Все для тебя - Лукьяненко Лидия - Страница 49

Или что-то другое в таком же духе. Тогда бы Марина с легким сердцем все ей рассказала: о Питере и о Павловске, о Роме, о Грише и адмирале… и о Валентине Серебряном… А мама, даже если бы огорчилась, ответила:

— Ну что ж. Не сложилось у нас, так хоть вы будьте счастливы.

И Марина позвонила бы Роме и сказала о том, как любит его и ждет…

Но этого не случилось. И мамино бледное лицо, в котором — вечная боль, теперь всегда будет стоять у нее перед глазами и навеки наложит печать на ее уста.

Она стала нервной, раздражалась по пустякам. С родителями еще держалась, старалась не распускать себя, Алексею же доставалось за всех. Но он как будто понимал ее внутреннюю боль и прощал все. То она позволяла целовать себя до изнеможения, то напускала холодность, то была язвительной. То плакала в его объятиях, то хлестала злыми словами. Неровность ее поведения уже бросалась в глаза.

— Ты, подруга, часом не беременная? На людей кидаешься, — сказала ей Ирка.

— А беременные на людей кидаются? — съязвила она.

— Некоторые да. У всех по-разному. Просто ты очень изменилась в последнее время, не знаю, что и подумать.

— Успокойся. Не беременная. Не с моим счастьем!

После того злосчастного аборта ей так и не удалось забеременеть. Валерка, правда, и не хотел детей. Но она-то хотела. И первые годы еще надеялась. Потом поняла: все, поезд ушел, не будет у нее детей. Может, потому и испортились отношения с мужем, что она не могла простить ему этого. Родители на внуках не настаивали, считали такие разговоры бестактными. Такая у них семья — им все неудобно. Была бы хоть она другой — плюнула бы на всех и вышла замуж за Романа. Но на кого плюнуть? На маму, сдувающую с нее пылинки, или на папу, который души в ней не чает? Да, родительская любовь — тоже крест.

Алешу мучила. Не любила, но и не отпускала. Искала в нем черты Романа. Без очков Алеша очень даже красивый. И сильный, хоть и худой. Но в его крепких объятиях Марина вспоминала, как Роман нес ее на руках через мост Лейтенанта Шмидта. Вспоминала — плакала. Алеша утешал, извинялся, думал — обидел чем-то. Марина стала иногда ночевать у Алеши. Первый раз получилось-то случайно. Как всегда, Рому вспомнила, наплакалась и уснула. А проснулась только утром. Алеша не разбудил. На полу спал, чтобы ее не тревожить. Думала-думала, что бы такое вечером родителям соврать, и — не смогла. Они тоже смолчали, хотя с ума, должно быть, сходили, не спали всю ночь, но посчитали неудобным взрослую дочь подвергать допросу. Через три дня папа наконец-то решился сказать: «Мариночка, ты звони нам, чтобы мы не волновались о тебе». Вот так деликатно. Звони, мол, сама знаешь в каких случаях. Она стала звонить. Бросит два слова: «Мама, у меня все хорошо, не волнуйся». И ни слова, где и с кем. Их воспитание. Ромка сказал бы: «Что ж вы такие зашуганные!» Или еще что-нибудь в этом роде! И был бы прав.

Марина часто разговаривала с ним и слышала его голос, смех, видела его глаза, руки. У него такие красивые кисти. Когда она еще не разглядела как следует его лица, она увидела, какие длинные и изящные у него пальцы. Тогда он ощупывал ей ногу, и она решила, что он врач. А он художник, из него получился бы прекрасный скульптор. Ей вспомнилось запрокинутое лицо женщины, ловящей ускользающую мечту. Это она. Женщина, пытающаяся поймать мечту.

От постоянных мыслей о нем можно было бы сойти с ума. Вот потому ей нужен был Алеша. Милый, славный Алеша! Заботливый, нежный, надежный. И родителям нравится. Скажи она хоть слово — завтра на ней женится. Но слово это говорить не хотелось.

Неугомонная Ирка притащила на работу тест на беременность. Положила коробочку перед ней.

— На, дарю!

— Зачем?

— Да у меня задержка была. Я вчера купила, хотела утром тест сделать, а ночью — началось. Мне теперь он ни к чему, а ты все же проверь. Говорила ведь — задержка.

— Ну и что? У меня бывает.

— Тебе что, трудно в баночку пописать?

— Нет, конечно. Только ни к чему все это. Мне в последний раз врач знаешь какой диагноз поставил? Бесплодие.

— Ой, да знаю я этих врачей! Моей подруге тоже так сказали. А через год она двойню родила! Так что не поленись.

