Террористка - Самоваров Александр - Страница 34

— Боже мой, — покачала головой Оля, — какой расточительный юноша.

— Сейчас одна роза стоит пять тысяч, — обидевшись за своего мальчика, сказала Клава.

Оля подавила желание рассмеяться.

— Слушай, а есть хотя какая-то закономерность, — спросила она, — в том, когда он ангел, а когда чертенок?

— Есть, — надула губы Клава.

— Ну?

— Сама знаешь!

Тут уже Оля не могла выдержать и рассмеялась. Вместе с ней, но не так весело засмеялась и Клава.

— О, подруга, — перестала смеяться Клава, — помнишь, я говорила, что у него руки женолюба. У него оказались просто волшебные руки. Я так жду встреч с ним.

Бабенки загрустили. Обе они ждали встреч.

Поужинали вдвоем. Дориан Иванович удалился в свою комнату, демонстративно не глядя на Клаву.

— Он хоть ест? — спросила Оля, кивнув в сторону отцовой комнаты.

— Только когда меня нет, — ответила Клава, — жалко мужика, мучается он.

Дориан Иванович действительно мучился, но вовсе не из-за того, что Клава предпочла ему молодого мальчика. Такое в его жизни происходило не впервые. Он мучился потому, что старость пришла к нему гораздо раньше, чем он ждал. Мучился потому, что внезапно понял, что любит свою единственную дочь и боится за нее. Ревнует ее. Сегодня ей звонил мужчина, но из ревности Дориан Иванович ничего не сказал об этом Оле.

Поужинав, Оля прилегла на диван, под лампу с желтым абажуром и стала читать «Страну негодяев» Есенина.

Откровенно признавался один из героев этой поэмы. Уборные с тех пор в России появились, но люди с подобным складом ума не успокоились.

Вкрадчиво прозвенел приглушенный телефонный звонок.

— Ты! Ты где? Там же? Я еду. Поздно? Чушь! Я еду!

Клава невольно слышала эти восклицания и произнесла почти с завистью:

— Похоже, моему Вадику далеко до твоего.

— Закрой за мной дверь, — сказала Оля.

Ей очень не хотелось возиться с ключами.

На улице она поймала машину. Оля была так возбуждена, что не сразу почувствовала угрозу во взгляде парня. Он раза два повернулся и в упор посмотрел на нее.

— Спешишь к мужику, — не спросил он, а сказал утвердительно. — А если не доедешь?

«Господи, — подумала Оля, — надо же в такой момент попасть в машину к психу».

Она закурила.

— Выбрось сигарету, — потребовал шофер, — терпеть не могу, когда бабы курят.

Оля сбила пепел с сигареты накрашенным мизинцем и аккуратно, почти ласково прижала горячий конец сигареты к шее парня.

Тот заорал от боли и неожиданности, машину бросило вбок. Парень нажал на тормоза и выехал на тротуар.

Оля сидела спокойно и не делала никаких попыток вылезти из машины. Парень же с гримасой боли осторожно ощупал шею, охнул и растерянно-зло посмотрел на Олю.

— Вылезай, — наконец, сказал он.

— Довезешь, как договорились!

У Оли не было никакого оружия. Она могла надеяться только на свою силу. Но это неожиданное и ничем не спровоцированное хамство так задело ее, вспыхнувшее бешенство заставило сделать глупость.

Рядом с ними притормозила машина ГАИ. Парень неохотно вылез на требование милиционеров. Пока один из них рассматривал его права, второй подошел к машине и в упор через стекло посмотрел на Олю. Она отвернулась.

Чертыхаясь, парень снова сел за руль.

— Я забыл, — спросил он тихо, — тебе куда?

Оля назвала соседнюю улицу. К дому, где снимал квартиру Слава, она подъезжать не хотела.

Доехали молча и без происшествий. Только однажды парень кивнул на боковое зеркало и сказал:

— Пасут нас гаишники.

— Значит, чутье у них на психов хорошее, — ответила Оля.

— От меня жена вчера ушла, — объяснил парень.

Оля промолчала.

— Тебе меня не жалко? — спросил парень, желая завязать знакомство.

