Слуги милосердия - Леки Энн - Страница 39

Экалу в командной рубке. Настороженная. Такая же разозленная и пристыженная официальными новостями, как и остальная команда. О Сеиварден она сейчас не думает, я в этом уверена.

Сеиварден вздохнула.

— Опять–таки я с этим не слишком хорошо справился, так ведь. — Очевидно, думает об Экалу. — Не знаю, что я сделал не так. Я по–прежнему не понимаю, почему она так расстроилась.

Она сказала вам, почему она расстроилась, — указала я. — И вы все еще не понимаете?

Сеиварден села прямо. Встала. Прошла в другой конец каюты и назад.

— Нет. — Встала, уставившись на меня. Немного взволнованная, но такой она не была уже давно.

— Сеиварден. — Я хотела, чтобы она снова села и прислонилась своим плечом к моему. Знаете, что происходит, когда люди говорят мне, что я не кажусь им похожей на вспомогательный компонент?

Она моргнула. Дыхание ее несколько участилось.

— Вы злитесь. — А затем, слегка хмыкнув, добавила: — Ну, становитесь злее.

— Вы никогда не говорили мне этого, хотя, я уверена, думали так.

Она открыла рот, чтобы возразить.

— Нет, послушайте. Вы не знали, что я вспомогательный компонент, когда я нашла вас на Нильте. Вы предполагали, что я — человек. С вашей стороны на самом деле было бы совершенно здравым сказать, что я не кажусь вам вспомогательным компонентом или что вы не видите во мне вспомогательный компонент. И вы могли бы даже воспринять это как комплимент. Но вы никогда не говорили мне этого. И думаю, никогда не скажете.

— Не скажу, — подтвердила Сеиварден, озадаченная и уязвленная, глядя на меня, сидящую на койке. — Я знаю, что это вас разозлило бы.

— Вы понимаете почему?

Она махнула рукой.

— Нет. Честно, нет, Брэк, не понимаю.

— Тогда почему бы вам тогда, — спросила я, лишь отчасти удивляясь, что она не разобралась сама, — не оказать такую же любезность Экалу?

— Но это не было разумно.

— А я, наоборот, — сказала я ровным, но напряженным тоном, — всегда совершенно разумна, насколько вы знаете.

Сеиварден рассмеялась.

— Ну, но вы… — Она остановилась. Замерла. До нее внезапно дошло, я это увидела.

— В этом нет ничего нового, — сказала я. Хотя не думаю, что она меня слышала. Кровь прилила к ее лицу, ей хотелось удрать куда–нибудь, но, конечно же, ей некуда было деться от самой себя. — Вы всегда ожидали от любого, кто ниже вас, заботливого отношения к вашим чувствам. Вы даже сейчас надеетесь, что я скажу что–нибудь эдакое, чтобы вы почувствовали себя лучше. Вы изрядно разозлились на Экалу, когда у нее это не вышло. — Молчание в ответ. Только неглубокие, очень аккуратные вдохи, словно она боялась, что глубокий вдох принесет ей боль. — Вы действительно стали лучше, но по–прежнему можете проявлять себя как чудовищно эгоистичное ничтожество.

— Я справлюсь, — сказала она, словно это логически следовало из того, что я только что сказала. — Мне нужно пойти в спортзал.

— Ладно, — ответила я, и, не говоря больше ни слова, она повернулась и вышла.

Через час я вернулась с одобренной врачом прогулки по коридору и обнаружила в своей каюте Сеиварден с еще мокрыми после душа волосами, которая рылась в буфете с чайными принадлежностями. Сопровождавшая меня Калр Пять, увидев Сеиварден, сначала обиделась и вознегодовала, но затем передумала.

— Лейтенант, — сказала Пять, приглядывая за тем, как я устраивалась на своей койке, — они там, сзади.

Сеиварден раздраженно хмыкнула. Вытащила мой старый чайный термос и две чашки, одну из них — щербатую. Стала готовить чай, в то время как Пять возилась с подушками, обкладывая ими меня; тщательно разложив их, она вышла.

Наконец Сеиварден принесла две чашки чая и села рядом со мной на койку.

— Знаешь, — сказала она после первого глотка, — в этом термосе заваривается не так, как надо.

— Он — не из Радча, — заметила я. — Он сделан для другого вида чая.

Я видела, что она отсчитывает свои тщательно размеренные вдохи. Чуть помолчав, она сказала:

— Брэк, ты когда–нибудь жалела, что не оставила меня там, где нашла?

