Город ящеров (СИ) - Багирова Марина - Страница 33

— Что ты делаешь?! Руанн, что ты, к чертям, делаешь?!

Я продолжала отбиваться, но в голосе неожиданно проскочила горечь. Неприятно вызывать в памяти образ того Руанна, каким я видела его вначале. Того Руанна, который требовал, чтобы я зашла к нему в клетку, чтобы он смог делать со мной всё что угодно.

Насмешливое выражение сползло с его лица. Он остановился и замер, а это значит, что я — тоже.

— Я жду, когда ты бросишшшь ножи и хлопнешь дверью у меня перед носом. Это то, что ты должна была сделать, как только почувствовала, что тебе неприятно или страшшшно.

Дышать тяжело. Сконфуженная, я спросила хрипло:

— Что?

Молчание. Он смотрел на меня. Спустя некоторое время Руанн сказал:

— Я хотел кое-что проверить, и мои подозрения, к сожалению, подтвердились.

Он сделал несколько резких движений и выбил сначала один, а потом и второй нож из моих рук. Затем отбросил в сторону и своё оружие.

— Ты в моём доме почти два месяца. И я понимаю: нарушшшена система твоего мировоззрения, тебе сложно. Но проблема в том… Смотри на меня, Лин, смотри в глаза… Проблема в том, что ты не доверяешшшь самой себе. Твоё сознание продолжает отталкивать меня. Если бы ты не делала этого, мы бы…

Он подошёл ко мне. Прикоснулся к щеке. Стало неприятно, ведь мозг всё ещё оставался под впечатлением от боя.

И это меня рассердило.

— Дай мне время! Я делаю всё, что могу! Не смей требовать большего!

— Значит, мне мало! — жёстко ответил Руанн. — В гостиной, когда я открываю перед тобой дверь и пропускаю вперёд, ты напрягаешшься. Когда я пытаюсь поцеловать тебя без интимного подтекста, просто как дорогую мне женшщину, — отстраняешшшься. И даже сейчас… Ты устала от нашшшего поединка, но не попросила о перерыве. Продолжала зашщищаться… ожидая чего? Что когда опустишшшь меч — я отрублю тебе голову? Так ты считала? Ты смотрела на меня как на врага! Думаешь, я этого не вижу?

Руанн молча поднял с земли выбитые из моих рук ножи и вместе со своими повесил на стену.

— Проблема в том, что я не привык к подобному. Я точно знаю: ты — моя привлечённая. Что с тобой не так, Лин?

— Руанн…

— Почему ты постоянно меня отталкиваешшшь…

Он был прав — отталкивала. И прекрасно знала об этом. Но не могла иначе.

— Руанн, — я подошла к нему и попыталась обнять. — Я стараюсь. Ты даже не представляешь, как я стараюсь. Но два месяца — это ничто по сравнению с годами, которые я провела, ненавидя таких, как ты… Ещё…

— Что? — его тело окаменело.

— У меня странное чувство. За последние два месяца я очень сильно изменилась. И я не могу понять — почему. Но… у меня голова часто болит. И… я слишком быстро смирилась.

Он позволил мне обхватить свою шею руками. Не двигался, и это уже хорошо.

— Я знал, что мне стоило провести на станции большше времени, — сказал и сделал паузу. — Я должен был уже там позволить тебе признать свои чувства. Но… Лин, я не мог так долго ждать. Мне нельзя было и дальшшше оставаться вдали от Гнезда…

— Руанн, правда в том, что я полюбила тебя с первого взгляда. И моё поведение на «Станции 5», нежелание тебя видеть было поступками от противного — слишком уж много места ты занимал в моих мыслях. Но… мне просто нужно больше времени. Ты пойми, я не могу забыть своё прошлое. Не могу, даже если ты думаешь, что это не так.

Я крепко его обняла, и ящерр после секундного замешательства прижал меня к себе ещё сильнее. Так и стояли — я и мой судья.

— Лин… Пожалей…

Он подтолкнул меня к стене. Придавил ростом, положением, опытом.

Его руки схватились за мою внутреннюю сторону бёдер и подняли меня вверх. Положение вынудило обхватить его торс ногами.

— Венилакриме…

Впервые я подумала, что моё полное имя звучит не так уж плохо.

