне, в его глазах мерцало, почти затухая, что-то волшебное.

Ну что же ты, хочешь отказаться?

Гордей в ответ крепче сжал мою руку.

Мы стояли там и улыбались друг другу, будто вокруг никого больше не было.

- Если вы не остановитесь, вы не вернётесь! – Вновь закричал Мохорейн и затрясся. – Видел, видел я другого князя… не будет твой род править, слышишь, что духи поведали? Показали будущее, десять лет прошло – и на троне не ты. Надсмеиваются они над тобой! Разум путают! Уйдёшь сейчас, Князь, – не выйдешь обратно.

На дворе стало тихо, только снег всё так же скрипел под чьими-то ногами.

Гордей закрыл глаза, открыл – словно другой человек появился. Словно духи подменили.

- Не стой на дороге, Мохорейн. – Прохрипел он.

- Остановите его! Силой скручивайте! Утром очнётся, спасибо скажет!

Волхв посмотрел на воинов, но те не спешили бросаться нам наперерез, пытливо смотрели и ждали.