Повесть о таежном следопыте - Малышев Алексей Александрович - Страница 39

Капланов, давая задание наблюдателям, напоминал: охранять природу — значит охранять Родину. Эти слова были полны большого смысла.

В начале мая Капланов, хотя и плохо себя чувствовал, вышел в тайгу. Он должен был выдать зарплату рабочим в долине Сесюги, где шла работа в подсобном хозяйстве, а по пути, недалеко от деревни Кедровая Падь, хотел зайти на солонцы, проверить, нет ли там браконьеров.

— Продуктов мне понадобится дней на десять, — уходя, сказал он жене, — скоро поедет Ощепков, с ним тогда подошли. Придется в тайге задержаться. Опять Зуйковы балуют. Надо отучить их хозяйничать в тайге.

— Будь осторожен, — попросила Лида, — зачем ты по тайге один ходишь?

— Тайга мне — родной дом, — усмехнулся он, — в тайге мне ничто не страшно.

Через два дня вслед за Каплановым выехал с продуктами наблюдатель Ощепков. Однако директора на Сесюге все еще не было. Ощепков вернулся домой. В заповеднике стали опасаться, что Капланов заболел и без продуктов мог в тайге погибнуть.

Лида с Ощепковым и еще одним наблюдателем вышли в тайгу на поиски.

В Кедровой Пади выяснилось, что его видели несколько дней назад жители деревни, где находилась партия топографов.

Топографы рассказали, что в то утро на склоне сопки закричал козел, и двое работников экспедиции, надеясь, что им удастся козла подстрелить, пошли в тайгу. По пути в гору им кто-то свистнул. Они сперва испугались, потом узнали: это был Капланов. Он угостил их рыбой и черемшой и, выяснив, что они хотели убить козла, объяснил, что этого делать нельзя, — попросил вернуться домой, в деревню. К слову добавил, что сам он распадком пойдет в долину Сесюги — она лежала недалеко за хребтом.

Топографы отправились обратно и вскоре увидели бегущих по лесу двух лаек, которые, как они знали, принадлежали Зуйковым.

А еще через некоторое время они услышали донесшиеся из распадка четыре выстрела…

Лида и наблюдатели обнаружили отпечатки ботинок Капланова на тропе к солонцам. Потом он, видимо, свернул куда-то в сторону, и след его исчез.

Искали Капланова целую неделю. Люди обшарили распадок вдоль и поперек, без отдыха и сна день за днем кружили по тайге. Они были обвешаны клещами, начали голодать.

Наблюдатели уговорили Лиду вернуться. Возвратившись в бухту Судзухэ, она той же ночью верхом на лошади уехала в районное село. На другой день поиски в тайге возобновила милиция.

Тело Капланова было найдено только через две недели в распадке под двумя срубленными березами. Ими завалили его для того, чтобы скрыть следы преступления.

В те майские дни тайга цвела. Вишня, черешня, груша, яблоня, черемуха, жимолость, бузина — все вокруг стояло в белом, розовом весеннем убранстве. Самки пятнистых оленей, изюбров, косуль, горалов готовились к отелам. Птицы гнездились и высиживали птенцов. В природе с каждым днем рождалось что-то новое. И только человек, который страстно боролся за ее сохранение, был мертв.

Следствие выяснило, что Капланов, идя по распадку, встретил на сиверах младшего Зуйкова. Браконьер, убив накануне гималайского медведя, перепрятывал мясо.

Зуйков увидел Капланова первым. Он выстрелил Капланову в спину, а когда тот обернулся — в лицо. Потом, чтоб уж наверняка, выпустил в него еще две пули.

Следствие тянулось долго, будто его кто-то намеренно запутывал. Лида получала анонимные письма, — ей угрожали, требовали, чтобы она немедленно уехала.

По настоянию московских ученых, в Судзухэ прибыл следователь по особо важным делам. Картина преступления была им полностью выявлена, убийца понес заслуженное наказание.

Капланова похоронили в бухте Валентин на берегу моря.

Через год после смерти Капланова погиб на фронте и его друг Юрий Салмин. Оба они отдали жизнь за Родину.

С тех пор минуло много лет.

