Террористка - Самоваров Александр - Страница 23

Он хотел было извиниться и положить трубку, но все-таки запинающимся голосом попросил позвать Олю.

— Олю! — голос на том конце связи вздрогнул. — Одну минуту. Вы только подождите, пожалуйста.

— Я слушаю, — раздался через минуту задыхающийся, но уже знакомый голос.

— Это я… Стас.

— Где ты? — приглушенно спросила женщина, но в голосе ее было столько тепла, что у Старкова перехватило дыхание. Он назвал адрес.

— Я буду через час.

Весь этот час он ходил быстрыми шагами по квартире.

Звонок в дверь. В дверях ослепительно красивая женщина с широко раскрытыми глазами. Чужая, пахнущая духами.

— Милый! — вздох перешел в стон и нежные руки сошлись на его затылке.

«Держись, комбат», — сказал он себе.

В эти последние муторные годы люди ни в чем так не нуждались, как в человеческом участии и любви. Но вот парадокс! Ни от чего они так не бежали, как от любви. Они гнали ее вон из своей души, ибо боялись. Все в этой жизни оказалось вдруг ложным и зыбким. Никому и ни в чем нельзя было довериться. И люди еще больше отравляли свою жизнь подозрениями и вынужденной отчужденностью. Только те, кто успел полюбить раньше, держались друг за друга. Только те, в ком бушевавшая чувственность подавляла все остальное, предпочитали заниматься любовью, с тем, чтобы, бросив одного партнера, тут же отыскать другого, такого же ненасытного самца или самку.

Любить по-настоящему могли только самые смелые, которые ничего не боялись. В уставшем, омертвевшем обществе вспыхивали никому не видимые костры.

У Старкова было мало женщин. После бурных влюбленностей первой молодости он относился к ним достаточно равнодушно. И женился он по расчету на молодой, здоровой девке, только потому, что хотел сына.

И тут… эти сияющие тихим светом глаза. Они лежали с Олей на чужой кровати, на чужих простынях, и он не мог поверить, что эта поразительно красивая женщина счастлива с ним. Чего он только не наслушался в свой адрес за эти сутки.

— Ты кто по знаку? — спросила Оля.

— По какому знаку?

— По знаку зодиака? — в который раз беспричинно рассмеялась она счастливым смехом. — Я шесть лет занималась дзюдо, — Оля блаженно откинулась на подушку, — счастливые времена. Я дошла до мастера спорта. В нашей школе мне равных не было. Нет ничего чудеснее, чем упоение собственной победой.

— Я думал, подобное свойственно только мужчинам.

— О нет! — Оля оперлась на локоть. — В женщине тоже живет жажда борьбы. Бабы эмоциональнее мужчин. Ты знаешь, как они визжат на ковре, когда побеждают, и как ревут, когда проигрывают? Мужики тоже бывают взрывные, но они чаще всего идут на ковер, как на работу, привыкают и к победам, и к поражениям.

Старков промолчал. Он уже, кажется, любил женщину, лежавшую рядом с ним, но еще не привык к ней. Это была первая их нормальная ночь, которую они провели в постели.

Он немного застенчиво ткнулся в душистую горячую шею женщины, и она с готовностью откликнулась, ласково обняла. Но убедившись, что он не намерен приступать к дальнейшим действиям, она быстро успокоилась.

— Слушай, — сказала она, — Стас — это ведь сокращенное от Станислава? Я не хочу называть тебя Стас. Я буду называть тебя Славой.

— Как хочешь, — ответил Старков.

Женщина, отдававшая ему всю себя, имела право называть его так, как хотела.

— Какой ты Стас, — поглаживая его по плечу, говорила Оля. — Я, когда слышу это имя, почему-то вспоминаю группу Стаса Намина. Стас — это что-то бледное и пижонское. Слава — гораздо лучше.

— Что-то такое гнусное, скользкое и ядовитое, — улыбнулся Старков.

— Скорпион?

— Да.

Брови Оли сдвинулись к переносице. Она не нахмурилась, скорее задумалась.

— Ты что? — коснулся он ее руки.

— Я Лев, — ответила женщина.

— Ну и что?

— Все сходится. У Львов и Скорпионов не может быть счастливого брака, а только короткая и испепеляющая страсть.

«Какой уж тут счастливый брак», — подумал Старков и промолчал.

