Оккупация (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович - Страница 57

Тут у меня мелькнула идея.

— Прошу прощения… А что, если этот спектакль предназначен не для нас?

— Для аквилонцев? Напротив, им есть смысл показать силу… — потер подбородок Дюранг.

В этот момент в зал совещаний чуть ли не бегом вбежал какой-то сержант и что-то на ухо сообщил майору-разведчику.

— Ох ты ж… — пробормотал он и встал: — Экстренные новости. Аквилонский танковый корпус в Гристоле, числом около двухсот машин, выдвинулся со своей базы…

— Давно?

— Двадцать минут назад. Он будет на нашей границе через четверть часа. Одновременно с этим аквилонский линкор «Граф Марлоу» в сопровождении двух тяжелых ровийских крейсеров и трех гристольких эсминцев снялся с рейда и теперь движется примерно к Гиате. Ориентировочное время прибытия танков — двое суток, флота — четыре-пять дней.

— Кажется, аквилонцы собрали всю честную компанию желающих показать Свартальвсхейму, почем кило лиха… — проворчал Дюранг.

Император поставил чашку с чаем на блюдце и выпрямился в кресле.

— Немедленно связаться с ближайшими частями в месте предполагаемого пересечения границы, — отчеканил он. — Их офицеры должны перехватить аквилонскую колонну и донести до их командира, что въезд запрещен и аквилонские танки на территории Кортании будут восприняты как объявление войны. Если аквилонцы проигнорируют запрет — в бой не вступать.

— Слушаюсь! — козырнул кто-то из младших офицеров и стремительно покинул зал.

Леопольд повернулся к Альтингу:

— Есть план, как остановить или уничтожить аквилонскую танковую колонну?

Тот покачал головой:

— Поскольку танков у нас, как выяснилось, нет, то единственный действенный способ — артиллерия линкора. При помощи особых снарядов он способен размолотить колонну в хлам. Однако мой собственный план строился в расчете на танки, которые удержат любое число аквилонских машин достаточно долго, чтобы линкор с ними разобрался. Танков у нас, да и у «них», нет или почти нет, и если моя сестра намерена как-то сдержать аквилонцев, а не сдать им город, то я пока не представляю, как. Все сходится к тому, что учитель, возможно, угадал. Однако я могу также утверждать и то, что танкисты Аквилонии понесут под огнем линкора кошмарные потери. Принцип действия особых магических снарядов таков: боеприпас в воздухе над танками разделяется на фрагменты, каждый из которых самостоятельно направляется к выбранному танку, помечая свою цель, чтобы другие фрагменты ее не выбрали. Поскольку сверху у танков брони почти нет… В общем, на полигонных испытаниях, при условии стрельбы по точно известному расположению целей, в среднем каждый снаряд поражает одну целую и две десятые танка. Проще говоря, десять снарядов — двенадцать танков.

— Так линкор сможет разбить танковую часть аквилонцев или нет?

— Учитывая, что их только двести — полагаю, что да. Мой план строился на предположении, что аквилонцы введут свыше пяти сотен танков, и сто двадцать своих были необходимы, но если только двести… Линкор и сам нанесет танковому корпусу катастрофические потери… Но есть одно «но». Есть маршрут, ущелье вдоль реки. Двигаясь в болотистой низине, колонна сможет очень сильно снизить эффективность огня линкора, к тому же фрагменты снаряда часто «ошибаются», если танк идет по водной поверхности, и попадают позади него. Я не знаю, с чем это связано.

Еще один генерал, сидящий рядом с Дюрангом, заметил:

— А давайте предположим, что аквилонцы и свартальвы — враги, а не союзники. Давайте предположим, что у свартальвов есть план и что боя в Гиате не избежать. Я почему-то очень сомневаюсь, что аквилонские танкисты будут заботиться о наших заложниках.

— Так это первое, о чем я подумал, — кивнул император, — и если аквилонцы проигнорируют запрет — нам придется не пропустить их к Гиате, чего бы это не стоило нам и им…

— …И мы будем защищать свартальвов от аквилонцев, ваше величество? — резко возразил средних лет офицер, с погонами, вроде бы, полковника. — И должен сказать одну неприятную вещь… Вне зависимости от планов высшего руководства Аквилонии, те танкисты, которые едут сюда, уверены, что спешат нам на помощь. И это от них мы будем защищать свартальвов?!

