Красный рыцарь - Кэмерон Майлз - Страница 77

Боглин метнул свое оружие.

Сэр Гэвин разрубил древко копья прямо в воздухе.

Упустив добычу, тварь издала пронзительный, полный ярости вопль, а паренек ювелира успел разрядить в нее арбалет. Щелкнул спусковой механизм, болт вылетел, с чавкающим глухим звуком вонзился в боглина и прошел насквозь. Брызнула кровь, и боглин кулем повалился на росшие вокруг цветы. Глотая беззубым ртом воздух, он походил на выброшенную на берег форель, потом его глаза закатились, и он сдох…

— У них всегда при себе золото, — шагнув вперед, сказал парнишка ювелира.

— Назад, юный мастер, и перезаряди свою штуковину.

Гэвин удивился собственному голосу — спокойному властному. Полному жизненных сил.

Парень поступил, как велели.

Пристально осматривая ближайшие деревья, Гэвин медленно стал понуждать Архангела пятиться.

— Несись к фургонам, приятель. Поднимай тревогу.

И тогда все пришло в движение, роща ощетинилась многочисленными наконечниками копий, повсюду мелькал мерзкий, напоминавший хитиновую спинку тараканов цвет. Парнишка развернулся и побежал.

Гэвин со звоном опустил забрало.

Он не был облачен в полный комплект доспехов. Большая их часть осталась в фургоне ювелира: завернутые в смазанную жиром грубую мешковину, они лежали в двух плетенных из ивовых прутьев корзинах. Он берег доспехи, поскольку у него не имелось оруженосцев, которые бы следили за ними. Носить их кое–что да значило.

Посему у него были лишь перепачканный жупон, сапоги, прекрасные латные рукавицы, бацинет и боевой конь — он стоил трех полных повозок отменной шерсти, которые рыцарь взялся охранять. Попеременно натягивая поводья, он пытался заставить Архангела пятиться быстрее, но животное отступало неспешно.

Из–за деревьев, описывая высокую дугу, вылетело первое копье. Правую руку, сжимавшую меч, он прижал к левому бедру; позиция, которой обучил отцовский учитель фехтования. Гэвин будто слышал его голос: «Руби поверху, осторожно! Только не по собственной лошади, болван!»

И он рубанул поверху, перебив древко оружия и прервав его полет.

Позади надрывался в крике паренек:

— К оружию! К оружию!

Гэвин рискнул и обернулся, чтобы взглянуть на караван. Сквозь отверстия забрала сложно что–либо увидеть, особенно на большом расстоянии, но ему показалось, что он разглядел, как Старый Боб рассредоточивает людей, прикрывая все направления.

Множество копий полетели в него, и рыцарь принялся рубить вверх, вниз и снова вверх, не размышляя. Все же одно ударило в голову и, звякнув, отскочило от шлема. Гэвин почувствовал запах собственной крови.

Он постарался развернуть коня. Поскольку все враги метнули копья, у него появилась возможность осуществить этот маневр и убраться восвояси.

Двое боглинов бросились за ним. Передвигались они быстро, похоже на насекомых — низко припадали к земле и тем самым представляли опасность для ног лошади. Архангел встал на дыбы и нанес мощный удар передними копытами.

Гэвин молниеносно перехватил рукоять таким образом, что удерживал меч лишь за дискообразное навершие, и с размаху рубанул вниз с отводом назад.

Боглин, которого ударил Архангел, треснул, словно переспевшая дыня, его грудная клетка провалилась, в разные стороны брызнул ихор. Противник Гэвина пронзительно закричал, когда холодная сталь погрузилась в тело: для боглинов железо — яд. Существо испустило полный ненависти предсмертный вопль, его тщедушная душонка отделилась от тела — словно пронеслось темное облачко и развеялось от первого же порыва легкого ветерка.

И тогда они оторвались от преследователей: огромный конь с легкостью мчался галопом по полю. Правда, рыцарь дышал с трудом. Казалось, воздух не проникал сквозь забрало, грудь сжимало все сильнее.

Пока он несся через поле, заметил и другие скопления тварей — четыре или пять групп, разбросанные среди цветов, подобно заплатам на красивом платье. Сердце наполнилось страстным желанием совершить великий подвиг, даже возможная гибель не пугала его.

