Выбери любимый жанр

Мессия. Путешествие в страну Ра - Доля Роман Васильевич - Страница 2


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

2

Страна Ра

То, что мир, это огромный театр абсурда, я знал еще с детства. Однако, со временем, это стало настолько очевидно и гротескно, что постоянно возникало сомнение:

– А все ли со мною в порядке? Может, они правы в своем безумии? Выпадая из стаи, не становлюсь ли я изгоем?

Другие люди честно играли свои роли, совершенно не понимая, что они просто пешки, в чужой игре.

– Матрица! Я просто микросхема в Матрице – большой схеме коллективного психоза – скользит мысль.

Это совсем не радует. Все определяется Коллективным бессознательным, от которого человек не свободен. Стоит только на миг потерять осознанность, и – бац! – ты в Матрице. Очнуться от морока, зачастую, можно через несколько лет, а то и десятилетий. Все это время уходит на повторы в ролевом театре абсурда. Одно и то же. Где все происходит вопреки здравому смыслу. Нет, когда ты под гипнозом, то вовсе не замечаешь, что ты – идиот. Наоборот, кажется, что это очень все важно и разумно. Но когда морок спадает, становится обидно «за бесцельно прожитые годы». Тогда афоризм Масяни: «Люди не сволочи, люди – идиоты!», несколько разряжает напряжение.

Однако так бывает не всегда. Иногда наступают моменты высшей осознанности. В этом состоянии я чувствую все совершено не так, как в Матрице. Я по настоящему чувствую себя живым, а значит – свободным. Этот мир, в котором я чувствую себя живым, я назвал «Миром Ра». В нем царит высшая справедливость, радость, ясность и сила! Когда я отпадаю от этого мира, я становлюсь мутным, агрессивным, раздражительным. Мне становится настолько плохо, что я даже забываю, что Мир Ра существует. Я занят подозрениями, страхами, обидами, местью и болезнями. Я настолько увлекаюсь, что теряю самое ценное – жизнь. Она становится бессмысленной.

Уже понимая, что Мир Ра надо постоянно искать, взращивать духовными трудами и по возможности не терять, я постоянно укрепляю духовную волю. Под духовной волей, я понимаю развитие Высшего Сознания – Шивы. Шива, это в русской традиции, бог Сива. Отсюда и такой огромный интерес к допотопным цивилизациям, пирамидам, ведическим знаниям, богам, местам силы, храмам Ра, Шивы и Кайласу.

Воспитание улицей

Вырос я в знойном Казахстане и был совершенно чужд любого национализма. Главное, что я понял с детства, человек должен быть настоящим, а кто он по национальности, какое мне до этого дело. Этому принципу придерживались и все ребята на улице. Правда, держались поодаль от чеченцев и курдов. Те были беспредельщиками и с ними никто не водился. К туркам месхетинцам относились осторожно, но драки с ними были постоянным делом. Однако если человек был туп, то ему просто говорили: «Ну, ты и чурка». На соседней улице жили немцы, поодаль – община корейцев, а далее вразнобой: русские, казахи, татары, китайцы, уйгуры и еще бог знает кто. Много людей было из ссыльных. Все жили дружно, если возникали разборки, то стремились улаживать сами. Это правило не касалось подрастающего поколения. Здесь царили законы улицы.

То, что на улице зевать не стоит, я усвоил рано. Все районы и даже улицы делились на своих и чужих. И если идешь по территории чужих, то «ушки должны быть на макушке». Здесь уже как повезет. Или незаметно проскакиваешь опасную зону, либо с отмороженной физиономией шествуешь к своей цели. А целей было много: добраться до спортзала, сходить в магазин или купить на базаре зерна кроликам и курам. Да мало ли куда по делам посылала мать. Жили бедновато, хотя об этом не догадывались. Сказать ей, что у нас вражда с парнями с другой улицы, или то, что смежная банда объявила на меня охоту, дел не решало. Если моя физиономия чужим не нравилась, то приходилось или выгребать, или ускорять события, или обращаться за помощью к «своим». При ускорении событий я первым шел на конфликт и вызывал один на один равного по силам соперника. Так было проще избежать больших неприятностей. Иначе на разборку могли вызвать меня. Тогда противник мог достаться круче. Мой вызов всегда был неожиданным и сбивал все планы местной шпане.