Новые исследователи тайги шли по тропам Арсеньева и Капланова. Далеко вперед продвинулось дело изучения и охраны природы Дальнего Востока.

Уссурийский тигр теперь встречается и на Шаньдуйских озерах, где вел свои исследования Капланов, и в Судзухинском заповеднике, где погиб ученый, и во многих других местах Приморья.

Число тигров за последние двадцать лет примерно удвоилось. Они всюду здесь взяты под строгую охрану государства. Сбылось то, чего так страстно добивался Капланов: отстрел и отлов тигров запрещены до тех пор, пока не восстановится их поголовье. А это было его мечтой.

Под охраной человека успешно размножаются в дальневосточной тайге соболь, изюбр, пятнистый олень, лось, кабарга, горал и многие другие звери.

Зарастают гари на сопках, новые могучие леса поднимаются на месте бывших пожарищ, которые когда-то, по словам Арсеньева, занимали здесь четвертую часть тайги.

А в тайге все еще стоят полуразрушенные «каплановские» избушки, где проводил свои исследования ученый. Местные жители помнят Льва Георгиевича: на его могиле в бухте Валентин всегда лежат свежие таежные цветы.

Имя Капланова вошло в историю научных исследований Дальнего Востока и в нашу отечественную зоологию. Его научный подвиг, проявленное им необычайное мужество и самоотверженность останутся навсегда ярким примером высокого служения энтузиаста-ученого своей Родине.

Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы в нашей стране и от изучения животного мира. Этот скромный и молчаливый человек, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге и уж совсем не искавший популярности, оставил заметный след в истории нашей зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. В истории же охраны природы он был одной из ярких фигур.

После трагической гибели Л. Г. Капланова в возрасте всего тридцати двух лет, личность его приобрела, я бы сказал, символическое значение. Его имя олицетворяет принципиальность и мужество борца за сохранение богатств и красот родной природы для будущих поколений.

Как ученый Л. Г. Капланов был ярко самобытен. Его путь в науку и путь в науке были во многом необычны. Он был зоологом по самой своей природе и никем другим быть не мог. Этому содействовала не только обстановка в семье, в которой он рос, но и годы, проведенные в кружке юных биологов Московского зоопарка (кюбз). Он был одним из самых видных кюбзовцев, а впоследствии, по общему признанию, одним из наиболее выдающихся питомцев этого своеобразного учреждения.

Кюбз был организован при Московском зоопарке в начале 20-х годов по инициативе тогдашнего директора зоопарка выдающегося биолога профессора Московского университета М. М. Завадовского. Кружок (или клуб) объединял несколько десятков мальчиков и девочек, в большинстве страстных любителей животных и живой природы. Все свободное время они пропадали в зоопарке у клеток, возясь с животными, выкармливая молодняк, ведя несложные наблюдения, записи и т. п. С таким же энтузиазмом они проводили дни в подмосковных лесах, стараясь вникнуть в жизнь живой природы.

В этом замечательном детском и юношеском коллективе скоро сложились свои традиции, свои обычаи и манеры. Тот дух любви к природе, энтузиазма, пытливости, преданности делу и товарищества, который царил и культивировался в кюбзе, был превосходен.

Своеобразным вождем кюбзовцев был профессор П. А. Мантейфель, в свое время приобретший известность именно на этом поприще. Почвовед по образованию, он по призванию оказался зоологом. Своеобразен он и как ученый, и как педагог, и как воспитатель молодежи. Необычен был даже его внешний облик. В нем он, в частности, старательно подчеркивал все то, что делало его непохожим на «классический» образ «профессора», и это многим импонировало. Все кюбзовцы горячо его любили, и «дядя Петя» пользовался у них непререкаемым авторитетом. Впоследствии, когда П. А. Мантейфель покинул Московский зоопарк и кюбз, он пользовался такой же популярностью у студентов-охотоведов и звероводов Балашихинского института. Большую роль в воспитании кюбзовцев сыграл чудаковатый и обаятельный, бесконечно скромный и добродушный В. В. Карпов. Из кюбза, после дальнейшей учебы, выходили настоящие ученые. Некоторые работают и сейчас и сделали много интересного и нужного.