Волчий берег (СИ) - Шолох Юлия - Страница 84

Тут и у меня голос прорезался.

- Да что же вы! Что вы все знаете? Как можете на пути стоять? Верьте своему Князю! А даже если… будет другой князь, земли Звериные богаты сильными воинами. Значит, так суждено. Волхв не знает всего, всего никто не знает! Отпустите нас!

Никогда не думала, что рискну кричать в лица воинов что-то и чего-то требовать.

- Пошли.

Гордей сделал шаг, второй. Уверенно посмотрел вперёд, спокойный и умиротворённый, словно вступал в отчий дом, где давно не был.

Нас никто не остановил. Мы вышли за забор, облепленный снегом и направились в лес. Мохорейн и волки остались за спиной, смотрели, гудели как растревоженный улей, но уже не могли помешать.

Вокруг высились сугробы, да только ноги не проваливались – идти было легко, мягко. За спиной оставались тёплые дома, живые люди, всё то, чего не хватало промороженному лесу.

А мы шли.

Все знают, духи загадками говорят. И не потому, что больше всего любят баловать – просто они другие, отличные от нас. Просто они не умеет изъясняться человеческими мыслями, человеческим опытом. Вот и получаются недопонимания.

- Ты не боишься?

- А?..

Мы далеко отошли, очень далеко. А всё потому, что дорога сама под ноги ложилась. Вроде сугробы – сугробами, груды валежника путь перегораживают, ели широкими лапами закрывают, а идти легко. Дорога, как говорят, сама под ноги стелется.

- Ты не боишься, Жгучка? Вдруг Мохорейн правду сказал? Он хороший волхв.

- А ты?

Гордей остановился, прямо там встал напротив, взял меня за плечи.

- Я с тобой ничего не боюсь. Я боюсь, что если мы не пойдём… ничего не будет. Просто погаснем, как свеча догорает. Я чую это… как во мне что-то догорает. И никто помочь ни в силах.

- И я не могу?

- Если бы кто-то… то только ты.

Вокруг было пусто и тихо. Где-то в снегу спали перепела и зайцы, в дуплах сворачивались тёплыми кольцами белки, в норах – волки. Где-то ещё дальше жили люди, а мы были совсем одни.

Он снял рукавицы, взял моё лицо в ладони.

- Я хотел сказать… мало ли, что случится, пусть потом жалко не будет, что не сказал. Я люблю тебя, Жгучка, больше жизни люблю. И знаешь… когда я узнал, что у меня душа появилась, думал, буду любить, потому что так принято. А увидел тебя… Это словно во мне было, словно мой собственный выбор, понимаешь?

- Да.

- Словно мне просто подсказали, чтобы я ошибок не успел наделать. И я всё боялся… больше всего боялся, что ты решишь – это всё напускное, ненастоящее. Я тебя увидел – и уже твоим был. Я навсегда твой, чтобы ни случилось, до последнего вздоха твой.

- Зачем ты говоришь это сейчас? Думаешь, Мохорейн правду сказал?

- А хоть бы и правду! – Он бездумно улыбнулся, глубоко вздохнул. – Ты боишься?

Боюсь ли я умереть? Никогда не думала… вернее, не верила в такое по-настоящему, всё казалось именно меня это никак не коснётся. А здесь, в сказочном хрустальном лесу, где от мороза щиплет щёки, ничего не боюсь.

- С тобой нет.

- Вот и ладно.

Он наклонился и поцеловал меня. Давно наши поцелуи не были такими – лёгкими, свободными, будто ничего больше не сковывало, не мешало.

- Пойдём. – Шепнул Гордей и мы, взявшись за руки, отправились дальше.

Я смотрела вокруг и любовалась. Никогда человек не сможет выстроить такой красоты! Укрытые снегом лапы елей и ветви, словно в хрустале, от толстых до самых крошечных, сверкающие в белой пудре алые ягоды, переливающийся снежный наст… и свежесть.

Мы шли, под ногами хрустел снежок, и было так тихо. Гордей вёл меня, словно сотни раз тут бывал. Или правда бывал?

- Мы идём туда… в то место, о котором ты говорил?

- Да.

- И что ты хочешь там найти?

Почему-то я говорила шёпотом, хотя вокруг никого не было.

- Хочу тебе показать – это не просто место. И раньше я приходил и чувствовал – оттуда можно обратиться к богу, и он услышит. И я поклялся… если выживу, если сохраню рассудок, приду сюда с тобой, со своей душой и назову тебя женой перед ним. Чтобы вернее верного мир знал, что ты моя!