Каково же было ее изумление, когда тест оказался положительным. Не совсем доверяя ему, она бросилась к своему врачу. Та подтвердила: беременность. Срок оказался приличным. С Питера.

Маринино поведение опять переменилось. Теперь она была такой, как прежде, — ровной и почти спокойной, но не унылой, а радостной. Все в ней ликовало и пело. Она носит их ребенка! Внутри у нее — маленький Рома! Вот она — их главная тайна белой ночи! Загадка питерских ночей! Она смогла обмануть судьбу, и не на три дня, на всю жизнь отхватить себе кусочек счастья. Она и надеяться не смела родить! И любви от жизни не ждала. А тут вдруг — такой подарок! Такой чудесный подарок. Что она там просила у лика Казанской Божьей Матери? Семьи. Детей. Счастья! И любви. Большой взаимной любви. Пусть ненадолго. Всего на три дня. Бедный Рома! Как несправедливо распорядилась судьба их любовью: у него остались только две фотографии, а у нее — целый мир!

Вот в чем высший смысл их встречи — в этой новой жизни. Не беда, что он не будет носить фамилию отца, эту фамилию она ни при каких обстоятельствах не даст ему, зато он будет живым напоминанием о Романе!

Она выйдет замуж. За Алешу. Он будет любить ее ребенка. Это будет их ребенок. Алеша будет хорошим мужем и хорошим отцом. Как ее папа. И он будет любить и оберегать ее так же, как папа любит и оберегает маму. А она будет, как мама, уважать и любить его за это всю свою жизнь.

Поначалу он не произвел на него никакого впечатления, этот остров. В первый же день он спустился по деревянной, в несколько длинных пролетов лестнице на пляж и увидел его в блеклой дымке раскаленного над сверкающим морем воздуха. Он читал о нем в книге о Египте, в рекламных буклетах в Интернете и специально выбрал отель с видом на остров Тиран. Он сам не смог бы сказать, почему его так тянуло к этому острову. Серая невыразительная громада в море никак не соответствовала его представлениям об острове, и он почувствовал себя разочарованным.

Наспех окунувшись в море с понтона, он решил, что нужно непременно купить в этот раз снаряжение для подводного плавания, и отправился в рыбный ресторан, находящийся на побережье. В отеле было несколько ресторанов: главный и самый большой — в центральном корпусе, рядом, на втором этаже — итальянский, и этот — самый, пожалуй, демократичный с виду — с массивными коваными столами и стульями, покрытыми мягкими бордовыми подушками, под неприхотливой деревянной крышей и с превосходным видом на море. Он быстро набрал себе полное блюдо всякой снеди и заказал бокал местного белого вина. Он не хотел есть, скорее оценить кухню: чем тут можно будет себя побаловать в течение этой до неприличия бездеятельной недели. Вино оказалось невкусным, слишком молодым, с неприятным лекарственным запахом.

Он уже отдыхал в Египте. Шесть лет назад, с женой. Тогда они еще любили друг друга и были бедны. На поездку откладывали целый год, еще и попросили в долг у тещи. Та поворчала, но дала. Тот отель был скромнее — четыре звезды, питание — завтрак и ужин, напитки — за отдельную плату. Они привезли с собой бутылку коньяка, вечерами выпивали по рюмочке и долго беседовали. Говорили и не могли наговориться. Неужели это было? Долгие разговоры, ночи любви, спокойная радость, оттого что она находится рядом, непреходящее удивление: что она в нем нашла? Куда все это делось за шесть лет? Что должно было произойти с ними, чтобы он с таким облегчением уехал подальше, сюда, к острову Тиран?

Он снова чуть пригубил вино, подержал во рту — нет, пить невозможно. Отодвинув бокал, он стал неторопливо есть, отмечая: рыба — вполне, картофель испортили лимонным соком, овощи съедобны. В этот раз он не взял выпечки, хотя очень ее любил, и так знает — сладкое в этих краях всегда отменное. Но малоактивный образ жизни — всегда за рулем, всегда за компьютером — стал сказываться на фигуре, и вот, в тридцать пять — расплывшаяся талия и намечающееся брюшко. Хорошо еще, что он достаточно высок — метр восемьдесят пять. При таком росте и широких плечах лишние килограммы не так заметны. Но все равно не дело. «Буду больше плавать», — решил он. Зря все же он согласился на All Inclusive — «Все включено». По опыту знает: жрут здесь все — и русские, и немцы, и итальянцы. Что это за человеческая порода такая? Умом понимаешь, а рука так и тянется за очередным куском. Поначалу еще себя сдерживаешь, но потом махнешь рукой: а ну его, сяду после поездки на диету. Взять его самого: только приехал, а уже желудок полон, сонливость накатывает и в голове ни одной мысли.