В ногу! - Андерсон Шервуд - Страница 14

В уме мелькнула мысль, что, случись это теперь, его прогулка с бледной девушкой в тот воскресный день кончилась бы совсем иначе.

Парикмахер снова сел на скамью. Румянец исчез с его лица.

— Что касается меня, то я относительно недурно справился с этой проблемой. Но это потому, что я занят скрипками и не думаю о женщинах. За два года жизни в Чикаго я истратил на женщин одиннадцать долларов. Хотел бы я знать, сколько в среднем тратят на это другие? Как жаль, что не найдется человека, который опубликовал бы соответствующие данные. Это привело бы многих в ужас… Не иначе как каждый год на это выбрасываются миллионы. Я, видите ли, не особенно силен физически и к тому же целыми днями стою на ногах в парикмахерской. — Он посмотрел на Мак-Грегора и рассмеялся. — Черноглазая девушка в нашем коридоре на вас засматривается. Будьте осторожны и держитесь от нее подальше. Занимайтесь своими книгами. Вы не похожи на меня. Вы здоровый и сильный мужчина, и одиннадцати долларов на два года вам не хватит.

Мак-Грегор посмотрел на людей, двигавшихся к выходу из парка в наползавшей темноте. Его восхитило то, как мозг оказывается способным к подобной ясности мысли, а язык — к столь точному ее выражению. Желание Мак-Грегора провожать взглядом каждую проходящую мимо девицу исчезло. Его сильно заинтересовала точка зрения пожилого друга.

— А как же дети? — спросил он.

Фрэнк Тэрнер бочком сидел на скамейке.

При последнем вопросе в его глазах мелькнуло тревожное выражение.

— Я вам отвечу на это, — сказал он, — я ничего не хочу от вас скрывать.

Он придвинулся вплотную к Мак-Грегору и сказал, ударив кулаком правой руки о ладонь левой.

— Разве не все дети также мои дети?

Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. Когда Мак-Грегор хотел было заговорить, собеседник поднял руку, словно желая отогнать новую мысль или другой вопрос.

— Я вовсе не собираюсь юлить, — сказал он. — Я хочу выразить словами те мысли, которые изо дня в день копились в моем мозгу. Я никогда раньше не пытался выразить их вслух. Я знаю, что есть мужчины и женщины, которые посвящают всю свою жизнь детям. Это потому, что у них ничего не осталось от тех грез, которые они лелеяли когда-то, до брака. Со мной было то же самое. Я долго жил этим и продолжал бы и сейчас так жить, если бы моя страсть к скрипкам не повлияла на меня так сильно.

Он нетерпеливо поднял руку.

— Поймите, что я должен был сам себе дать ответ. С одной стороны, я не хотел быть негодяем и удирать от семьи. Но с другой — я не мог оставаться в прежнем положении. Я не был рожден для того, чтобы посвятить жизнь семье.

Некоторые люди рождаются, чтобы работать и заботиться о детях и жене, а другие в течение всей своей жизни лелеют какую-нибудь смутную мечту, вроде того, как я пытаюсь извлечь идеальный звук из скрипки. Если даже у них ничего не выходит, это не имеет значения, они все равно продолжают свое. Моя жена говорила, что мне это, в конце концов, надоест. Ни одна женщина не поверит, что мужчина может интересоваться чем-либо другим, кроме нее. И вот я доказал моей жене, что она ошибается.

Маленький парикмахер посмотрел Мак-Грегору в глаза.

— Вы считаете меня негодяем? — спросил он.

Мак-Грегор с серьезным видом ответил:

— Не знаю. Продолжайте, расскажите мне еще о детях.