«Я — рыцарь», — подумал он решительно.

Обретя новую цель, Гэвин приподнялся в седле, крепко сжимая длинный острый меч. Развернул Архангела и направил его на боглинов. А когда клинок под лучами солнца засиял, подобно факелу, и у него в душе снова вспыхнуло нечто давно погасшее, он ощутил что–то вроде божественного прикосновения и отсалютовал, словно собирался участвовать в рыцарском поединке. «Благословенный святой Георгий, — взмолился он, — позволь мне умереть так, как я когда–то желал жить». Рыцарь слегка натянул поводья Архангела — нежное понуждение, а не грубый рывок, и огромный конь, стуча копытами, рванул вперед. Боглины бросились врассыпную. Их копья пролетели мимо, когда же он оказался рядом, то проскакал между тварями, коленями повернул коня и по длинной дуге направил вдогонку своре, несшейся сломя голову к деревьям. Из лесной чащи раздался крик — скорее вой, от которого кровь стыла в жилах. А через пару ударов сердца из–за стволов показалось чудовище и преградило им путь. Архангел не спасовал: когда Гэвин пригнулся, тот резво крутанулся вокруг себя. В предвкушении боя конь и рыцарь будто слились в единое целое, и огромный противник, от которого исходил запах паленых волос, мыла и пепла, проскочил мимо. Его когтистая рука, словно лапа разъяренного кота, потянулась было вперед, пытаясь вцепиться в шею Архангела, но животное ответило стремительно: подкованная сталью передняя нога с убийственной точностью лягнула по вытянутой конечности.

Тварь взвыла, левая рука бессильно повисла со сломанными костями. Враг приподнялся на задние ноги, вскинул правую руку, и из растопыренных когтей взметнулось пламя — пучок огня, нацеленный в рыцаря, туда, где кольчужная бармица была накинута на стеганый жупон. Но Гэвин пригнул голову и скорее инстинктивно, нежели благодаря многолетним тренировкам, подставил тулью шлема под пламя. Он ощутил невыносимую боль в левом глазу, а в левое плечо будто нож всадили. Не успевая сориентироваться, Гэвин вслепую рубанул мечом.

Удар вышел недостаточно сильным, да и направлен был наобум — острие меча даже не поранило тело чудовища, но вся тяжесть клинка пришлась по надбровной дуге, и существо пошатнулось.

Архангел отшвырнул тварь в сторону. Гэвин едва не вылетел из седла, ударившись спиной и крестцом о высокую спинку, и тут конь, решив за себя и седока, рванулся прямо к врагу, врезавшись в него на полном ходу. Чудовище окончательно потеряло равновесие, а Архангел нанес еще два удара подкованными сталью передними копытами, отчего тварь шлепнулась на четвереньки и из–за сломанной конечности взревела от боли.

Боглины высыпали на поле и принялись бросать в рыцаря копья с каменными наконечниками. Некоторые достигали цели. Стеганый жупон из оленьей шкуры и намокшая от пота набивка из овечьей шерсти смягчали удары, но все же одно копье проткнуло одежду и вонзилось в тело. Гэвин тронул шпорами бока Архангела, огромный конь понесся вперед, и они вырвались из окружения.

Рыцарь пустил коня по широкой дуге. Левым глазом он не видел, а боль в боку была настолько сильной, что он предпочел не обращать на нее внимания… Как и на все остальное. «Я убью его, — подумал он. — Они отвезут голову в Харндон и покажут королю, и я буду прощен».

Он повернул Архангела. Конь получил два ранения от копий. Но, как и всадник, он был обучен превозмогать боль. Гэвин поскакал к своей добыче, готовый на все, лишь бы ее добить.

Чудовище убегало, низко припав к земле и опираясь лишь на три конечности. Дюжина боглинов плотным кольцом окружила его, и они скрылись среди деревьев.

Гэвин натянул поводья, удивляясь самому себе. За теми деревьями его поджидала смерть. Сражаться на открытом освещенном пространстве — это одно, и совсем другое — следовать за Дикими, подстерегавшими в лесной чаще, и умереть там одному, ни за что. Он сдержал Архангела и посмотрел на истерзанные трупы боглинов. Его взор затуманился — он почувствовал солоноватый привкус во рту, и медный, и…