Дети Горного Клана (СИ) - Давыдов Григорий Андреевич - Страница 38

Рик перевоплотился. Он делал то, что при другой жизни никогда бы не совершил: он бился как зверь, яростно и жестоко. Потому что его противник был жесток. И он бы его не пощадил. Так почему он должен щадить его?

Мальчик, ставший зверем, бил и кусал, кусал и бил. Ввинченные на подкорку его мозга, доведённые до автоматизма уроки отца, которые он так не любил и презирал, спасали его жизнь, уводя в сторону от сильных, но неумелых ударов Удава, что был драчуном, но никак не воином, позволяли отступать и тут же остервенело нападать, отрывая от противника по кусочку.

Один раз Рик, уйдя Удаву за спину, запрыгнул на того и клацнул клыками, отрывая ему ухо. Противник заорал, перекрывая ор наблюдавшей за боем толпы, но мальчик лишь со злобой выплюнул кусок плоти, и продолжил свою казнь.

Всё кончилось неожиданно.

Рик даже не сразу осознал, что убил. Вот только что он колотил уже почти не сопротивляющееся тело, и вот оно уже лежит на земле, а безумие, ударившее в мозг, медленно отдаёт свои права разуму...

Он убил.

Он убил!!!

- Что-то ты слишком угрюм для того, кто сегодня стал Подмастерьем, - усмехнулся Шустрый, с абсолютно трезвыми глазами рассматривая задумчивого ученика. - Клыкастый, выпей, не обижай.

Мальчик поднял взгляд на наставника и, натянув на лицо улыбку, чокнулся с ним.

- Ну, будем, учитель!

Они оба засмеялись и начали пить.

У входа в покои Широкого было душно. Хотя, наверное, так казалось одному Рику. Его успели вымыть и переодеть, относясь с много большим уважением, чем прежде.

"И чем я это заслужил?", - подумал мальчик, глядя на свои руки, идеально чистые, но до сих пор казавшиеся ему по локоть в крови. - "Тем, что убил человека?".

Шустрый стоял возле него, опёршись спиной о стену и скрестив руки на груди. Он не смотрел на Рика, но при этом всем своим нутром ощущал исходящую от него ненависть.

- Волнуешься, Клыкастый?

"Я - Рик...", - прорычал про себя мальчик, но вслух ничего не сказал.

Шустрый вздохнул:

- Дуешься на меня, значит... А зря. Если бы не я, то ты даже представить себе не можешь, что бы с тобой произошло. Поверь, то что я успел тебе описать - ещё не самые страшные варианты дальнейшей судьбы раба. Бывают и похуже. Так стоило ли ради этого биться в Яме? По-моему, ответ очевиден.

До Рика ещё дойдут слова, сказанные Шустрым, но не скоро. Когда он наконец осознает себя Клыкастым, и окончательно отречётся от прошлого имени. А пока он вновь ничего не ответил, лишь подумал про себя злобно: "Всегда должен оставаться другой выход, кроме крови... всегда... Просто пока я его ещё не знаю".

Наверное, Шустрый ещё что-то хотел сказать ему, но в этот момент открылась видавшая виды дверь в покои Широкой Кости, и ладно сбитый полу-лысый седой мужчина с короткой саблей на широком поясе и повязкой на глазу пробасил:

- Заходь. Главный ждёт.

Рик вздрогнул. Но тут же взял себя в руки и прошёл мимо проводившего его одним глазом мужчины. Шустрый последовал за ним.

- Главный только молокососа звал, - буркнул одноглазый. - Тебе там делать нечего.

- У нас тандем! - усмехнулся ему в лицо Шустрый. - Он без меня - никуда. И ещё... - тут он заговорил тише, почти шёпотом: - этот "молокосос" только что Удава уделал. Видал это, лизун сапог господских? Вида-а-ал, ты ж от Широкого никуда. Так что ты смотри, не шибко глумись...

- Не зубоскаль. - Рявкнул на него одноглазый, пробубнив: - А то, не ровен час, повыбиваю тебе зубки.

Но всё-таки пропустил весело насвистывающего какую-то песенку Шустрого, прожигая его спину взглядом. Наверное, будь у него второй глаз, то их общей силы действительно хватило бы проделать в нём дыру...

