Слуги милосердия - Леки Энн - Страница 56

— О! — воскликнула Четыре, открыв один из них. — Чай! — Это была пачка «Дочери Рыб». Мои Калр знали, что мне все равно, что с ней станет. — Теперь-то мы будем в порядке.

— Я пока не нашла, в чем его готовить, — сказала Два.

— Ха! — воскликнула Четыре. — Ты же не думаешь, что Калр собиралась оставить какую-нибудь посуду? Я попробую раздобыть для нас термос. — А затем, открыв очередную коробку, воскликнула: — О!

Два подошла, чтобы взглянуть, что Четыре там обнаружила.

— Буфера Аатр! — Она бросила взгляд на Сеиварден, которая по-прежнему сидела, скукожившись, у стены. Снова посмотрела на Четыре. — Там дюжина бутылок араки капитана флота. — Она искоса наблюдала за реакцией Сеиварден, но ее не было. — Мы могли бы сторговать бутылку на чайный сервиз, легко. И возможно, на кое-что еще. Капитан флота не возражала бы. Как думаешь?

— Нет, не возражала бы, — согласилась Четыре. — Она бы хотела, чтобы мы пили чай. Как думаете, сэр? — Она посмотрела на Сеиварден, которая не шевельнулась и не издала ни звука. Четыре снова повернулась к Два, делая вид, что не испытала только что тошнотворной слабости и смятения, увидев не реагирующую ни на что Сеиварден. Она взяла бутылку из коробки. — Я этим займусь. И добуду что-нибудь из еды. — А затем, чуть погромче, предназначая это Сеиварден, добавила: — Вы просто немного отдохните, сэр.

Но она не ушла, потому что некая особа, не известная ни Два, ни Четыре, приближалась к перегородке из ящиков. Остановилась у внешней границы лагеря. Тут напряжение солдат несколько спало — то ли из-за ее юного возраста, то ли из-за приличной одежды. А может, из-за того, что незнакомка пусть и робела, но явно была здесь не впервые.

— Граждане. — Она поклонилась. Я — Юран. А вы… — Она нахмурилась, вглядываясь в знаки различия на измятой и уже грязной форме солдат. — Амаат «Милосердия Калра».

— О! Гражданин Юран! — Два поспешно поклонилась в замешательстве и удивлении. Не бросила взгляда на Сеиварден, продолжавшую сидеть у стены, которой следовало бы принять участие в этом чреватом неловкостью общении. — Наши извинения. Разумеется, здесь ваш дом, мы даже не подумали, все было так… бурно. — Тут она заметила, что Юран держит правую руку под странным углом. Вы ранены?

— Всего лишь сломанное запястье, гражданин, — ответила Юран. Я только что вернулась из медчасти и услышала, что вы здесь. — Она отмахнулась здоровой рукой от того, что собиралась сказать ей Два. — Я оставалась у друзей, но услышала, что вы здесь, и пришла посмотреть, не нужно ли вам чего. Рад… капитан флота оставила кое-что, много постельных принадлежностей, и есть чай. — Два заметила, как взгляд Юран скользнул за ее плечо, туда, где сидела Сеиварден, а затем вернулся к ней. Хотя не думаю, что тут есть посуда. Кстати, садовод Баснаэйд собирается заглянуть к вам, как только сможет.

— Очень мило с ее стороны, — ответила Два. — И мы благодарим вас за помощь. В самом деле. — Она бросила взгляд на Четыре, все еще державшую в руке бутылку араки. — Быть может, вы покажете нам, где мы могли бы купить кое-что? Вы правы, у нас пока нет посуды, и нам особенно нужен чайный сервиз — прямо сейчас. — Она хотела повернуть голову, чтобы взглянуть на Сеиварден. Ей удалось воздержаться.

Глаза Юран округлились.

— Это принесет вам гораздо больше, чем просто чайный сервиз, и, кроме того, это арака капитана флота! Пожалуйста, у меня очень щедрое денежное содержание. Позвольте мне принести то, что вам нужно, и это будет, — она нахмурилась, подыскивая, вероятно, эквивалент фразы на дельсиге, — это будет слово между родственниками. — Поморщилась, увидев озадаченное изумление на лице Два. — Я плохо выражаю свои мысли. Радчааи — не мой родной язык.

— Вы прекрасно выражаетесь, гражданин, — ответила Два. — И благодарю вас. — Она посмотрела на Четыре.

— Я останусь с лейтенантом, — сказала Четыре и положила бутылку назад в ящик.

