Террористка - Самоваров Александр - Страница 45

Решил, что мало, принес из холодильника ледяную водку и кусок свежайшей бело-розовой ветчины.

Оля незаметно отставила свою рюмку в сторону и взяла более крохотную, Трубецкой все напитки пил из фужеров и хрустальных стаканов.

Наконец он наелся. Тихо играла музыка. Глаза Ники сузились, и он так посмотрел на Олю, что слов было не нужно.

— О! Неужели вы после подобного ужина способны любить?

Трубецкой уверенно кивнул головой и положил свою пухлую руку на плечо женщины. Оля не спеша, удобно захватила его ладонь и резко вывернула. Трубецкой дернулся от боли и завопил. Но Оля не намерена была останавливаться. Она дернула Нику к себе, вывернула руку в локтевом суставе и, свалив гурмана на пол, уселась сверху.

— Сдаюсь, — хрипел он.

Трубецкой оказался слабаком.

— Черт возьми, за что эта расправа? — хрипло дыша, спросил ошеломленный Трубецкой.

— Если бы я просто сказала, что вы мне не нужны, вы б мне поверили?

— Пожалуй, нет.

— А сейчас верите?

— Вполне. Мне здоровье дороже любой, даже самой красивой женщины.

— Вот как, а мне казалось, что вы на все пойдете ради женщин.

Трубецкой налил себе фужер водки и выпил его в два глотка. Медленно пьяневший, он сразу осоловел и начал рассказывать о своей жизни. Он всегда был трусом. Но в СССР и трусу можно было жить припеваючи. Он закончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. Через три-четыре года испек бы докторскую, и все! Он всю оставшуюся жизнь мог прожить комфортно. Жрать шашлыки и пить коньяк. Да тут грянула перестройка. И кандидатская, да и докторская степень стала путевкой в нищету. Нищим Трубецкой быть не хотел. И вот он стал тем, кем стал.

Ника в этом месте всхлипнул, от чего все его жирное тело заколыхалось.

— Вы чего-то боитесь?

— Всего, — едва прошелестели чувственные губы развратника. — Именно страх заставляет меня уходить каждый день в иллюзорную жизнь алкоголика. И именно страх я лечу женщинами.

Далее воротила русского бизнеса поведал, что сейчас в бизнесе, настоящем большом бизнесе остались или просто храбрые люди, или те, кто считает, что до них никто не достанет, или дураки. А дальше будет еще хуже! В бизнесе останутся одни ценители упоительной борьбы, балансировки на грани жизни и смерти. На каждого бизнесмена уже отлиты пули.

В конце довольно длиной тирады Ника припал липкими губами к Олиной руке и жалобно попросил:

— Пожалейте смертника.

Оля засмеялась, потом поднялась с кресла.

— Боже, какой у вас решительный вид, — промямлил Трубецкой, — надеюсь, вы не будете мне делать больно?

Оля опять рассмеялась и сказала ласково:

— Закройте за мной дверь. Не забудьте!

Беспокоилась она напрасно. Тяжелая металлическая дверь захлопнулась за ней тотчас же, как она переступила порог.

День прошел успешно. И, выносливая физически, Оля не заметила, как добралась до дома. Привычно подняла голову — окно в квартире отца светилось.

Она уже достала из сумочки ключи, чтобы открыть дверь, когда с верхнего пролета лестницы раздался спокойный голос:

— Не спешите, Оля.

К ней спускался полный, но сильного сложения мужчина в плаще. И было в его взгляде нечто такое, что заставило Олю сжаться, словно она ожидала нападения.

— Меня просил прийти к вам Станислав Юрьевич, — предупреждающе поднял руку мужчина, — меня зовут Гавриил Федорович. Мы большие приятели со Станиславом.

Он произнес «большие приятели» с особой интонацией.

— Я не верю вам, — сказала Оля.

Тимофеев одобрительно кивнул головой. Ему понравилось то, что девушка насторожилась, но не испугалась и требовала доказательств.

Гавриил Федорович предупредил Олю о том, чтобы она не ждала звонков от Станислава.

— Вам Дубцов сделал предложение стать его женой?

— Откуда вы знаете?

— Долго объяснять, да и не нужно. Просто у нас со Станиславом появилось подозрение, что люди Дубцова засекли… ваши свидания.