— Таких, как ты, пол-Москвы, — равнодушно ответила Оля.

…Было уже часа три ночи. Оля почти спала, когда Слава сказал: «Какой же я старый».

Оля мгновенно проснулась. Ее изможденное удовлетворенное тело вовсе не говорило о том, что Слава стар. Оля об этом и сообщила своему другу.

— Мне кажется, что живу очень давно, — сказал Слава, — все прошлое в какой-то дымке, в тумане.

— Для любого человека его прошлое в тумане, даже для ребенка, — сказала Оля, — у меня есть двоюродный племянник, ему пять лет, он знаешь как говорит: «Когда мне было в старину три года…»

— Именно в старину.

— Брось, Слава, ты великолепный… — Оля прикоснулась губами к его шее примерно в том самим месте, где прожгла парню кожу сигаретой, — ты великолепный мальчик. Умный, честный…

Сильной рукой она властно притянула его голову к себе на грудь и провалилась в темноту сладкого сна.

Утром, пока Слава спал, Оля приготовила ему яичницу и сварила кофе.

А за окном шел снег — и это в конце сентября!

— Слава, вставай, — Оля нежно гладила его лицо, — посмотри, какое утро. Деревья в снегу. Вставай, милый. Ты же сказал, что у тебя времени всего до двенадцати дня. А потом опять пойдешь на «большую дорогу». Солнышко ты мое.

Оля засмеялась.

— Чему ты радуешься?

— Чему? Потом у нас будет зима, потом весна и лето. Поцелуй меня.

Лицо женщины неожиданно стало тревожным.

«Она подумала — а вдруг не будет!» — понял Станислав Юрьевич.

И губы у Оли были вздрагивающие, неуверенные…

— Я люблю лето, — сказал Станислав Юрьевич, — любой солдат любит лето. Помню, был курсантом, вот в такое же время, в сентябре марш-бросок совершали, в лесу ночевали… пришли к цели первыми. Командиру роты в подарок часы, а у нас у всех спины простуженные. Лето лучше.

— А Сухуми?

— Ну, там действительно кажется, что лучше зима.

Оля успокоилась. Прошла в ванную.

— Иди ко мне, — позвала она.

Контрастный душ возвращал свежесть. Кофе поднимал настроение. Но вот яичница…

— Слава, своди меня в ресторан. Ты же богач.

— Это не мои деньги, а народные, — сказал Станислав Юрьевич и сам не поверил в сказанное.

Деньги в самом деле были не его, но и не народные.

— Слава, и купи мне платье.

— Вот так запросы!

— Но мне нужно для работы.

Оля с увлечением стала рассказывать, как она вошла в доверие к Дубцову, как возле нее вертится Трубецкой. Но для того, чтобы удержаться на завоеванных позициях и продвинуться дальше, ей нужно выглядеть очень элегантной.

— Тебе в самом деле нравится заниматься всем этим…

— Шпионить? Очень нравится.

— Ладно! И в ресторан сходим, и платье тебе купим.

Вечером того же дня Станислав Юрьевич встретился с Гавриилом Федоровичем. Говорили о предстоящей операции, в которой примет участие и Рекунков.

— Уже торопятся лезть со своей помощью ребята, — усмехнулся Тимофеев, — большими деньгами пахнет. Но кстати, Дубцов пока не выполнил своего обещания, мы с вами, Станислав Юрьевич, не стали совладельцами сети банков и малых предприятий.

— Оля сказала, что помощник Дубцова, Трубецкой, очень хлопочет об аренде помещений в Москве и других городах, — заметил Старков.

— И каково Оле в логове врагов?

— Нравится. Говорит, что весело… работать.

— Вот что, Станислав Юрьевич, вы меня познакомьте с вашей дамой. Пусть и у нее будет прямой выход на меня. Мало ли что может случиться.

Рекунков очень тяжело переживал, что Дубцов почти в хамской форме напомнил ему об информаторе среди их людей. Валериан Сергеевич обычно занимался своими делами, а Рекунков своими. И никто из них не учил другого. И произошел неприятный разговор именно в тот момент, когда Рекунков почти был уверен в том, что вычислил чужака и, более того, понял, на кого тот работает.