Плохиш (СИ) - Субботина Айя - Страница 30

Она осторожно заглянула на кухню.

И остолбенела.

Это действительно был Стас, и он как раз выкладывал на стол что-то из двух внушительных бумажных пакетов, при этом умудряясь одновременно стряхивать с плеча короткое пальто.

— Ты почему не в постели, Неваляшка? – Стас бросил на нее мимолетный и очень недовольный взгляд.

— Ну... - Влада не нашлась с ответом.

Стас определенно успел съездить домой, потому что сейчас на нем была белоснежная рубашка, в петлях которой поблескивали серебристые запонки, идеально выглаженные темно-синие брюки. Серебристые часы-скелетоны дополняли общий деловой вид. Сейчас он выглядел как настоящая модель из журнала, только куда крупнее субтильных мальчиков и намного более «жесткий». Она невольно засмотрелась, как под облегающей рубашкой проступают контуры тугих мышц, как идеально брюки облегают крепкую задницу и длинные ноги.

Влада выдохнула сквозь стиснутые зубы, пытаюсь сфокусироваться на чем-то другом, но быстро оставила эту затею. Нет смысла делать вид, что он не магнит для ее взгляда. Да он, вероятно, магнит для любой зрячей женщины.

Влада могла по пальцам пересчитать дни, когда Онегин одевался так официально. И, честно говоря, сейчас в таком наряде он...

— Выглядишь офигенно, - пробормотала она, лишь через мгновение осознав, что совсем не собиралась озвучивать свои мысли.

Стас, наконец, справился с верхней одеждой, бросил пальто на кухонный диванчик и, наконец, посмотрел на нее, заинтересованно выгнув перечеркнутую шрамами бровь.

— Лучше, чем без одежды? – без намека на игривость, уточнил он.

Влада проглотила стыд, мысленно ругая себя на чем свет стоит. Ладно, всему виной странная слабость и озноб, и вообще весь вчерашний день.

— Просто не привыкла видеть тебя одетым так, будто ты Большой Босс.

— Ну, иногда приходится, - пожал плечами он – и вернулся к своему занятию. На столе образовалась приличная гора свежих фруктов: персики, клубника, виноград, инжир. К ним присоединилась стеклянная бутылка с соком, кусочек какой-то красной рыбы в вакуумной упаковке, треугольник сыра с огромными дырками. Порция клубничного смузье в украшенной стеклянной баночке и какой-то весь залитый черным шоколадом кусок торта в прозрачной пластиковой коробке.

— Влада, у тебя температура, - сказал Стас, комкая один пакет до состояния бумажного шарика. – Тебе нужно в постель.

— Мне нужно в редакцию, - сказала она, пытаясь как-то переварить происходящее. – Иначе я останусь без работы быстрее, чем успею начать считать себя официально трудоустроенной начинающей журналисткой.

— Я, кажется, не спрашивал, как ты собираешься провести день, Неваляшка. Поэтому, либо ты сейчас же, как хорошая девочка, сделаешь, как тебе говорят, либо я сам тебя туда отнесу. И, в общем, это может кончится трахом, а тебе это явно сейчас пойдет не на пользу. Да и вряд ли я смогу потом выгладить эти тряпки.

— А кто их выгладил сейчас? – машинально переспросила Влада, вдруг с ужасом осознав, что не знает о нем вообще ни-че-го. Может, у Онегина жена и детишки, а вчерашнее предложение руки и сердца было просто одним из проявлений его болезни.

— Ревнуешь? – Он достал из второго пакета кулек с лекарствами.

— Можешь не отвечать, - стараясь выглядеть безразличной, ответила она. В этом весь Онегин: ну почему нельзя просто ответить, а не отмахиваться от нее встречными вопросами?

— У меня есть кто-то вроде помощницы по дому, Неваляшка. Убирает, стирает, гладит. Ей пятьдесят шесть и уверяю тебя, она считает меня оторванным поганцем, и чуть ли не креститься, когда мы случайно пересекаемся. А теперь, когда я ответил на твой вопрос, ответь на мой: каким из озвученных мной способов ты собираешься оказаться в постели в ближайшие, - он бросил взгляд на часы, - тридцать секунд? И, на всякий случай, чтобы мы закрыли эту тему: сегодня в редакцию этого дерьмого журнала ты пойдешь только через мой труп.

— Не такой уж он дерьмовый, раз ты дал для него интервью.

