Плохиш (СИ) - Субботина Айя - Страница 12

— У меня ничего не болит, Неваляшка. Впрочем, ты всегда любила придумывать то, чего нет и охотно в это верила.

— Никто не знал о нас. Я помню... твое условие.

— Хочешь сказать, я все придумал? Нашел повод очернить бедную деточку?

— Никто. Ничего. Не знал, - по словам повторила она.

— А Артем пришел ко мне разбираться просто так?

— Артем... - Да, брат был единственным, кто увидел ее после того их со Стасом разговора. Но он пообещал, что никому не скажет, тем более – родителям. – Но он бы ни за что не сказал отцу.

— Я сам это слышал, Неваляшка. И сам видел твоего папашу, когда он ввалился к нам в дом с угрозами.

— Это какая-то ошибка, я уверена.

Глупо. Нелепо. Но – это было единственным, что Влада смогла противопоставить такой откровенной лжи. Ее отец не святой, и его, как и любого человека, можно обвинить во множестве грехов и недостойных поступков, но он никогда бы не опустился до шантажа. Ведь именно он учил их с Артемом не искать легких путей, он наставлял, что честный путь самый тернистый и непредсказуемый, и рискнувших пойти по нему ждет множество соблазнов. Но только тот, кто не поддастся ни одному и своим лбом, и сцарапанными коленями прочувствует все препятствия, сможет почувствовать вкус настоящей Победы. Невозможно чтобы человек, так рьяно отстаивающий эти догматы, нарушил их самым гнусным образом.

— Ошибка, - повторил за ней Стас. – Ошибка, значит. Ошибка – это ты!

Он неожиданно оказался так близко, что Влада инстинктивно зажмурилась и вжала голову в плечи. Что такое крепкий удар кулаком в лицо она знала не понаслышке, и хоть к Стасу эта история не имела никакого отношения, именно воспоминания о ней выступили на первый план.

— Черт, да что с тобой такое?! За кого ты меня принимаешь, Неваляшка? За гребаного подонка, способного поднять руку на девушку? Ты мне противна, и, если бы я мог – я бы схватил тебя отослал тебя в другой конец Вселенной. Быть может хоть тогда бы я избавился от мерзкого ощущения, что мы дышим одним воздухом – и я ни хрена не могу с этим поделать. Я скорее отрежу себе руку ржавой пилой, чем прикоснусь к тебе хоть пальцем – во всех, мать его, смыслах этого слова.

Ноги подкашивались. Хотелось сесть, закрыть уши руками и заглушить беснующиеся в голове гаденькие голоса, которые прочили тяжелый разговор со всем семейством Егоровых. Благополучным, как она думала.

— У тебя появилась тема для разговора со своим расчудесным семейством, Неваляшка, - словно прочитав ее мысли, сказал Стас.

— Уходи, - сквозь зубы прошипела она. – Убирайся вон, Онегин.

— К счастью, Неваляшка, я, на хрен, не обязан тебя слушаться.

— К счастью, Онегин, я тоже не обязана выслушивать твое вранье!

— Ого! – Его непроницаемые черные глаза блеснули злым азартом. – Неваляшка научилась выпускать коготки?

— Ты забыл, что Неваляшка всегда поднимается, - глядя прямо ему в лицо, ответила она.

Это было больно. Смотреть на человека, который был ее вселенной, ради которой – если бы только попросил! – она пошла бы хоть за луной. Но он не захотел. Стас стряхнул ее с себя, словно какое-то приставучее насекомое. Это унижение она никогда себе не простит, но, вероятно, так было нужно, чтобы идти дальше. По крайней мере тогда у нее не осталось иллюзий насчет того, можно ли было что-то исправить. А сейчас нет ни единой иллюзии насчет того, что он – не тот мужчина, ради которого стоит рвать сердце.

— Я не забыл, что уложить Неваляшку на спину было очень увлекательно, - напирая на нее, произнес Стас.

— А я – забыла.

— Ты все та же чертова лгунья, Неваляшка.

— А ты все тот же напыщенный придурок.

Он выгнул изуродованную шрамами бровь – и без труда перехватил ее занесенную для пощечины ладонь. А потом дернул на себя, буквально вколачивая в себя ее дрожащее от злости и обиды тело. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, пикируясь взглядами, словно воображаемые черный шахматный король и белая шахматная же королева.

