Рубежи свободы (СИ) - Савин Влад - Страница 29

Любой француз на нашей земле - враг, даже если не имеет оружия и не носит мундир. Те, кто не стреляют в нас - помогают захватчикам грабить богатства нашей страны. Чрезвычайно важно также принудить оккупантов распылить свои силы: чем больше солдат они отвлекут на охрану своих чиновников, инженеров и членов их семей, тем меньше войск останется, чтобы охранять более важные объекты. Никакой пощады врагу - они нас не жалели и не станут жалеть!

Вьетнам, Сайгон. 19 мая.

Здесь жили только приличные люди. Вьетнамцы - не иначе как обслугой. А кто не работает у кого-то из жильцов, тем и появляться тут было запрещено, под угрозой каторжных работ.

-Ты не представляешь, дорогая, сколько злобы и ненависти было в этих дикарях, когда мы занимались по деревням принудительной вербовкой кули! Не понимают, что это для их же пользы - чтоб эту страну к цивилизации и просвещению приобщить.

Гастон сегодня задерживался на службе. Слава Господу, здесь юг, Кохинхина, а не Север (Тонкин или Аннам)! Где белых людей убивали даже на улице, среди дня - ну а гоняться за бунтовщиками по джунглям, это было занятием для самоубийц! Кончилось тем, что два года назад Франция (неслыханный позор!) добровольно ушла из Тонкина, где тотчас же установилось коммунистическое безвластие, именуемое Демократической Республикой Вьетнам. Которая тут же ввязалась в войну с Китаем (или это китайцы первыми туда вошли) - в общем, сейчас там что-то ужасное, в газетах пишут, что город Лангшон сожжен и разграблен, а все население перебито озверелой китайской солдатней (или нашими гоминьдановскими союзниками - в зависимости от того, кто пишет). Аннам тоже бунтует, лишь Кохинхина, это остров спокойствия и порядка, недаром здесь еще до колониального времени были сильны и многочисленны христиане - ради защиты которых Франция и вынуждена была взять на себя обеспечение порядка в этой отсталой стране.(прим.авт. - в 1858 году формальным поводом для французского вторжения была "ужасная тирания императора Ты Дыка, особенно угнетающая его подданных-христиан"). Так что туземцы здесь относительно смирны - хотя в последние недели и здесь был ряд возмутительных случаев неповиновения, и даже нападений на французских чиновников и солдат. И даже Гастон, ни в коей мере не военный, а служащий по гражданской части при месье губернаторе, стал брать пистолет всякий раз, как выходил из дома!

-Дорогая, я могу подать в отставку в любой день. Но ты же знаешь, как сейчас дома - я совсем не уверен, что во Франции найдется столь же хорошее место. Подумай о детях - ты ведь не хочешь, чтобы они бедствовали, когда вырастут, не имея средств на университет? Мы здесь уже четыре года - неужели не переживем еще столько же, когда на счету в банке накопится уже что-то, обеспечивающее достойную жизнь? Впрочем, если ты опасаешься, я могу отправить тебя, Жана, Эмиля и Мари домой, первым пароходом.

Мадам Ферроль лишь покачала головой. Говорят, что француженки легкомысленны - но она не оставит своего мужа! Боже, когда она ехала с ним сюда, в сорок девятом, то представляла приключения в духе русского фильма про Индиану Джонса и даже в самом начале пару раз сопровождала мужа в поездке по делам. И была с тех пор убеждена, что существует два Вьетнама - один, цивилизованный, с железными дорогами, европейского вида домами, заводами, электростанциями, "маленькая Франция", плоть от плоти Франции далекой, созданный ее трудом и на ее деньги. И другой Вьетнам, начинающийся сразу за городской чертой, или даже по окраинным кварталам - убогого вида хижины, вокруг которых возились бедно одетые люди, или рисовые поля, на которых работали так же как века назад - мир чужой, отсталый, враждебный, активно сопротивляющийся переменам, дикари, желающие чтоб их оставили в покое, не мешая жить так же как в средневековье. Но разве не долг Франции приобщить к цивилизации даже этих людей?