Обращаться за помощью к «своим» было хуже всего. Этого не любили. Это был самый крайний случай. «Свои» могли за помощь потребовать купить им спиртное или косяк анаши. Отгребать, означало отделаться парой пощечин, потерей статуса и моральным унижением. Вызов на разборку можно было отложить до ближайших выходных и к нему подготовиться. В роще собирались две группировки своих и чужих и здесь, уже нельзя было от драки отказываться – перестанут уважать. Тем более что вопрос касался престижа «своих». Заранее закупали спиртное. Под волну в поединки дополнительно втягивалось множество бойцов с двух сторон. Та сторона, которая проигрывала, накрывала поляну и теряла свой авторитет. Помню, что, даже сломав руку, я продолжал бить вожака банды с соседней улицы, не давая себе права на слабость. Лишь когда он взмолился и попросил пощады, нас растащили. Зубастый – такой была кличка моего врага, был старше меня на два года, выше, нахальней и крепче. Жил он возле магазина, куда я ходил за хлебом, там же тусовалась его братва, и я по неосторожности несколько раз попадал под их раздачу. Дальше терпеть было нельзя. Я понимал, что покажи я слабость, прохода не будет.

Заживала рука долго, а мать приговаривала:

– Не умеешь быть мудрым, так тебе и надо. Умей за себя постоять!

Я учился, как умел. Гипс изрядно усложнял жизнь – мешал одеваться и просто застегивать ширинку.

Улица научила меня быть ловким и быстро принимать решения. Иногда я тренировался у старого китайца, которого все звали Николай Николаевичем, приемам и техникам стиля винь-чунь. Фамилия у него была Суй, а вот настоящего имени никто не знал. Выглядело это так, я ходил к нему на секцию акробатики, и если у мастера было хорошее настроение, он что-нибудь под большим секретом показывал.

Николай Николаевич бежал из Китая в разгар культурной революции и был настоящим мастером кунфу. Его голова и шея были примерно одного размера, а сильные руки казались стальными тисками. Показывая приемы мальчишкам, он сильно рисковал. В Союзе, кроме дзюдо, самбо, бокса, вольной и греко-римской борьбы, все остальные единоборства были под запретом, и за них полагался тюремный срок. Я отрабатывал все, что впитывал, уже на улице. Находил себе спарринг партнера и вызывал его на разборки. Не всегда это мне помогало, но я учился. Николай Николаевич был моим самым первым учителем жизни.

Когда на улице попадало за дело, я не обижался. Но если возникала, с моей точки зрения вопиющая несправедливость, стремился защитить себя и слабых. Иногда дело доходило до крайностей. Заступаясь за слабых, я вызывал на поединок парней старше и сильнее себя. Часто они не выдерживали моего напора и уступали. Но так было не всегда и, иногда мне хорошо попадало. За моральные оскорбления, не прощал и долго ждал случая как отомстить. Однажды меня выследили и долго били ногами. Забившись в арык и прикрыв голову руками, я отделался ссадинами, выбитой скулой и десятком синяков. Вернувшись домой, достал из тайника обрез ружья шестнадцатого калибра. Собственно, для безопасной стрельбы он был практически не пригоден. Однако в те времена на такие вопросы внимания не обращали. Можно было загреметь в колонию по малолетке. Зайди ситуация дальше, приговор был бы жестоким. Ствол был обрезан по длине патронника и не фиксировался цевьем. Вряд ли криминалистическая экспертиза признала бы его пригодным к стрельбе. Зарядив патронами с бекасином оба ствола, я пошел мстить обидчикам.

Долго ждал банду возле места их постоянной дислокации. Было темно, и накрапывал дождь. Когда группа вышла на меня, накинув капюшон, двинулся навстречу. Поджилки и руки тряслись. Под курткой взвел курки. Ладони стали мокрыми. Помню, как прошел страх, и возникла холодная решимость. Понимал, что бекасин не причинит серьезного вреда, но боялся выбить глаза. С учетом отсутствия должной длины стволов, дробь должна разлетаться веером. Вынул из-за пазухи обрез и время замедлилось. Так происходило всегда со мною в минуты серьезной опасности. Банда, почувствовав подвох, остановилась. Выстрел дуплетом по ногам был для них полной неожиданностью. Дальше все помню смутно. Оглушенный, я побежал в одну сторону, банда – в другую.

2
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело