Оккупация (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович - Страница 7

— Меня к такому не готовили, — призналась она, — на шифровально-дешифровальном посту физическая подготовка особо ни к чему…

— А зачем ты вообще сюда пришла? Разве не лучше пытаться сделать карьеру на умственном труде? — полюбопытствовал я.

— А где в моей должности умственный труд? Сунуть в шифровальную машину депешу, вынуть шифровку, отнести. Сунуть в дешифровальную машину шифровку, вынуть депешу, отнести. Вот и вся должность. Ну и бумагу заправлять. У слуг и то сложнее работа, просто с шифровками работать им не доверяют…

— Хм… Невесело у вас. В который раз радуюсь, что я человек.

В конце тренировки снова возник конфликт с Альтингом: Миннас должен был отстоять свой час на кулаках, а остальные, уставшие и вспотевшие, желали ехать обратно.

— В чем проблема? Уезжайте.

— Но я не могу оставить тут одного из нас без надлежащей охраны.

— Оставь своих слуг.

— Этого недостаточно, — возразил Альтинг, — их только двое, кроме того, нам, свартальвам, временным уставом прямо запрещено передвигаться по враждебной территории в составе вооруженной группы менее чем по шестеро. Группа в десять бойцов на две по шесть не делится.

— То, что Гиата и вся Кортания для тебя враждебная территория — твоя вина и проблема, следовательно, тоже твоя.

— Миннас отстоит на кулаках час в казарме.

— Нет. Здесь и сейчас.

— Это несправедливо по отношению к остальным.

— Оккупант вещает о справедливости? Твоя сестра хочет быстрого результата, и потому мне надо как-то ужать то, на что надо потратить лет десять, в пять. А этого не сделать без предельного ужесточения обучения, потому готовься: каждый день будет жестче предыдущего. И для справедливости в этом процессе места точно нет. И кстати. Я тут подумал, что формулировка «когда мои подчиненные найдут твои тренировки полезными» слишком расплывчатая. У тебя еще два дня, не считая сегодняшнего, чтобы найти мои тренировки полезными.

— За эти два дня ты сможешь научить меня хоть чему-то, что можно продемонстрировать моей сестре?

Я насмешливо фыркнул, должно быть, Реджинальд не утерпел, я сам не стал бы смеяться в лицо собеседнику, даже ненавистному.

— «Путь пустой руки» — это не техника и боевая система, а именно путь. Жизненный путь. Два дня занятий армейской рукопашки еще могут в жизни пригодиться, а два дня пути пустой руки — просто бесполезны. На этой стезе можно достичь результатов, недостижимых для боевой системы, но идти надо не в пример дольше. Мой лучший ученик, который меня прославил здесь, в Кортании, шел к своей победе над магом третьего уровня три долгих и тяжелых года… Как ты, возможно, понимаешь, меня не устраивает, чтобы моя жена гостила у тебя на линкоре столько времени. У тебя еще два дня.

— Я передам твои слова сестре, — кивнул Альтинг так, словно мы обсуждали погоду.

Нет, мне определенно нравится его самоконтроль.

После того, как Миннас отстоял свой час на кулаках и они все уехали, я пошел на соседнюю улицу, постучал в дверь бывшего полицейского и через десять минут уходил домой, неся под курткой кое-какие полицейские игрушки. Вскоре это добро оказалось в песке на дне моего прудика.

Вечером у меня собрались мои ученики — всего семь человек, считая двух малышей. Остальные разъехались кто куда и, если вдуматься, правильно сделали. А самое главное — что из оставшихся не было никого, кто достиг впечатляющих успехов «пути пустой руки». Полицейские, которых я тренировал — обычные люди без магического дара, они изучали сугубо физический аспект каратэ для самообороны, с минимальными вкраплениями личного самосовершенствования, и потому с них взятки гладки, свартальвов ведь не это интересует. А мои ученики-«единички», которых я обучал комплексно, либо разъехались, либо не достигли того уровня, на котором, помимо каких-то практических навыков, начинает приходить понимание что, как и почему, либо уехали. В частности, Джонас, сделавший меня известным в Кортании своей победой над магом, уехал одним из первых, кроме него, объяснить Альте Кэр-Фойтл хоть что-то могли очень немногие, и они тоже все уже покинули страну. Значит, все упирается в меня, а я не тот, кто легко прогнется. Свартальвы хотят превратить своих единичек хоть во что-то ценное для их общества… Хотеть, как известно, не вредно, хотелка без могелки не работает. И я готов держать пари, что минимум половина моих новых «учеников» сойдет с дистанции, вообще ничего не добившись, а вторая быстро разочаруется, увидев первые свои результаты. Недаром Масутацу Ояма, ничуть не менее значительная фигура, чем был в прошлой жизни я, сказал своему ученику: «Если ты хочешь заниматься каратэ, ты должен посвятить этому всю жизнь. Иначе у меня нет на тебя времени».