А еще тут была ужасная погода. Все время влажная, удушающая жара (в резиденции губернатора были кондиционеры - но электричество было здесь дорого, чтобы тратиться на постоянную работу этих весьма прожорливых приборов). И непрерывные дожди с мая по сентябрь - часто с ветром, зонтик в руках не удержать, а любой плащ быстро промокает насквозь. Так что Луиза Ферроль практически все время проводила дома - благо что даже детей еще не надо было в школу водить. Продукты и все необходимое доставляла прислуга. Дом был обставлен вполне по-европейски, со всем возможным комфортом. Если бы не эта жара, и скука. Основным развлечением было, хождение в гости к таким же как она - и очень редкие официальные мероприятия, обеды и балы у губернатора. Еще книги, которые Гастон выписывал из Франции. И европейские модные журналы, которые одалживала подруга Аманда.

Луиза взяла журнал, села в кресло. За окном лил дождь, исключающий всякую прогулку - надо будет сказать Рене, чтобы был готов встретить подъехавшего хозяина с большим зонтом, проводить от машины до двери. Еще в доме были Жерар, повар, и Жаклин, служанка и горничная - не французы, местные, просто для Луизы было мучением заучивать и произносить туземные имена, и она присвоила персоналу привычные французские. В гостиную вбежал семилетний Жан, за ним Эмиль, на год младше - дети, не шалите!

И тут открылась дверь. И вошел Жерар, держа в руках огромный мясницкий нож. Луиза даже не испугалась, скорее удивилась в первую секунду, как посмел? Но следом в комнату скользнули еще трое. По виду, вьетнамцы, в обычной одежде местных крестьян - и у них в руках были автоматы! Смотрели на Луизу, как хищники на добычу, один даже оскалился - неужели они посмеют?! Оставляя на полу грязные мокрые следы - как ни странно, эта деталь толкнула мадам Ферроль к активным действиям.

-Вон! - крикнула она - кто пустил?

Пробудить в туземцах инстинкт повиновения, повелительным окриком - подобно тому, как дикие звери боятся взгляда? Оружия под рукой не было - в кабинете Гастона висело охотничье ружье на стене, и кажется, был второй пистолет в ящике стола, но туда не подняться, не пройти! И Луиза взмахнула тем, что было в руке - модным журналом. Жан крикнул "мама", в соседней комнате проснулась Мари и начала плакать. А оскалившийся вьетнамец вскинул автомат. Сейчас они убьют всех - о господи, ведь было такое на севере, в ответ на акции по усмирению, повстанцы начинали охоту на всех французов, не различая военных и гражданских, мстили за свои сожженные деревни - но ведь тут на Юге, коммунистические бандиты пока еще не давали повода к чрезмерной (возможно) строгости, здесь пока не было сожженных со всем населением деревень, подобно тому, что нацисты творили. И вам не за что мстить нам - ни я, ни дети, не делали вам никакого зла!

И тут второй вьетнамец, более рослый, сказал что-то повелительно, на своем языке. И сразу опустились автоматы. Рослый (очевидно, командир) произнес по-французски:

-Сидеть здесь. Наружу не выходить. Не кричать. Тогда вы живые. За нарушение - смерть.

И махнул рукой. После чего незваные гости исчезли как привидения, оставив лишь мокрые следы на полу и ковре.

Товарищ Нгуен был удивлен. Ведь "добрых оккупантов не бывает", так учил их сам Товарищ Ван, приехавший из далекой России, "где мы три года с немцами воевали, вот это был настоящий враг, не то что французики". И эта операция была задумана именно для того, чтобы французы скорее ушли с нашей земли. "Мы не рабы - рабы не мы", эти слова учили сейчас дети в лесных деревнях, в освобожденных районах Вьетнама - поскольку эта война завершится, французы уйдут, и тогда нужны будут образованные люди, умеющие не только стрелять. А пока война идет - повторяли на политзанятиях новобранцы Вьетнамской Народной Армии (а партизанские отряды, имеющие связь с Центром, считались этой армии частью), "убей француза - сколько раз его увидишь, столько и убей". Так что у Нгуена (успевшего на своей спине познать, что такое плеть французского помещика) рука бы не дрогнула - убить и эту мадам, и ее щенков. Они ведь нас не жалели!