Онегин как будто собирался что-то ответить, но раздумал. И пошел на нее, буквально подавляя своим ростом и мощью. Фактически, он занял собой весь дверной проем. Влада и раньше чувствовала себя слишком маленькой рядом с ним, а теперь, когда Стас по меньшей мере вдвое раздался в плечах, чувствовала себя мухой в лапах птицееда.

— Я так понимаю, вариант номер два, - наклоняясь к ее лицу, уточнил Стас, прикладывая тыльную сторону ладони к ее лбу.

Влада зажмурилась: прохладная.

— Неваляшка, я, блядь, реально хочу тебя трахнуть, и ты меня прямо-таки провоцируешь, - низким хриплым голосом обозначил он.

— Снова ругаешься, - покривилась она, жмурясь и инстинктивно потираясь щекой об его ладонь.

Ну да, он – псих, а она – маньячка, которую жизнь ничему не учит. Бежать нужно, а не изображать из себя кошку в течке. Но прямо сейчас ей хотелось лишь этого. И не было ни единого довода не поддаться искушению.

— Ругаюсь – смирись.

Он все-таки взял ее на руки и уложил обратно в постель, а потом приволок Себастиана.

— Я его покормил, иначе эта толстая морда сожрал бы меня. И, Неваляшка, даже не вздумай шевелиться, иначе дам по заднице. У меня очень мало времени, чтобы тратить его на споры. Вот, - Стас вручил ей электронный градусник, - справишься сама или помочь?

— У меня нет электронного градусника, - отметила Влада, послушно следуя его указаниям.

— Вот и хреново, Неваляшка. Теперь есть.

Ждать пришлось меньше минуты.

— Тридцать восемь и два, - сказал Стас мрачно. – Я надеялся, все не так плохо.

— Я переживу, не сахарная же.

— Конечно, переживешь.

Еще через пару минут на прикроватной тумбочке стояла тарелка с вкусностями, ваза с перемытыми фруктами, подогретый в микроволновке сок и чашка с умеренно-горячим «Формацитроном». Стас задержал ее руку, когда Влада потянулась за лекарством, и вышел, когда у него зазвонил телефон. Открылась и закрылась входная дверь, через минуту – снова. Онегина не было еще пару минут, а потом он вернулся с небольшой пиалой обалденно пахнущего супа из семги. Снова вышел и вернулся с большой тарелкой, на которой были ломтики поджаренного белого хлеба, большущая отбивная и салат из свежих овощей.

— Сначала еда, потом – лекарство, - наставляя ее, словно ребенка, сказал Онегин.

Владу так и подмывало спросить, с чего вдруг такая забота, но она промолчала. Потому что в этой заботе хотелось раствориться. Пусть совсем на чуть-чуть, но почувствовать себя слабой женщиной. Это ведь не преступление?

— Влада, где твои родители? – вдруг спросил он. – Ты же с ними живешь?

— Отдыхают в теплых краях, - ответила она. И с отчетливой ясностью поняла, что после всего случившегося, встреча отца и Стаса будет настоящей катастрофой.

— Когда они возвращаются?

— Завтра, во второй половине дня. Мы с Артемом...

— Хорошо, - перебил он. - Вот, вместо твоего старья.

И вложил ей в ладонь телефон: флагман от известного брэнда.

Влада тупо уставилась на подарок, чуть не поперхнувшись едой.

— Там есть мой номер. До двух часов я буду занят, но, если тебе станет хуже – звони не раздумывая. Если не позвонишь – бедная твоя задница.

— Хватит уже на нее покушаться, неандерталец, - ответила Влада, потихоньку подняв взгляд на Стаса.

Он чуть подался вперед, наклонился к ней и, отведя волосы в сторону, прошептал, касаясь губами уха:

— Я еще и не начинал на тебя покушаться, Неваляшка.

Три года назад

Влада украдкой посмотрела на экран телефона – ничего.

Ни одного сообщения в «вайбере» от Стаса. Их короткая вчерашняя переписка была такой странной, что она перечитала каждое сообщение по меньшей мере раз десять. И, как дурочка, таращилась на его «умница моя».

Моя.

Влада прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на лекции.

Почти месяц все было хорошо. Ну, почти хорошо, если так можно сказать о ее непрекращающихся попытках выколотить Онегина из головы. А заодно и увиденное в его доме «шоу для взрослых». У Влады не было иллюзий о том, что у Стаса есть совершенно определенные физиологические потребности. Да он никогда и не скрывал, что любит часто менять девушек, при этом используя их, как правило, для разового получения секса. Он не выпячивал свои впечатляющие победы на любовном фронте, не кичился этим и не пытался поставить себя в заслуги. Просто показывал: он такой, какой есть и нет ни единой причины его идеализировать.