Коротко Тимофеев рассказал Оле, почему Дубцов сделал Оле предложение, при этом он не раскрывал, естественно, главного.

Женщина ненадолго задумалась и предложила погулять по улице. Но Тимофеев решил просто подняться пролетом выше, где он занимал раньше наблюдательную позицию.

— Но если он знает, что я знакома со Славой, то зачем ему предлагать мне выйти за него замуж?

— Это мы и хотим понять, — солгал Тимофеев.

Он был наверняка убежден, что ничего о знакомстве Станислава с Олей Дубцов не знает. Он еще раз проанализировал всю ситуацию и пришел к однозначному выводу — выбор пал на Олю случайно.

Но во-первых, ему нужно было сделать так, чтобы Станислав Юрьевич перестал встречаться с Олей, ибо именно сейчас была очень вероятна слежка и за квартирой, и за Олей.

От своего человека Тимофеев знал, что Дубцов перестал верить Рекункову. Но, может быть, это игра? Если так, то опытный лис Рекунков может подбросить сюрприз. Во-вторых, Тимофееву хотелось познакомиться с Олей. Он не терпел, когда в деле принимали участие люди, с которыми он не общался или не имел о них достоверной информации.

Оля удивила его. Она сразу же стала рассказывать о Трубецком. И хотя Тимофеев знал об этом парне, как ему казалось, все, он с удовольствием выслушал женщину. Оценки ее были точными, говорила она коротко и ясно.

— Если вам нужен свой человек в правлении, — закончила Оля, — вам не нужно ставить в известность Дубцова. Просто пришлите своих ребят на квартиру к Трубецкому, и тот на все согласится. Он патологический трус. Более того, он постоянно ждет от жизни больших неприятностей.

Гавриил Федорович взял себя за мочку уха и больно дернул за нее.

Оля настолько пламенно убеждала, что так будет лучше… Какая у нее корысть? Тимофеев прямо и спросил об этом.

Оля покраснела, повернулась к Тимофееву вполоборота и сказала, что даже фиктивно не хочет быть ничьей женой. Она добавила, что понимает, это глупо и можно посчитать за прихоть, но ей смертельно этого не хочется.

— Если человеку смертельно чего-то не хочется делать, то это уже не прихоть, — заметил Тимофеев. — Мы поступим так. Вы не говорите Дубцову ни да, ни нет, а мы за это время попробуем побеседовать с Трубецким. Если все будет нормально, то какой там брак… Пусть Дубцов ходит в холостяках.

Довольный знакомством с Олей и приятно удивленный (женщина показалась ему незаурядной), Тимофеев хотел уже откланяться, но Оля схватила его за руку и приложила пальчик к губам.

Он все понял, когда услышал шаги. К дверям подошли Клава и Вадик. Красивый мальчишка был без шапки и немножко выпивши. Он держал Клаву за руку, иногда поднося ее к губам.

— Хватит, Вадик, — зашипела Клава, — застукать же нас могут.

— Я не понимаю, — сказал с тихим отчаянием Вадик, — почему ты не хочешь переехать ко мне? Папан мне отказал двухкомнатную квартиру. Почему ты держишься за…

Клава закрыла ему рот рукой. Потом быстро поцеловала юношу, развернула его за плечи и толкнула легонько. Вадик покорно пошел с опущенной головой.

Дверь закрылась без звука: Клава прошмыгнула, как мышка.

Оля, закусив губу, смотрела на закрытую дверь.

— Вы узнали для себя что-то новое? — вежливо и равнодушно спросил Тимофеев.

— Представьте, я не догадывалась, какими коварными могут быть женщины… в личных отношениях.

— Не в личных тоже, — подтвердил Тимофеев.

«Она не желает стать подругой мальчика только потому, что ее привлекает отец, — думала Оля о Клаве, — но чем он ее может привлекать? Только деньгами. О лгунья! Она врала, что Вадик коварен и ей негде жить».

…Гавриил Федорович был очарован. Главное, о чем он думал по дороге домой, — незаурядность женщины. Оля была редким экземпляром. Тимофеев радовался радостью рыбака, вытащившего огромную царскую рыбу.

Рекунков ждал разговора с Дубцовым и боялся его. Ждал он добрых слов от Валериана Сергеевича, ждал, что тот обратится к нему за помощью.