Леопольд вздохнул.

— Полковник, а вы уверены, что эти «освободители», получив от своего командования приказ штурмовать, невзирая на заложников, откажутся его выполнять?

Тот тоже вздохнул.

— Не на сто процентов, ваше величество… Но мы, как бы то ни было, на войне, а где вы видели войну без жертв среди мирного населения?

В следующий миг Леопольд ошарашил весь штаб. Судя по тому, что лица вытянулись у всех — даже тех, кто его хорошо знал.

— Полковник, вы разжалованы в рядовые и уволены. Помня ваши заслуги, я сохраняю за вами вашу выслугу и полковничью пенсию, но в штабе вы мне больше не нужны. Зная ваш патриотизм, я не могу вам запретить вступить в любой из штурмовых батальонов, но только рядовым.

Повисла гробовая тишина. Я непроизвольно покосился на полковника, теперь уже бывшего: играет желваками, еще и рвануть может, чего доброго…

Но разжалованный молча поднялся со своего места — а детина здоровый, как оказалось, метра под два — и двинулся прямиком к чайному столу императора. Я почувствовал рядом с собой дрожь воздуха и покалывание: Гордана опасается того же, что и я.

Под все то же гробовое молчание экс-полковник остановился напротив императора, нависая над ним, как скала, с треском оторвал со своих плеч погоны и положил перед Леопольдом, затем полез в кобуру, достал пистолет и со стуком положил рядом с погонами. Все так же молча развернулся на пятках и вышел из зала.

— Уф-ф, — шепнула Гордана, — а я даже немножко вспотела…

А я внезапно преисполнился уверенности, что у императора и его штаба все получится: когда разжалованный держал пистолет в шаге от Леопольда, никто даже не шелохнулся, напряглись только мы с Горданой, чужаки. А все остальные, судя по всему, давно понимали то, что я сам понял только сейчас: император явно умеет подбирать стоящих людей, и недостойных в его штабе нет.

— Если кто-то еще считает, что мы должны позволить аквилонцам подвергнуть опасности наших граждан — погоны на стол и на выход, будьте любезны, — распорядился он.

Таковых не нашлось.

Двадцать минут спустя появились новости: аквилонский командир, вдоволь поругавшись с кортанским офицером, решил проигнорировать запрет, а еще через десять минут вместе со своим экипажем открыл список аквилонских потерь в этой войне: другое подразделение успело заложить около двухсот килограммов тротила в стоящем на обочине остове сгоревшей машины. Диверсанты пропустили несколько головных танков и подорвали заряд в тот момент, когда мимо шла командирская машина. Взрывом танк едва не перевернуло, а затем внутри сдетонировал боезапас. Пара танков была серьезно повреждена, и с ними новый командир колонны оставил еще несколько боеспособных.

Возник короткий спор, не нарушил ли командир взрывников приказ, но Леопольд быстро поставил в нем точку:

— Приказ был «не вступать в бой». Боя и не произошло. А инициативу офицера я одобряю.

Затем снова началось обсуждение, как остановить аквилонцев.

Что же до меня — в мою душу начали закрадываться не самые лучшие мысли. Ситуация трехсторонней войны, где каждый сам за себя, грозила выйти из-под контроля в любой момент, это еще при условии, что кто-то вообще хоть что-то контролирует.

Совещание длилось до глубокой ночи, толком ничем не закончившись: и штаб, и Альтинг сошлись во мнении, что решать задачу с таким количеством неизвестных — дело очень ненадежное. Несколько человек настаивали на хоть каких-то действиях, чтобы провести разведку намерений противника, но поддержки это предложение не получило. Единственным конструктивным решением стало распоряжение оповестить как можно боле широкие массы о том, что аквилонские танкисты — не освободители, а еще одни оккупанты.

Однако к утру следующего дня ситуация ухудшилась тем, что не изменилась. Боевые корабли держали курс на Гиату под всеми парами, танки ползли туда же, а свартальвы даже не чухались. В обед стало известно, что гарнизон столицы отослал некоторые тыловые части в Тильвану, а несколько боевых подразделений отправились в Гиату — и в итоге растерялся даже неизменно самоуверенный Альтинг.