Глава двенадцатая

Птичка-невеличка. Она оставляла следы повсюду, приспосабливая его пустой дом для семьи, а не для одиночества… А ещё приноровилась слушать и понимать. Не из-за покорности, а потому, что хочет слушать.

Она взбрыкивала, когда от неё требовали того, что птичка делать не хотела.

Иногда её вопросы скручивали внутренности Руанна в тугой узел. Даже вдалеке от «Станции 5» Венилакриме не забывала о своём прошлом. Он, Руанн, её за это уважал, но этим же она и отталкивала.

Сейчас критически важно узнать о прошлом Лин. Причастность женщины, которую Венилакриме называет матерью, к «Станции 17» очевидна. Руанн бросил по её следу лучших ищеек — всё зря, подозрительная землянка исчезла. На «Станции 5» на неё даже досье не завели. Впрочем, как и на Венилакриме. Официально их обеих не существовало.

Да и сама Лин удивляла. Она боролась с его блоками. Головная боль — лишь первый признак.

Руанн загнал себя в ловушку. С одной стороны, для него было важно, чтобы девушка прогрессировала и вспоминала, с другой — некоторые блоки следовало оставить. Она не простит. А значит, нужно, чтобы не узнала.

***

Неизвестность, как ревнивое существо женского пола, пряталась по углам. Она боялась выползать на свет, боялась нашей нежности и наших улыбок. Но она наблюдала за нами из-за штор, из-под кровати; качалась на люстре, пока мы танцевали в пустой гостиной.

«Это только начало», — нашёптывала ревнивица. Мы слышали, но предпочитали делать вид, что это всего лишь ветер.

— Руанн, тебе не сложно разговаривать со мной на неродном языке?

Я сидела у него на коленях, пока он пил кофе и кормил меня финиками.

— Разве у меня есть выбор? Или так — или не разговаривать с тобой вообшще. Иногда это, конечно, выход… не толкай, я кофе разолью…

Руанн рассмеялся. Он был похож на большого расслабленного кота. Я же задумалась.

— И что, я не могу выучить твой язык?

— Нет, — и встретил мой вопросительный взгляд.

Руанн поставил чашку с кофе на стол.

— Ты даже не представляешшшь, как бы я этого желал. Но… земляне в принципе не способны постичь нашшу речь.

— То есть?

— Хорошшо… — он положил на тарелку косточку от финика. — Начнём с того, как вы разговариваете. Ваш вид задействуете речевой аппарат: мягкое нёбо, язык, глотка, язычок и т. д. Внешшшне это незаметно, но нашша с тобой анатомия немного отличается. Когда разговариваем мы — работают дополнительные органы, которые возбуждаются при возникновении потребности произнести звук. И если вашши дети постигают речь, наследуя и слушшшая, то нашши — посредством сильных эмоций.

— Не понимаю… Вас что, напугать нужно, чтобы вы начали разговаривать?

Он усмехнулся.

— По сути, да, дети начинают говорить лишшшь тогда, когда становятся способными чувствовать. Так просыпается механизм. Испуг, радость, вдохновение, даже сильное раздражение. И слышшшим мы свою речь по-другому, нашши ушшные раковины настроены на дополнительные частоты.

Руанн обнял меня. Он не понимал, почему я так удивлена и даже в какой-то степени напугана.

— Лин, ты не должна беспокоиться об этом…

Мой ящерр заглянул мне в глаза. Несколько мгновений я находилась в прострации, не зная, стоит ли говорить о своей «необыкновенности».

— Я… я… мне кажется…

«Мне кажется, я должна рассказать тебе правду, Руанн. Я понимаю вашу речь. Но это невозможно, ведь я — земная». Но вместо этого я сказала:

— Я… я надеюсь, языковой барьер не встанет между нами.

— Конечно, нет. Каждый ящерр более или менее высокого уровня знает вашшш язык, иногда не один. А с остальными тебе общаться не придётся.

И он начал меня целовать, целовать, целовать. Я отвечала, мыслями находясь далеко.

Мои размышления так волновали меня, что я не заметила реакцию Руанна. А ведь если бы присмотрелась внимательнее, увидела бы… разочарование. Он подозревал — я хотела сказать нечто другое.

***

Я сдержала обещание, данное самой себе, ни словом не обмолвившись о том, что понимаю язык ящерров. Тем не менее, меня не оставляло чувство, будто небольшая дымовая завеса скрыла меня от остального мира.