Клад острова Морица - Васин Михаил - Страница 53

Я сам увлекался этой идеей и участвовал в ее разработке. Мы вживляли самкам в мозг электроды, чтобы узнать, что именно они слышат. Проводили киносъемки полета комаров со скоростью двадцать тысяч кадров в секунду. Кое-что удалось выяснить. Например, что комариха воспринимает очень узкий диапазон частот. Малейшее отклонение — она уже ничего не слышит. И у каждого вида комаров диапазон слышимости свой собственный. Количество же видов, одновременно нападающих на человека в том или ином месте, достигает двадцати пяти — тридцати. Следовательно, чтобы всех их переловить, надо иметь 25–30 специальных аппаратов, имитирующих писк всех присутствующих в данной местности и в данный момент комаров. А точно определить параметры этого писка чрезвычайно сложно. Прежде всего потому, что существующие средства исследования слишком грубы. Скажем, комары не выдерживают скоростной киносъемки — гибнут через несколько секунд (для съемки нужно сильное освещение). Попутно мы выяснили, что поляризованный свет очень привлекает комаров, как и других насекомых. Следовательно, можно разработать метод быстрого вылавливания всего, что летает. Интересно, но практического значения не имеет: выловим и полезных насекомых. Главный же вывод заключается в том, что современной физике, технике и биологии еще надо изрядно поработать, чтобы вступить в сражение с комарами.

Коротко говоря, комаров потеснить можно. Но это очень не легко. Предстоят длительные, сложные и масштабные исследования в разных направлениях, но их необходимо энергично развивать.

…Юдифь вернулась из вражеского стана ранним утром. Поднявшись на холм, остановилась под деревом у старой, растрескавшейся стены. Солнце еще не взошло, и пробуждающееся небо заливало все вокруг спокойным, нежным, акварельным светом, окрашивая далекие деревья и дома в голубые тона, делая тяжелый меч, который Юдифь принесла с собой и на который теперь опиралась, прозрачным, словно он был изо льда. Служанка, шедшая следом, опустила на траву узел, развязала его, вытряхнула к ногам госпожи голову Олоферна и поспешно отошла в сторону. Юдифь придержала голову ногой. И задумалась.

Какие видения проплывают сейчас перед ее глазами, опущенными к земле? Может быть, она опять увидела сцены уныния и горя тех дней, когда по улицам Ветилуи разнеслась весть о том, что ассирийские войска окружают город? Или ей пришел на память один из последующих дней, в который она, вдова, принарядившись, отправилась со служанкой в лагерь противника? Возможно ей припомнилось, как она, миновав стражу, смело вошла в шатер Олоферна, и грозный военачальник, пораженный ее красотой, забыл спросить, зачем эта женщина здесь, стал упрашивать ее присутствовать на пиру. Юдифь согласилась участвовать в веселье врагов. А когда захмелевший Олоферн уснул, она взяла его тяжелый меч, взмахнула им…

Да, перед нами картина «Юдифь» — один из шедевров Государственного Эрмитажа. Кисть великого венецианского художника Джорджоне изобразила героиню библейской легенды в тот момент, когда красавица-вдова, исполнив свой долг перед согражданами и благополучно ускользнув из лагеря врагов, остановилась в минутной задумчивости над своим страшным трофеем.

О чем она думает, эта прекрасная женщина, попирая отсеченную голову того, кто пришел покорить ее город? Глаза ее опущены, лицо безмятежно…

К образу Юдифи обращались многие живописцы и скульпторы эпохи Возрождения. В ней они видели олицетворение гражданского достоинства, доблести и самопожертвования. Юдифь, созданная Джорджоне, — образ тонкий, сложный и даже загадочный. И может быть, поэтому она так притягивает к себе зрителей.

Впрочем, сам Джорджоне во многом тоже загадка. Один из талантливых мастеров эпохи Возрождения, представитель венецианской школы, он умер (по-видимому, от холеры), едва достигнув тридцатилетнего возраста, успев написать не много. И тем не менее он не затерялся среди таких гигантов, как Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микеланджело, Тициан, современником которых был. Картин, принадлежащих его кисти, очень мало, и имеются они не во всех крупнейших музеях мира.