— Я красивая?

— Очень.

— Я никогда так не радовалась от того, что я красивая.

— Почему?

— А пусть тебе завидуют. Пусть видят, что я принадлежу тебе.

Старков вздохнул.

— Не веришь мне?

— Верю.

— А почему вздыхаешь?

— Потому что верю.

— Не бойся, — она осторожно провела ладонью по его груди, и голос зазвучал встревоженно, — я не причиню тебе зла.

— У тебя интересное сложение, — перевел он разговор на другую тему, — ты очень плотная.

— А как тебя называла мама? — продолжала допрос женщина.

— Стасик.

— А твои другие женщины? Расскажи мне о них.

— Было бы о ком рассказывать, — лениво отозвался Старков, но по грозному молчанию своей подруги понял, что рассказать надо.

Она очень внимательно и внешне спокойно слушала его, глаза ее были прищурены особым образом. Только этот прищур и выдавал ее ревность.

— Это все? — спросила она без интонации, пресно.

— Почти.

— Жаль, — сказала Оля, — тебе не с кем меня сравнивать.

— Говорят, женщины не любят, когда их с кем-то сравнивают.

— Бог мой, кому это известно, что женщины любят и чего они не любят? Я бы хотела, чтобы у тебя до меня были самые красивые женщины и ты понял бы в этой постели сейчас, что я лучше всех.

— Я и так понимаю, что ты лучше всех, — сказал, улыбаясь, Старков.

— Говоришь, что понимаешь, а сам смеешься.

— Мне кажется, ты скандалишь, — заметил Старков, — у тебя забавно получается.

— Эгоист, — вздохнула Оля.

— Почему?

— Эгоист, и все тут.

Старков приготовился к ссоре. Однако Оля вовсе не ссорилась. Она общалась. Она чувствовала, что мужчине приятна ее замаскированная ревность, приятен ее интерес к его жизни и к самым мелким подробностям этой жизни.

Когда же они вышли прогуляться, то Оля уверенно, неожиданно сильным движением взяла мужчину под руку.

— Ты обращаешься со мной, как с собственностью.

— Именно так, — кивнула Оля, — тебе это неприятно?

Старкову было очень приятно. Рукой, плечом, бедром он касался красивой женщины и чувствовал ответные прикосновения.

Для всех посторонних — шла пара. Он — прямой и невысокий, она — с пружинистой походкой и царственной посадкой головы. Шли, и все. Никто не видел этой игры прикосновений. Да и кому какое дело было до этого?

— Я стала совсем другая за этот год, — сказала Оля, — я думала, что никогда в жизни не прощу своего отца, за то, что он бросил мать и меня. Но вот сейчас живу с ним и дружу с его любовницей. Все мои прежние рассуждения о жизни оказались детскими рассуждениями. Мне страшно, что я могла бы с ними прожить или просуществовать до конца дней своих. Живет же с подобными представлениями моя мама. Она очень смешная. Она мыслит как правильная девочка-отличница… в пятом классе. У нее все расставлено и разложено по полкам. Она, ни минуту не колеблясь, скажет, где добро и где зло. Отец для нее — зло, безусловное, достойное уничтожения, и даже не потому, что он нас оставил, а потому, что в обществе, в принципе, такие существовать не должны. Жизнь давно другая, люди изменились и отношения между ними иные, а мама по-прежнему знает, кто прав, а кто виноват. Но ты бы ей понравился, ты внушаешь доверие… Понравился, если бы раньше она не полюбила Сережу, — Оля поморщилась, вспомнив своего бывшего мужа.

Они сели на лавочку. Мимо них прошла пара, юноша и девушка. Юноша что-то рассказывал своей подруге, прыгал вокруг нее и гримасничал. Она смеялась, но не отталкивала его, когда он довольно грубо хватал ее за плечи или притягивал к себе за голову.

— Слава, — сказала Оля, с интересом проводив взглядом эту пару, — а ведь они тоже только после постели.

— Откуда ты знаешь?

— По ее глазам, по ее походке. У нее глаза — умиротворенно-торжествующие, потухшие. А он задорным петушком скачет возле своей девочки — горд собой.

— А я стар так скакать.

— Старик, старик, — потрепала его по седым волосам Оля, — ты тоже скакал, — добавила она немного насмешливо, — правда, этого никто не видел.