— Никогда, — ответила я довольно искренне.

А затем, сделав несколько вдохов, она спросила:

— А Экалу похожа на лейтенанта Оун?

На мгновение я задумалась, откуда возник этот вопрос. А затем вспомнила, как Сеиварден лежала на койке в медчасти, прижавшись ко мне, когда я сказала «Милосердию Калра», что могла бы просто безумно полюбить Экалу, будь я по–прежнему кораблем.

— На самом деле нет. Но будь оно так, это было бы важно?

— Думаю, нет.

Мы лили чай молча, а затем Сеиварден сказала:

— Я уже извинился перед Экалу. И я не могу просто прийти к ней сейчас и сказать: «Тогда я просто говорил то, что предложил мне корабль, но теперь я действительно думаю именно так».

Я не ответила. Сеиварден вздохнула.

— Я просто хотел, чтобы она перестала на меня злиться.

Снова тишина. Она прильнула ко мне, опять — плечом к плечу.

— Я по–прежнему хочу кефа. Но одна мысль об этом вызывает боль в желудке. — Ей было нехорошо уже от одного упоминания о нем, я видела. — Врач сказала мне, что так будет. Мне казалось, что мне все равно. Я думал, что ничто такое не имеет значения, потому что, даже если бы я его принял, ничего хорошего мне это не сулило бы. Нет, это неправильно. Я опять себя жалею, да?

Я чуть было не сказала: «Я привыкла». Но промолчала.

Несколько минут Сеиварден сидела возле меня, молча, попивая чай размеренными глотками. По–прежнему жалея себя, но теперь — уже не так сильно и словно пытаясь сосредоточиться на чем–то другом. В конце концов она сказала:

— Наша Тайзэрвэт внезапно проявила целый ряд неожиданных способностей.

— Неужели? — спросила я ровным голосом.

— Она знает, как сделать так, чтобы сообщение выглядело официальным, верно? Она может получить доступ к официальному ретранслятору? Она говорила с базой и думает, что та выдаст ей секретную информацию? И тебя, похоже, все это отнюдь не удивляет. — Она отпила глоток чая. — Конечно, тебя трудно удивить. Но все же.

Я промолчала.

— Корабль мне тоже не ответит. Врача я и спрашивать не стану. Припоминаю: когда Тайзэрвэт только появилась, как тебя это злило, что она — на борту. Значит, она была потопом? А врач… что–то сделала, чтобы она работала на нас, а не на Анаандер? — Она имела в виду перевоспитание, но не могла заставить себя произнести это вслух. — Что же еще может наша Тайзэрвэт?

— Помнишь, я сказала тебе, что она тебя удивит.

В каюте Тайзэрвэт Бо Девять ставила на стол термос с чаем и чашку, чтобы лейтенант могла до них дотянуться. И чувствовала себя неловко. Все Бо стали приходить к тому же заключению, что и Сеиварден.

В моей каюте, на моей койке, по–прежнему дружески прижимаясь плечом к моему, Сеиварден сказала:

— Ты это говорила. А я тебе не поверил. Ну, теперь–то я уже понял.

Тайзэрвэт на своей койке, в своей каюте сказала:

— Хорошо, думаю, дело сделано. — Открыла глаза. Увидела стоявшую перед собой Бо Девять.

— Сэр, думаете с гражданином Юран все в порядке? А с садоводом Баснаэйд?

— Надеюсь, — ответила Тайзэрвэт, которая сама волновалась. — Я стараюсь это выяснить.

— В новостях ничего не говорилось о той очереди на главной площади, — заметила Девять. — Если бы я там стояла, то отправилась бы домой и спряталась, как только это началось. — Она имела в виду постоянное осуждение меня по официальным новостным каналам, которые мы получали через ретранслятор.

— Не у всех из них есть дома, чтобы спрятаться, правда? — ответила Тайзэрвэт. И это не совсем дома. В том–то все дело. И об этой очереди никогда не упоминали и официальных новостях, верно? Но я надеюсь, что с ними все в порядке. Я спросила об этом базу среди прочего.

Ома тут же пожалела о том, что сказала, потому что это вызывало дальнейшие вопросы: почему она могла делать то, что делала, и почему база могла ей о чем–то рассказать. Но у нее не оказалось времени подумать о последствиях того, что она говорит, потому что как раз в это мгновение официальные новостные каналы изменились.