В том немногом, что он успел создать, Джорджоне смог отразить особую, найденную именно им, красоту мира — поэтическую и задумчивую, проникнутую мягкой лиричностью. Как Леонардо в остальной Италии, Джорджоне в Венеции способствовал утверждению стиля Высокого Возрождения с его возвышенными и идеальными образами, совершенной формой.

«Юдифь», написанная, как предполагают, в 1504–1506 годах, за несколько лет до смерти Джорджоне, принадлежит к лучшим его созданиям. Кроме нее в Эрмитаже имеется еще только одна, менее значительная картина мастера. И когда несколько лет назад «Юдифь» исчезла из экспозиции, это с тревогой заметили все ценители и знатоки живописи.

Теперь картина возвратилась в выставочные залы Эрмитажа. Снова перед «Юдифью» подолгу простаивают посетители музея. После долгой разлуки произведение Джорджоне кажется еще более прекрасным и совершенным.

Но только ли кажется? Может быть, картина действительно изменилась?

За те четыре с половиной года, которые она отсутствовала в эрмитажных залах, «Юдифь» совершила путешествие в далекое прошлое — в свою молодость. Об этом путешествии сегодня напоминает лишь небольшой темный квадрат в верхнем левом углу картины. Не все его замечают, а кто и заметит, тут же забудет. А между тем этот квадрат мог бы немало рассказать о «Юдифи» — о ее прошлом и о том, что с нею случилось совсем недавно.

…Двести с лишним лет назад, в 1772 году, картина Джорджоне прибыла из Парижа в Петербург и с тех пор находилась в Эрмитаже. И хотя в Россию «Юдифь» попала из собрания Кроза — коллекционера достаточно серьезного, к ней вскоре стали настороженно присматриваться специалисты: мало того, что на живописи угадывались следы вторжения чужой, не авторской кисти, начали проявляться еще и симптомы опасного заболевания картины.

Тщательные исследования, проведенные уже в наше время, изучение литературы и архивных материалов подтвердили, что у «Юдифи» была нелегкая судьба. Картина написана первоначально на дереве, но, как можно предположить, не на специально для этого предназначенной доске, а на створке шкафа. Такое обиходно-бытовое ее использование, понятно, отнюдь не способствовало наилучшей сохранности «Юдифи». Немало пришлось ей претерпеть и впоследствии, когда картина бродила по миру, прежде чем попала в Эрмитаж.

Многие штрихи биографии «Юдифи» удалось выявить при изучении красочного слоя картины, его глубин. При этом, конечно, специалисты практически не прикасались к драгоценной живописи, исследовали ее на расстоянии. Для этого используются особые приемы. Например, гравюра, сделанная с «Юдифи» в давние времена, сравнивается с оригиналом. И становится очевидно, что на старинной картине есть целый ряд деталей, которых нет на сегодняшней, и, наоборот, на полотне изображены объекты, почему-то не замеченные гравером. Естественно, это наводит на подозрение: а не изменилась ли «Юдифь» с тех пор, когда создавалась гравюра, не «улучшена» ли живопись каким-то живописцем, пожелавшим остаться неизвестным?

Богатейший материал дает научная фотография. Десятки раз фотографировали «Юдифь» в отраженной ультрафиолетовой люминесценции, в инфракрасных лучах, при просвечивании рентгеном. «Досье» картины — огромные папки, заполненные снимками. Каждый, видевший замечательное произведение Джорджоне, с трудом узнал бы «Юдифь» на этих фотографиях. Все они испещрены пятнами, штрихами, рябинами-точками. Густая черная полоса — это фотоаппарат заметил на полотне сравнительно свежую краску. Интенсивно-серый мазок означает, что реставратор прошелся здесь кистью значительно раньше, и дорисовка оказалась под поздними слоями лака. Светло-серые пятна — будто туман лег на этот участок полотна — свидетельствуют: кто-то ремонтировал картину очень давно, возможно, несколько веков тому назад.