Оккупация (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович - Страница 62

— Ничего себе… — сказал кто-то.

Альтинга такой поворот практически не обескуражил.

— Моя ошибка, — признал он, — я вас недооценил, не стоило начинать спустя рукава. Ладно, теперь я буду фехтовать в полную силу.

Еще через несколько секунд его сабля улетела в угол, а сам Альтинг оказался на полу, получив локтем сбоку в голову.

Я ничего не стал говорить о том, что у свартальвов странные понятия о хорошем фехтовании. У Альтинга уровень, в принципе, неплох, я бы дал ему девятый кю или даже первый дан с натяжкой. В мире, который попросту проскочил исторический этап армий, сражающихся в ближнем бою, и не смог выработать сильные школы ближнего боя, он вполне может считаться сильным фехтовальщиком. Но по меркам моего прежнего мира, где люди оттачивали техники боя на мечах более полутора тысяч лет, Альтинг очень так себе.

— Это невозможно, — сказал он, принимая сидячее положение.

— Помнишь, чему я тебя учил? Никогда не говори «невозможно».

Рано утром я попрощался с Горданой, и это был самый трудный этап моего плана. Мы толком ничего друг другу не сказали: я не находил слов, она была не в состоянии говорить, все, что нам оставалось — это обняться.

Быть воином — значит жить, когда нужно жить, и умереть, когда нужно умереть. В этой древней поговорке уместилось не все, но как минимум значительная часть японского отношения к смерти. Я ее и раньше не боялся, а после того, как разок умер — и подавно. Смерть — не конец… Только поди объясни это Гордане.

Но даже самые трудные трудности когда-нибудь заканчиваются. Аквилонские танки рвутся к столице, медлить больше нельзя: при всей моей, да и не только моей, нелюбви к аквилонцам, их танковый корпус — тот фактор, который может спутать карты свартальвам. План штаба прост: не дать темным уничтожить танки, выиграть тем самым время и заставить их план буксовать. А там станет видно, что на этом можно выгадать.

С моей колокольни все куда проще. Уже к вечеру я буду в Гиате, затем пара «финтов ушами» — и если все пройдет по плану, то я попаду на базу свартальвов, и дальше уже все совсем-совсем просто. Нет, я не обманываю себя, легкой прогулки не будет, меня ждут враги куда сильнее каких-то бунтовщиков. Но вместе с тем — все просто. Вот я, вот враги. А кто в итоге добьется своего — выяснится самым простым способом: в бою.

До Гиаты меня доставили тем же способом, которым я выслал из города Гордану: в секретном отсеке грузовика. Было неудобно и тесновато: в стандартной форме штурмовика-ауксилиария, под которой надеты пояс смертника и ламеллярный доспех поверх взрывчатки, я стал несколько объемнее, чем обычно.

Ламелляр, к слову — настоящий раритет. Некогда он принадлежал какому-то известному кортанскому магу, жившему порядка восьми сотен лет назад, и помимо защиты от холодного оружия защищал своего владельца еще и от магии: на каждую чешуйку наклеена пластинка с антимагической руной. Доспех поддерживался в рабочем состоянии, руны регулярно менялись на случай, если императору понадобится противомагическая броня. Разумеется, меня предупредили, что ламелляр способен защитить только от магии не выше третьего уровня, четвертый-пятый лишь ослабит, а против шестого уже практически бесполезен. Впрочем, мне важнее его классическая функция: сабель я боюсь больше, чем магии, тем более что самый сильный маг в Гиате — пятерка, а телекинетик мне лично ничего сделать не сможет.

Помимо этого, в моем багаже рюкзак с двадцатью килограммами взрывчатки и парой стальных тонф, специально по моему заказу сваренных из труб. Проведя пару экспериментов с Альтингом, я убедился, что короткая стальная палка с перпендикулярной поперечиной — весьма неплохое средство против сабли. В прошлой жизни у лос-анжелесских полицейских появились тонфообразные резиновые дубинки именно с моей подачи. Мог ли я тогда представить, что однажды мне придется взяться за стальные?

