На далеких рубежах - Гребенюк Иван - Страница 94

За выступом горы русло реки сворачивало влево, описывая полудугу. Берег на этом участке пути был завален буреломом, и Телюков с трудом перебрался на противоположную сторону. Через некоторое время перед ним открылась глубокая долина. Очевидно, летом река разливалась здесь отдельными широкими рукавами: под снегом отчетливо проступали отмели, и всюду валялись камни, принесенные водою с гор.

Можно было предположить, что здесь горы и тайга уже кончаются и впереди лежит снежная равнина. Именно такой равниной значилась на карте зона вынужденного катапультирования. Но нет! Снова проступили смутные очертания горы, покрытые тайгой. Грозным чудищем надвигалась она на долину, сжимала ее, суживала, направляя реку в тесное ущелье.

Опасаясь провалиться глубоко в снег, Телюков, добравшись до подножия горы, стал карабкаться между каменных глыб, хватаясь руками за колючие кустарники. Тут он окончательно выбился из сил и сказал себе: «Хватит».

Прежде чем связать веревку и взобраться на какое-нибудь дерево, надо было снова подкрепиться. Он сел на каменную глыбу, глотнул спирту и закусил сухарем с салом. Спирт придал ему бодрости, и летчик готов был снова отправиться в путь в поисках более удобного места для ночлега, как вдруг он уловил запах дыма. Да, сомнений не было: что-то горело. Пахло тлеющей хвоей. Еще раз потянул носом воздух — значит поблизости либо село, либо охотничья хижина.

— Ну и везет же тебе, Филипп Кондратьевич! — обрадовался Телюков. — Этак, пожалуй, и на Марсе встретишь человека!

Запах дыма вывел его на берег реки. На противоположной ее стороне, между деревьев, теплился огонек: светилось окошко величиной с индикатор радиолокационного прицела. В густых, почти непроницаемых сумерках едва улавливались очертания избушки, сложенной из бревен.

За время пребывания на аэродроме Холодный Перевал летчик наслушался множества рассказов и поверий о здешних охотниках, о неписаных законах тайги. Каждый, кто попадет в хижину, — гласил этот закон, — найдет в ней оставленные предыдущими постояльцами спички, соль, а то и запасы продовольствия. Все — для человека! И ни разу никто из летчиков не слышал, чтобы один охотник убил или ограбил другого. Такое в тайге вообще не случается.

Вот и сейчас, увидев охотничью хижину, Телюков смело, без всяких опасений направился к ней, рассчитывая встретить там гостеприимство и уют, о котором только можно мечтать в столь глухих и отдаленных местах. Подойдя к хижине, он заметил, что снег возле двери утоптан. Тут же валялись заготовленные сухие еловые дрова. Прислоненные к стене стояли две пары широких самодельных лыж.

Телюков уже занес было руку, чтобы постучать в дверь, как вдруг вспомнил о таинственном радиопередатчике в горах. Ведь мог же радист укрываться в этой хижине! И сразу встал вопрос: кто он, этот человек? На самом ли деле охотник?

Эта внезапно пришедшая в голову мысль вынудила летчика действовать очень осторожно. Отойдя от двери, он приблизился к окошку, смахнул с него рукавом снег и заглянул в хижину. Двое мужчин, орудуя ножами, свежевали козу, подвешенную к потолку за задние ноги. Один из них, с черной повязкой на глазу, ловко орудовал ножом. Другой — старик с широкой курчавой бородой, косая сажень в плечах — помогал ему. Посади таких на старинную шхуну — и можешь снимать кинофильм о пиратах. Посреди хижины горел огонек и на таганке висело закопченное ведро. У стены стояли ружья, а на полу валялись свертки и какие-то железные прутья, должно быть капканы.

Телюков знал, что охота на коз уже была запрещена. «Браконьеры», — подумал он. Но в своем положении рад был и браконьерам.

— Эй, люди добрые, отворите! — постучал он в дверь.

В хижине тотчас же погас свет. За дверью что-то звякнуло. Долетел приглушенный говор.

«Вот так нагнал на браконьеров страху», — усмехнулся Телюков. Подождав, он снова стукнул ногой в дверь:

— Отворите, храбрецы, я не инспектор, не бойтесь.

Молчание.

— Да что ж это такое? Не для вас, что ли, писаны законы тайги? — возмутился Телюков.

— А ты кто такой будешь, человек? — послышалось наконец из хижины.