- Тогда пошли! – Засмеялась я.

Было так легко. Словно ничего больше не держало и прошлого не осталось. Только мы есть, здесь и сейчас. Остальное лишь страшный сон. Никто ни умирал, не мучился, не горел и не пропадал. Просто есть мы – и есть этот сказочный лес, в котором нас ждут предки.

И вот мы шли, шли, и ступили из-за деревьев в низину.

***

Мохорейн опустил посох, ссутулился. Волки окружили его, несмело позвали:

- Волхв.

Он не ответил, вытер рукавом запотевшее от страха лицо. Удивился, что его трясёт.

- Ведите его!

Волки подхватили его под руки, завели в дом, усадили на лавку, стянули шубу.

- Налейте ему!

Спиртного не было, кто-то сбегал к старикам за самогоном, который те хранили для настоев от ломоты в суставах.

- Что ты, Мохорейн?

Налили ему стакан, тот махом выпил.

- Что ты видел, а? Скажи нам.

- Ничего. – Тот устало закрыл глаза. – Другой князь у вас будет, вот и всё.

- Так, конечно, рано или поздно будет!

- Рано. И десяти лет не пройдёт.

- То есть как? Скоро будет… другой-то?

- Не знаю я! – Мохорейн покраснел, выпрямился, пришёл в себя. – Видел я будущее, заглянул за десять лет спустя. На троне другой князь! А когда придёт – завтра или через десять лет – этого не знаю!

- А этот куда денется?

- Теперь уже неважно.

Все замолкли, растеряно переглянулись. Волхв усмехнулся.

- Неважно теперь, что будет, то будет. Не корите себя, всё равно бы мы их не удержали. Надеюсь только, долго мучиться им больше не придётся. Даже смерть милосерднее.

***

Казалось, недалеко мы шли и недолго. Словно по богатым палатам дивьего дворца брели, только настоящим, самой природой созданным. И красоты такой много не бывает!

Оглянуться не успели, как открылась нашему взгляду поляна – круглая и утопленная в земле, словно миска, а вокруг деревья ровной стеной стоят, махровой изморозью крытые. Луна точно посередине светит, будто жемчужина на снегу лежит. Небо прозрачное. И словно сердце всего мира в этом месте. Кристально чистый воздух, хрупкая тишина.

Гордею даже говорить не пришлось, что мы дошли, это и так ясно. Остановились у края полянки, ждём.

Чего ждём, не знаю, но говорить смелости нет, словно человеческий голос грубо разобьёт тишину, и назад не склеишь.

Гордей оглянулся на меня, сжал мою руку и с улыбкой ступил вперёд. Под ногами протяжно хрустнул снег.

Я ступила за ним.

И словно мы нарушили невидимый барьер, так резко всё изменилось.

Снег поднялся и закружился вокруг с громким свистом. Он стал таким густым, что неба не видать. Ветер завывал, как в самую лютую метель, бил нас нещадно и больно. Нос и щёки тут же заледенели.

Гордей сжал мою руку крепче и крикнул:

- Идут.

- Кто идёт?

Он глубоко вздохнул, а ответить не успел. Налетели со всех сторон на нас комки снега, глаза залепили, в уши завизжали голоса, сквозь ветер малоразличимые.

- А! Явились! Ты глянь какие!

Главным среди них был мужской сердитый голос. Он басил и дребезжал, как будто его обладатель привык кричать.

- Явился, посмотри-ка! А ну, кланяйся, как положено.

Рука Гордея выскользнула из моей и исчезла. Глаза слепил снег, он даже в нос набивался, пришлось рукавицами стирать его с лица. Сквозь сплошные белые комья я не сразу увидела, что Гордея рядом нет. Испугалась так, что душа в пятки ушла. Развела руки – может, не вижу просто? Нет, никого.

Я бы завизжала, верно, не хуже ветра, но тут в метель вплелись женские голоса. Что говорили, не слышно, но ветер поутих, снег поулёгся. Я снова вытерла лицо, стряхнула с варежек снег, огляделась.

Передо мной на полянке стояли люди. Вернее, они были похожи на людей, но словно изо льда и снега сделаны, и прозрачные. Но они двигались, дышали, вращали глазами и одежда их шевелилась под порывами ветра. А между ними стояли звери, и волки, и медведи, и рыси, даже лисицу увидела – она водила острым носом. Все – словно изо льда вылеплены.