Грузовик сбавил ход, кому-то просигналил и свернул. Надо думать, приехали. Точно, рефрижераторе началась возня — разгружают. Скоро мой выход, вопрос только в том, все ли пойдет по плану.

Тут потайная дверца приотворилась, внутрь просунулась голова водителя.

— Господин Куроно, мы на месте. Но возле магазина стоит броневик с «камзолами», и с ним офицер. Что будем делать?

— Офицер — тоже человек?

— Нет, темный.

— Тогда все по плану. Я выгружаюсь.

План предусматривал, что внутрь главного здания базы я попаду при помощи Вейлинда, с которым Альтинг сохранил связь через местного радиолюбителя. На условленной частоте был отправлен зашифрованный сигнал, вскоре подполье передало весть: у нужного дома действительно загорелась машина.

— Отлично, — подытожил Альтинг, — Вейлинд получил инструкции.

— Так поджог машины — ответный сигнал? — удивился майор-контрразведчик.

— Разумеется, а как же иначе? Если бы радист хоть пикнул в эфир — его бы сцапали в считанные часы.

— А… этот Вейлинд… он не может снова перейти на сторону своих? — подозрительно прищурился генерал Дюранг.

Альтинг ухмыльнулся:

— Кто угодно, но не он. У меня на него сильнейший компромат.

Звучит любопытно.

— У тебя на всех своих сторонников компромат? — поинтересовался я.

— Естественно. Как бы иначе я мог им доверять?

— И что такого сделал Вейлинд?

— Убийство. Вейлинд крайне вспыльчивый… Инцидент, когда он не так давно побил и сбросил с лестницы вышестоящего офицера — не первый в его жизни… Прошлый закончился случайной гибелью обидчика, и я единственный знаю, кто убийца. Так что Вейлинд надежен вдвойне: он сыт нашим социумом и всеобщим презрением по самое горло, ну и компромат такой, что с крючка не спрыгнуть.

— Ему могли предложить за помощь амнистию, — проворчал майор, — вся эта операция для свартальвов наверняка важнее одного убийства…

— Амнистия не распространяется на жаждущую мести родню убитого, а это довольно влиятельное семейство.

— Странно, — заметил я, — мне казалось, что семейные узы у свартальвов не в чести…

Альтинг покачал головой:

— Так и есть, родственнику не обязательно помогать — но месть за убитого совсем другое дело. Неспособность отомстить — признак слабости, потому, даже если Вейлинду пообещают амнистию и защиту, он все равно до конца своих дней будет жить в ожидании убийц.

Что ж, сейчас станет ясно, прав был Альтинг или нет. Надеваю ранец, нахлобучиваю на голову каску, беру в руку папку с какими-то бумагами — просто реквизит для отвода глаз. Штурмовик с папкой вместо автомата выглядит солиднее, может, сойду за специального порученца в глазах другого штурмовика, они-то умом и сообразительностью не блещут.

Солнце резануло по глазам после темноты грузовика. Яркое, сентябрьское… В последний раз или нет? Это не важно.

Главное, что мои потомки будут встречать восходы солнца беспошлинно.

Я сунул руку за пазуху, нащупал миниатюрную коробочку детонатора, щелкнул тумблером, а затем сломал надпиленный рычажок.

Обратной дороги нет.

Офицер заметил меня сразу, как только я вышел из ворот склада, а мне из-за бликов на его забрале не сразу стало видно его лицо. Но, подойдя на несколько шагов, я убедился, что это действительно Вейлинд.

Когда между нами оставалось метра два, он протянул руку и тихо сказал:

— Папку. Говорите тихо, чтобы водитель в кабине не услышал.

Я протянул ему папку и он сразу же сделал вид, что тщательно изучает документы.

— Ты план знаешь? — тихо спросил я.

— Не очень. Встретить вас, помочь пройти блокпосты.

— Я должен попасть в штаб Альты Кэр-Фойтл.

— У меня нет свободного доступа на второй этаж главного здания. То есть, зайти я могу, но придется объяснять, зачем.

— Тогда помоги зайти на первый, а потом уноси ноги.

— Какой у вас план?

— Догадайся с первого раза.

Он как-то странно на меня взглянул.

— У вас в рюкзаке…

— Ага. Двадцать кило.