— Свой!

— Свои и коней уводят. Говори толком, откуда?

— С неба. Летчик я.

Загремели запоры. Дверь отворилась. Из хижины потянуло теплым духом.

— Входи.

Переступив порог, Телюков заметил в руке одноглазого нож.

— Брось-ка ты эту игрушку, добрый человек, а то как бы мне не испугаться да не выбить тебе невзначай второй глаз…

Браконьер, увидя в руках незнакомого пистолет, отступил и отбросил нож куда-то в угол.

— И каганец заодно присветите, поглядим друг на друга, познакомимся!

Одноглазый покорно поднес к огню консервную банку с жидким смальцем, маленький фитилек слабо осветил дымную хижину.

— Ну, теперь здравствуйте, добрые люди! — сказал Телюков и сунул пистолет за пазуху. Летчик уже успел окинуть зорким взглядом руки незнакомцев. Грубые, грязные, шершавые. Вряд ли такие руки имели касательство к радиотелеграфному ключу… Несомненно, перед ним стояли обычные браконьеры, к тому же трусливые, как зайцы. Только теперь он заметил, что козу и ведро они куда-то запрятали.

— Постреливаем, значит, козочек?

— А тебе что за печаль? — буркнул браконьер, сверкнув единственным глазом.

— Да ничего, конечно, ты не сердись, человек добрый. Я ведь не инспектор. Летчик я, разве не видишь? Выбросился на парашюте, вот и блуждаю… С помощью аллаха набрел на вашу хижину. Грешными делами занимаетесь, а оконце не занавесили. Поглядел — светится. Ну и залетел на огонек.

— Тогда будь гостем, — уже доброжелательно произнес одноглазый.

— Спасибо. — И Телюков протянул руку.

Поздоровавшись с одноглазым, он повернулся к старику, который, насупившись, сидел в углу, по-казахски скрестив перед собой ноги.

— Здравствуйте!

Старик не пошевельнулся.

— Глуховат он, — пояснил одноглазый и громко крикнул: — Вставай, Самсоныч, приготовь гостю поесть.

Старик, привыкший, очевидно, к беспрекословному повиновению, разгреб под собой сухую листву, поднял деревянную крышку и, склонившись над ямой, достал оттуда сперва ведро, а затем и козу.

— Наивные вы люди, как я погляжу, — заметил Телюков. — Ну и тайник у вас! Есть такая птица — страус: голову зарыл в песок, а спина сверху. И вы так же! Да если бы в самом деле наскочили на вас инспектора, то они все углы обшарили б…

— Про погреб никому невдомек. Мы его недавно вырыли.

— Невдо-о-мек! — насмешливо протянул Телюков. — А скажите, разве так уж часто наведываются сюда инспектора?

— Бывает, что и часто.

— А сколько отсюда до ближайшего села?

— До Коряковки-то?

— Пусть до Коряковки.

— Верстов пятьдесят, коли напрямик.

— Ого!

Телюков вынул из-за пазухи карту-двухкилометровку и подошел поближе к свету. Одноглазый подбросил в костер дров, а бородач подвесил на таганок ведро. Потом браконьеры взялись за козу. Дрова дымили, в хижине стояли чад и смрад, нечем было дышать. Телюков немного приотворил дверь.

— Не могу! — он закашлялся, вытирая рукавом глаза. — Слезу вышибает…

Браконьеры молча возились возле козы. Им, как видно, едкий дым не мешал, привыкли. Все больше и больше напоминали они Телюкову пиратов из приключенческих повестей девятнадцатого века.

Ободрав наконец козу, одноглазый вынес ее из хижины и, вернувшись, попробовал ножом мясо, варившееся в ведре.

— Готово, давай, — кивнул он старику. — Присаживайся, летчик. — И, помолчав, спросил: — Так говоришь, с самолета выпрыгнул?

— Выпрыгнул.

— Мотор отказал?

— Да, — уклончиво ответил Телюков.

Бородач тут же, у огня, слил из ведра жижу и тем же ножом, которым только что потрошил козу, начал вынимать и разрезать куски мяса. Суровый внешне, он, видимо, был добродушным, старался угодить обоим — и одноглазому, и гостю. Покопавшись где-то в углу, он достал мешочек с солью и полбуханки черного хлеба. В его небольших глубоко сидящих под клокастыми бровями глазах таилась какая-то безысходная тоска.