— Как я вам говорил, дети — это последнее, за что остается уцепиться. Это действительно так. Раньше у нас была религия, но это было давно. Да и религия была весьма ветхая! А теперь мужчины стали думать о детях, я говорю об определенном типе мужчин — о тех, у кого есть работа, которая им по душе, — для них дети и работа — единственное, что имеет значение. Если у такого и есть какие-то чувства к женщине, то только к своей собственной, той, что живет с ним под одной крышей. Они хотят, чтобы она была лучше, чем они сами. Поэтому ту, другую страсть они приберегают для продажных женщин. Женщины много говорят о мужчинах, любящих детей, хотя большинству женщин до этого нет никакого дела. Это лишь уловка, чтобы требовать к себе уважения, которого они не заслуживают. Однажды, когда я впервые прибыл в этот город, я нанялся слугой в богатый дом. Я хотел временно скрыться, пока не отрастет борода. Туда приходили женщины, устраивали митинги и говорили о всяких реформах. Ба! Ведь вся их работа, все их планы сводятся к тому, чтобы добраться до мужчин. Всю свою жизнь они только и делают, что льстят нам, развлекают нас, заражают фальшивыми идеалами, притворяясь слабыми и робкими, между тем как на самом деле они очень сильны и решительны. Им незнакомо чувство жалости. Они ведут войну против нас, стремясь превратить нас в своих рабов. Вся их цель заключается в том, чтобы взять нас в плен и повести к себе в дом, подобно тому, как римские императоры вводили своих пленных в Рим. Вы посмотрите! — Тэрнер вскочил на ноги и потряс пальцем перед лицом Мак-Грегора. — Попробуйте только что-нибудь сделать! Попытайтесь быть искренним, откровенным и прямодушным с женщиной, с любимой женщиной, вот так, как вы говорили бы с мужчиной. Предоставьте ей жить своей жизнью и попросите ее дать вам жить своей. Хо-хо! Только попытайтесь, — она не позволит. Она скорее согласится умереть.

Он снова сел на скамью и угрюмо покачал головой.

— Боже, как бы мне хотелось уметь выразить то, что я думаю. Я знаю, что выражаюсь очень путано. О, как бы мне хотелось все вам рассказать! Я, видите ли, убежден, что взрослые обязаны делиться с детьми всем своим опытом. Довольно мы лгали им!

Мак-Грегор уставился в землю. Он был глубоко тронут и потрясен. До этого времени только ненависть так сильно захватывала его.

Две женщины прошли мимо них по дорожке, остановились возле дерева и оглянулись. Парикмахер улыбнулся и приподнял шляпу. Когда женщины улыбнулись ему в ответ, он встал и направился к ним.

— Идемте со мной, мой мальчик, — шепнул он Мак-Грегору. — Давайте заполучим их.

Когда Мак-Грегор поднял глаза, он увидел сценку, которая вывела его из себя. Парикмахер, держа шляпу в руке, что-то говорил и улыбался. Вид женщин, поджидавших под деревом с выражением невинности на лице, привел Мак-Грегора в слепую ярость. Он бросился вперед и, схватив Тэрнера за плечо, повернул его кругом и швырнул наземь. Тот упал на колени, ладонями в землю.

— Убирайтесь прочь отсюда, самки! — рявкнул Мак-Грегор, и обе женщины в ужасе убежали.

Парикмахер сел на скамью, потирая руки, чтобы счистить приставший к ним песок.

— Что такое с вами стряслось? — спросил он, глядя на Мак-Грегора.

Последний колебался. Он не знал, как ему выразить то, что с ним творится.

— Всему свое время, — сказал он наконец. — Я хотел продолжить наш разговор.

В темном парке зажглись огни. На скамье сидели два человека, погруженные в глубокое молчание.

— Я собираюсь сегодня вечером вынуть кое-что из моих станков, — сказал парикмахер и взглянул на часы. Они встали и направились к выходу.

— Послушайте, — сказал Мак-Грегор, — я вовсе не хотел вас обидеть. Но те две женщины помешали нам, и это привело меня в бешенство.

— Женщины всегда мешают, — сказал парикмахер. — Они черт знает что делают с мужчинами. — Его мысль побежала дальше, играя со старой как мир проблемой взаимоотношений полов. — Если многие женщины сдаются в борьбе с нами, становятся нашими рабынями и за деньги служат нашим страстям, то неужели стоит поднимать из-за этого шум? Пусть они тоже, как и мужчины испокон веков, несмотря на многочисленные поражения, помогают решить проблему.

Парикмахер остановился на перекрестке, чтобы закурить трубку.

— Женщины могут все изменить, если только пожелают, — сказал он, стоя с горящей спичкой в руке и глядя на Мак-Грегора. — Они могут добиться материнских пособий, возможности решить все свои проблемы и вообще всего, чего только захотят. Они имеют полную возможность стать наравне с мужчинами. Но они вовсе не желают этого. Они пользуются своей наружностью и своим телом, чтобы превратить нас в рабов, они считают выгодным для себя продолжать вечную, изнурительную борьбу.