Покои Широкой Кости были на странность скромными. Рик прежде полагал, что тот, кто занимается работорговлей да ещё и, поди, какими другими тёмными делишками, должен жить если не в роскоши, то как минимум сытно. А тут... Стены побиты настолько, что казалось, любое движение, дуновение ветерка, и они разом обвалятся, похоронив под собой всех присутствующих. А пол? Каждый шаг отдавался громким противным скрипом, деревянный настил явно знавал лучшие времена, и теперь весь был истоптан сапогами и изъеден крысами. Окна не имели стёкол - лишь были прикрыты натянутым на гвоздях, вряд ли спасающим от зимних стуж, если таковые наступят, бычьим пузырём.

Но в противовес всему этому кошмару выступал чуть ли не единственный предмет мебели в сравнительно небольшом помещении: огромный дубовый стол, за которым, в отличие от самой комнаты, явно следили и ухаживали. Да и сам он стоил, пожалуй, порядочного состояния, и видеть подобное в таком выгребной яме... Как Рик ни старался, он не мог этого себе объяснить.

Заглядевшись на стол, сделанный явно под заказ - руку мастера узнает даже несведущий в мебели темнота - мальчик не сразу заметил сидевшего за ним и внимательно оглядывающего новоприбывших толстяка, хотя такую тушу и сложно было не заметить. А когда поднял на него взгляд... То тут же вздрогнул, узнав в нём Широкую Кость. Он уже видел его там, в лагере, и завидев снова, затрясся от нахлынувших воспоминаний. Повинный... повинный в смерти матери! В том, что случилось с его семьёй! С ним! Выхватить бы у Шустрого всегда носимый им кинжал, да точным броском в горло лишить ублюдка жизни... О, как бы он этого желал! Но... нельзя. Ибо по правую руку от главы работорговцев стоял, на вид расслабленный и непринуждённый, но явно готовый в любой момент схватиться за чуть вытащенную из ножен саблю телохранитель, в высоту больше Рика, наверное, раза в два. А второй, не менее рослый, тот, что с повязкой на глазу, уже закрыл за ними дверь и пристроился с левой стороны от Широкого.

Толстяк долго молчал. Он пробегал насмешливым, но в то же время сосредоточенным умным взглядом по мальчику сверху-вниз, а затем снизу-вверх, и снова... Пока, наконец, что-то для себя не решил и, откинувшись на спинку шикарного кресла, также, похоже, как и стол, существующего в единственном экземпляре, улыбнулся, обнажив ряды жёлтых неровных зубов:

- А по тебе, пацан, и не скажешь, что ты так умеешь драться. Кто тебя учил этому?

Рик сомкнул губы до состояния чёрточки, словно боясь, будто те невольно скажут хоть слово. Но затем вдруг почувствовал болезненный толчок пристроившегося от него справа и чуть сзади Шустрого, а после злой шёпот на самое ухо:

- Отвечай, глупец! Не для этого я спасал твою жизнь!

"Спасал, как же...", - успел подумать Рик, но всё же ответил сквозь стиснутые зубы:

- Отец.

- Отец... - Широкий причмокнул, пробуя слово на вкус, и нахмурился, что-то вспоминая. - Подожди-ка, ты же тот горец, верно?! Единственный из твоего племени, кого я не смог продать?!

На этот раз Рику не пришлось отвечать ненавистному куску мерзости, которого все вокруг почему-то ошибочно принимали за человека. Потому как этот кусок сам продолжил говорить, не ожидая ответа:

- Ну точно же! А эти тупоголовые клиенты не хотели тебя покупать! Всё судят книгу по обложке! Глупцы! Хотя на этот раз их тупость принесла мне пользу... Я получил это сокровище себе.

Слушая его, Рик, сквозь вскипающий в его душе гнев не сразу разобрал, с кем говорит Широкая Кость - с ним, или с самим собой? Тем временем толстяк продолжал:

- Пацан, ты меня удивил! Даже не так - порадовал! Такое зрелище... Я не буду тебя продавать - не-е-эт, Широкая Кость ещё не совсем из ума выжил! Будешь при мне, тут, мне такие молодцы нужны - во! - он провёл ладонью над головой. - Так куда ж мне тебя приставить...

Он замолчал, нахмурившись, а Рик вновь услышал шёпот над правым ухом:

- В телохранители просись! Просись, говорю! - голос Шустрого был настойчив и твёрд, и Рик, привыкший за время их знакомства доверять своему наставнику, пускай тот и успел его подставить, уверенно сказал:

- Для меня честью было бы служить вам телохранителем, господин. - и добавил учтивый поклон - кажется, таким, как он читал, приветствовали знатных особ.