Через час Амаат Два вернулась с посудой и приборами, водой и едой из столовой и, что самое важное, — с термосом и чашками. Когда чай был готов, Четыре принесла чашку Сеиварден, которая не шелохнулась. Четыре опустилась на пол рядом с ней.

— Сэр. Лейтенант Сеиварден, сэр, вот чай. Никакого ответа. — Сэр. — По-прежнему ничего. Четыре острожно протянула руку и пригладила назад свободной рукой в перчатке волосы Сеиварден. — Сэр. — Тут в ее голосе чуть-чуть стали слышны смятение и страх: — Сэр, я знаю, это тяжело, но вы нужны нам.

Строго говоря, не очень. Два и Четыре вполне могли позаботиться о себе сами. Хотя, возможно, и нет, если им нужно было также постоянно ухаживать за Сеиварден.

— Нам необходимо знать, что делать дальше.

— Не имеет значения, что мы будем делать дальше, — проговорила Сеиварден, по-прежнему ушедшая в себя.

— Все покажется лучше, когда мы выпьем чаю, сэр, — сказала Четыре, по-прежнему держа в руке остывающую чашку.

— Чаю? — Сеиварден не подняла глаз, но мышцы ее шеи и плеч напряглись, словно она задумалась об этом.

— Да, сэр. И есть еще завтрак, и мы нашли прекрасные, удобные постельные принадлежности, и нам не нужно работать до завтрашнего утра. Мы можем расслабиться до конца дня, но вы нужны нам, сэр, нам надо, чтобы вы сели и выпили чаю.

Сеиварден подняла взгляд, увидела Четыре на корточках рядом с собой, чашку чая в ее руке, ее лицо, почти бесстрастное. Вероятно, только тот, кто хорошо знал Четыре, понял бы, что она готова была разрыдаться, и было бы неудивительно, если бы так и случилось. И Два, и Четыре всего лишь несколько часов назад оказались так близко к смерти, как никогда в своей жизни. Они потерпели неудачу в своей миссии, от которой — они прекрасно это знали — зависело все. Даже ближайшие несколько минут, возможно, готовили им какие-то ловушки. Сеиварден, явно не осознавая всего этого, спросила озадаченно:

— Вам нужно, чтобы я выпил чаю?

— Да, сэр. — Четыре не могла поверить облегчению, которое ощутила.

— Да, сэр, — подтвердила Два, вытаскивая из ящика одеяла. — Нам определенно нужно, чтобы вы сделали именно это.

Сеиварден моргнула. Выдохнула коротко и резко. Расцепила руки, которыми все это время обхватывала ноги, взяла чай у Амаат Два и выпила.

«Работа» заключалась в том, чтобы надеть скафандры и выйти через наспех возведенный переходный шлюз в лишенный сейчас воздуха уровень один Подсадья. Определить повреждения конструкции ни Сеиварден, ни ее Амаат не могли, не обладая необходимой подготовкой, но под наблюдением специалиста они втроем могли ставить заплаты и переносить вещи. Не такая уж интересная работа, но она требовала внимания и отвлекала их от мыслей о проблемах, решить которые они были не в состоянии.

Или но крайней мере, Сеиварден, вероятно, представляла себе, что это так. На второй день некий гражданин в скафандре приблизил лицевую панель своего шлема к шлему Сеиварден и коротко спросил:

— Трудный денек, а?

Вопрос казался довольно невинным, но, услышав его, Сеиварден внезапно и остро почувствовала что-то знакомое, а затем — невыносимое желание. Ее охватили стыд и сожаление, смешанные с отвращением. Она могла сказать все что угодно: «На самом деле нет» или даже просто категоричное «Уйдите». Вместо этого у нее вырвалось:

— У меня шунт.

— О! — произнес тот гражданин, Сеиварден отнюдь не застала его врасплох. — Тогда это будет несколько дороже. Но вы же знаете — я вижу, что знаете, — как здорово некоторая отрешенность помогает снять напряжение после трудного дня.

— Уйдите, — сказала в конце концов Сеиварден, не испытав от этого облегчения. Ее все еще подташнивало.

— Прекрасно, прекрасно. — И гражданин убрал свой шлем от шлема Сеиварден и опять занялся герметизацией своего отрезка коридора.

Сеиварден не вернулась к работе но установке заплат, но покинула площадку, не доложив распорядителю.

Она проснулась в медчасти. Несколько минут она лежала, уставившись в потолок, даже не задумываясь о том, как сюда попала. Чувствуя себя странно отдохнувшей и спокойной. Затем, должно быть, у нес всплыло воспоминание, потому что она вздрогнула, зажмурилась и закрыла рукой лицо.