Я сказал свартальвам, что путь пустой руки — это путь длиною в жизнь. Моя совесть чиста, а что они не восприняли меня всерьез и надеются на быстрый чудесный результат — уже не моя вина… Хотя не исключено, что все же моя проблема.

Вечером, после тренировки, я пошел в город: в магазинах затарюсь чем-то полезным, пока еще можно, да послушаю, что люди говорят, потому как телевидение под контролем захватчиков, из-за границы сигнал ловится плохо, видимо, опять же стараниями свартальвов, а «сеть» — местный аналог интернета — уже вырубили. Так что с новостями будет туго.

Походив по магазинам дотемна, я разжился приличным запасом лапши быстрого приготовления. Не рамэн, конечно, и не соба, но тоже ничего, особенно с учетом того, что настоящей, правильно приготовленной лапши из гречневой муки в этом мире не найти. Если нормально сдобрить морепродуктами — получается вполне приличное блюдо.

Я вздохнул. Человек так устроен, что больше всего ему хочется того, чего нет. Очень показателен в этом плане один характерный диалог малыша и мамы, в котором малыш спрашивает, мол, если ли у нас чай? А кофе? А сок? А кисель? Он задавал свои вопросы до тех пор, пока мама отвечала, что есть. Но стоило малышу узнать, что у них нет компота, как он сразу же разревелся: компотика ему захотелось. Запретный плод сладок, в прошлой жизни я не считал собу, рамэн, онигири, суси, короккэ и прочие блюда японской национальной кухни чем-то деликатесным. Вот кухни других народов — это экзотика, а японская традиционная еда — просто еда. Обыденная, привычная. Но вот теперь именно ее, обычной японской пищи, мне не хватает больше всего.

А с морепродуктами что-то не заладилось: свежей рыбы нет, креветки только мороженные, кальмар, нарезанный полосками — почти закончился. Ответ я получил у продавца одного из магазинов: порт закрыт. Свартальвы запретили выход в море, опасаясь, что рыбаки могут возить беженцев или оружие контрабандой, и город, живший за счет порта и морских промыслов, внезапно оказался без морепродуктов.

На улице в этот момент прошел патруль, и я испытал жгучее желание взять что-то из припасенных спецсредств и кинуть в первого встреченного оккупанта.

Неся сумки с лапшой, креветками и двумя пакетами кальмара, я пошел обратно, и по пути завернул в «т'лали» — довольно специфическое заведение, характерное только для Кортании, и специализирующееся на множестве разновидностей «т'ла» — супа, состоящего из густой пряной мучной похлебки с обязательным традиционным набором специй и «начинки», в качестве которой используются совершенно разные ингредиенты, причем обязательная «фишка» заключается в том, что «начинка» супа — непременно готовое отдельное блюдо, пригодное к употреблению и без похлебки.

Второй особенностью т'ла является тот факт, что он готовится обязательно двумя людьми: мужчина готовит похлебку, женщина — блюда-наполнители. При этом оба повара обязаны состоять в близком родстве: муж и жена, брат и сестра, отец и дочь либо сын и мать. В заведениях «т'лали» также существует и другое разделение обязанностей: приветствовать гостя и принимать оплату может только мужчина, непосредственно готовивший похлебку, а подавать — сугубо женская обязанность. Причем, если женщин две или больше — допустим, жена и дочь, как в данном случае — то они обязаны готовить разные блюда-начинки и разные закуски, и каждая может подавать только ею же сготовленное.