— Ты обещал отпилить себе руки, лишь бы не притрагиваться ко мне, - напомнила Влада. И даже голос не дрогнул, хоть колени предательски дрожали.

На секунду на лице Стаса мелькнуло удивление, как будто она напомнила выдуманное абсурдное признание, а не только что сказанные им же слова.

— Отпусти меня, Онегин, и иди окучивать какую-то очередную бабенку. Вперед, выбери любое имя из контактов своей телефонной книги, позвони и скажи свое коронное: «Хочу тебя отыметь прямо сейчас».

— Мое коронное: «Хочу тебя трахнуть прямо сейчас», - поправил он, продолжая ухмыляться. – Помниться, Неваляшка, тебе жутко заводили грязные словечки в постели. Ты так мило смущалась. Настоящий домашний цветочек.

Влада сглотнула, когда его губы оказались так близко, что ноздри втянули запах его кожи. Рука Стаса жестко вцепилась ей в бедро, потянула вверх, вынуждая вставь на цыпочки.

— А еще краснела, когда чувствовала мой стояк, - не унимался он.

Искушение забыться было слишком велико. Это же Стас: ее идеальное, будто вылепленное из снов воплощение мужчины. Его жесткая улыбка, косые лучики усталости вокруг глаз, длинная, падающая на глаза челка. И волосы у него жесткие – ее пальцы до сих пор помнят.

«Если он тебе еще раз сломает – ты уже никогда не поднимаешься, Егорова».

— Мне просто не с чем было сравнивать, Онегин, - проговаривая четко по словам, ответила она. – Легко быть королем в постели девственницы.

Его взгляд стал убийственно колючим.

— Пай-девочка набралась опыта? – Он бы сжег ее словами, если бы такое было возможно. – Со своим преподом, да? Как думаешь, что об этом скажут в универе? Кто из вас вылетит первым?

Откуда...? Хотя, какое это имеет значение?

— Копаешься в моем прошлом?

— Только начинаю и нахожу это крайне занимательным.

— Тогда смотри внимательно, потому что там написано огромными красными буквами: «Иди к черту, Стас Онегин».

Он все-таки отступился – и Влада потихоньку перевела дыхание. Вот так, кажется, этот раунд будет за ней. Может быть теперь ему надоест к ней цепляться, и он найдет другое развлечение? Пожалуйста, пусть так и будет.

— Еще увидимся, Неваляшка, - кисло бросил Стас, совершенно потеряв запал. – Честно говоря, я надеялся, что вчерашняя встреча будет последней. Но раз судьба снова свела нас, и ты прямо-таки напрашиваешься на порку, я не могу не воспользоваться таким подарком.

— Просто уйди, - повторила Влада. Еще хоть два слова – и она рухнет. Обнажит слабость, подставится под его злость свою душу. Можно обмануть весь мира и, теоретически, можно обмануть даже Стаса, но саму себя не провести вокруг пальца. – И оставь меня в покое. Ты больше не мое «все». Ты больше даже не мое прошлое. Ты просто имя, которого больше нет в списке моих контактов.

На этот раз не пришлось просить дважды. Вместе с громким хлопком закрывшейся двери, она услышала призрачный скрип воображаемой двери. Двери в прошлое, которая только-что открылась и выпустила на свободу целый ворох тайн и секретов.

Проклятье!

Он сам не заметил, как вылетел из редакции, напрочь забыв, зачем туда приходил. Дурацкое интервью, в котором перекрутили почти каждое его слово, выветрилось из головы. Эту проблему он обязательно решит и сделает так, чтобы та обиженная девчонка пожалела о том, что не смогла остаться профессионалкой. Прийти к нему домой, задать пару дурацких вопросов, дать себя поиметь – и уйти. Так они договаривались. Но девчонка начала названивать. Целый, мать его, вечер и весь следующий день, пока он не взял трубку и, не слишком стесняясь в выражениях, еще раз обозначил, что она была всего на раз. Через неделю он увидел результат ее «обиды»: целый долбаный разворот.

«Разберись с этим, Онегин, - сказала Аня – его теперешняя и постоянная подружка. Единственная, кому удалось задержаться рядом на целых полгода. – Такие вещи не должны звучать громко».